- Мне страшно, мне страшно, мне страшно, - пищит всем нам уже порядком надоевшая тринадцатилетняя Катя. Она сидит на груде кирпичей, закрыв ручками лицо и издавая приглушённые стоны. Пытаюсь её утешить.
- Не плачь, маленькая, - приобнимаю, но она отстраняется.
- Я хочу к маме, - сквозь слёзы заявила она. - Где моя мама?
Мне вспоминается гора трупов на лугу. Интуиция подсказывает мне, что мама девочки сейчас лежит там же, смотря пустыми глазами в небо.
- Думаю, скоро она вернётся, - самым бодрым голосом, на который способна, говорю я.
Но, конечно же, кроме восьми человек, сидящих в этом тёмном пыльном подвале одного из домов, вряд ли кто-то успел спастись.
Мы даже не поняли, что произошло.
Когда по селу пронёсся отчаянно вопящий Антон, орущий, что уезжает из деревни, нашей реакцией, соответственно, был громкий смех. Мы с Леркой и Олей сидели на скамейке и смотрели, как пьяный Иваныч пытается подковать козла и получает копытом в лоб. И вроде бы заряд позитива нам был обеспечен на целый день. Но это только так казалось.
Когда начало темнеть, мы увидели два силуэта, идущих откуда-то из видневшегося вдали леса. Один из них шёл, слегка пошатываясь, но уверенно. Второй же всё держался позади, а иногда вообще удивлял нас, вставая на четвереньки. Кто бы это мог быть?
Силуэты приближались, очертания одного из них уже приобрели знакомый облик... Что Лёха делал там в лесу? И кто это с ним?
В моей голове вспыхнула история, рассказанная Лёхой и Антоном у костра. Девушка, что шла вслед за Лёхой, очень походила на ту самую... Милашку? Малышку? Как там её звали?
А, ну всё ясно. Парни решили нас напугать и привели к нам якобы оживший кошмар. Это всё объясняло - и крики Антона, и эту странную бледность на лице Лёхи.
Стоя в метрах десяти от нас, они начали о чём-то вполголоса совещаться, при этом Лёха говорил больше и шёпотом, а девушка только кивала и бубнила отдельные слова.
Наконец, Лёха попросил свою спутницу подождать с минутку и подошёл к нам. Меня немного удивило холодное выражение его лица - обычно он выглядел стеснительным и скромным. Сейчас в его глазах застыла мрачная решительность.
- Малышка голодна, - пробурчал он. Мы в непонимании переглянулись - чего он к нам пристал со своей Малышкой?
- И что? - спросила Лерка.
Мы втроём сидели и смотрели на него, как он поднимает топор Иваныча и оценивающим взглядом глядит на нас! Но мы и тут не поняли, что попали в переплёт, а продолжали глупо хихикать и думать, что он нас разыгрывает.
Лёха занёс топор над головой, приглядываясь ко мне. Я пыталась найти в его лице хоть какой-то намёк на шутку, но уже начала беспокоиться. Думаю, мне бы пришёл конец, если бы сзади не послышался вопль.
Глаза пятерых присутствующих обратились к источнику крика.
За спиной Малышки стояла Зоя Павловна, лёхина бабушка и, тыча в Малышку пальцем, продолжала вопить.
- Да в чём дело? - спросила Оля, переводя взгляд с одного на другого. - Что происходит?
- Опять она, нехристь окаянная! - крикнула бабуля и подскочила к внуку. - Лёша, что это за дела? Где ты её...
- Хватит, бабушка, - деревянным тоном ответил парень. - Она будет жить со мной.
- Нет, не будет! - Зоя Павловна подошла к Малышке и огрела её по затылку ведром, которое держала в руке. - Убирайся, шавка, чтоб духу твоего здесь...
Она не договорила. Топор ударил ей прямо в центр головы и застрял там накрепко. Не думаю, что Лёха понимал, что он делает. С пустотой в глазах он повернулся к нам и сказал:
- Малышке нужно много еды. Она голодна. Поэтому...
Он потянул топор и тот вышел из старухиной головы с мерзким чавканьем. Он снова занёс его над нашими головами... И тут мы стушевались. Я с криком "Аааааай" схватила в охапку девчонок и упала на землю. Лезвие прошло в сантиметре от наших голов. Мы быстренько поднялись и дали дёру.
Никто из нас троих даже не кричал - до того силён был обуявший нас страх. Я бежала впереди всех и не заметила, что Оля отстаёт всё сильнее, а сзади нас огромными прыжками преследует Малышка...
Когда мы с Лерой достигли её дома, то обернулись и увидели, что Оли и след простыл. Что за шутки? Свернула в другую сторону? Вполне вероятно. Возвращаться и проверять это мы не стали, а заперлись в доме и прильнули к окну, наблюдая за далёкой лёхиной фигурой, которая стучался в двери домов с топором в руке.
- Что он делает? - голос Лерки дрожал. Она сползла вниз, на пол.
- Не знаю, но думаю, что у него интересоваться бесполезно. Может, найдём Антона? Он должен знать, что с его лучшим другом, - предложила я.
- Его, может, уже и в селе-то нет.
- Всё равно, стоит попытаться...
- Ты видела это, Вика? - моя подруга заплакала. - Он убил свою бабушку! Понимаешь?
- Успокойся, Лер, - я увидела в окно, как Лёха ворвался в дом семьи Сафоновых и на кого-то там набросился. - Мы позвоним в полицию, как только сможем.
- Да нет здесь связи, сама ведь это знаешь, - она не на шутку перепугалась. Я тоже, но старалась держать себя в руках. - Ни сотовой, ни обычной телефонной. Что делать?
- Ничего, - ответила я. - Мы просто подождём...
И мы ждали...
А Лёха и Малышка продолжали ходить по домам и нести хаос и смерть. Я догадалась, что у Лёхи психическое расстройство - иначе с чего бы такой парень, как он, стал бы убивать? Это было жутко и неправильно. Необходимость найти Антона возросла, но я сомневалась, что он находится в деревне. Бежит уже, наверное, далеко-далеко, в сторону города. Безопасного города.
Когда кто-то застучал в нашу дверь, мы вздрогнули. К счастью, это оказался не Лёха с топором и не Малышка, которая гордо оттаскивала все трупы на луг и складывала там в кучу.
Это были те, кому тоже посчастливилось избежать печальной участи. Те, кто в момент начала геноцида находились не у себя дома, а где-то вне его.
Абсолютно протрезвевший Иваныч, опасливо озирающийся по сторонам парень, смахивающий на медведя (его, кстати, Борькой звали), поправляющий очки Вадик, учитель математики из нашей сельской школы Виктор Степанович, тринадцатилетняя Катя и доярка Люба, которая имела настолько пышную талию, что кое-как протиснулась в дверь.
Всё это казалось мне смешным. Лёха ходил по домам - тук-тук - дверь открывается, и этот безумец убивает всех, кого видит. А мы спрятались в подвале Леркиного дома и сидим, как мышки, надеясь, что они не найдут нас здесь. Я бы расхохоталась, просто для того, чтобы снять нервное напряжение, но меня вряд ли бы поняли.
И вот наконец, устав сидеть и созерцать голые серые стены, я озвучила остальным свой простенький план - как только Лёха и Малышка исчезнут из поля зрения, со всех ног бежать в сторону города. Если столкнёмся со встречной машиной - ещё лучше. Сразу вызовем полицию, и пусть они сами тут разбираются.
Всё стихло. Деревянная доска, скрывающая спуск в подвал, отодвинулась в сторону, и я полезла наружу самой первой.
Прислушалась... Ничего не слышно... Похожу к окну, вид из которого выходил на лёхин дом... И обалдеваю. Картина как в каком-нибудь триллере.
На втором этаже дома Лёхи происходит страшное действо. Я вижу Малышку, которая держит Антона за горло, вижу Лёху, наносящего удар за ударом странным поблёскивающим предметом, вижу кровь, которая мгновенно заляпывает стекло...
Вижу, как жертва безумцев падает на пол и исчезает из видимости.
А потом - я могу в этом поклясться - как только они убедились, что Антон мёртв, то оба поглядели на меня.
И ещё я уверена на все сто, что Малышка мне ухмыльнулась.
В панике я открыла дверь и опять же первой побежала в сторону леса. Остальные семеро, кто-то с криком, кто-то с плачем, рванули следом, не зная даже, из-за чего я так испугалась.
Убегая, я краем уха услышала, как хлопнула дверь вдалеке. Бросив короткий взгляд через плечо, увидела их. Лёха и Малышка бежали следом.
Я прибавила скорости...
Мы бежали без остановки. Явственно определился лидер забега - доярка Люба, чьи лишние килограммы болтались из стороны в сторону. Она тяжело дышала, но тем не менее обогнала Лерку, которая когда-то нешуточно занималась лёгкой атлетикой, и меня. Катя, Вадик и Борька отстали метров на десять, бежали бок о бок. Медвежонок из рук Кати перешёл в Борькины лапы, видимо, с игрушкой он чувствовал себя спокойнее. Завершали наш марафон Иваныч и Виктор Степанович, бежавшие в прогулочном темпе. Сказать по правде, я уже списала их обоих со счетов, потому что Лёха и Малышка приближались с каждой секундой.
Мы не добежали бы до дороги, не успели бы. И тут Лерка вскинула руку на бегу.
- Смотри, Вик! Деревья! Вон там!
Деревья вообще-то были повсюду. Но те, на которые указывала подруга, имели частые крепкие ветки, по которым на вершину забраться было бы легче лёгкого. Туда мы и направились. Первой полезла Люба, обхватив дерево обеими руками и забираясь по стволу, как медведь, который почуял мёд. За ней устремился Вадик, но его силёнок не хватало на то, чтобы подтянуться до ближайшей ветки. Пришлось мне и Борьке его подсаживать. С Катей была аналогичная ситуация - а потом нам ещё пришлось помогать Иванычу, который со страхом заявил, что по деревьям не лазил с тех пор, как седьмой класс закончил.
Виктор Степанович залез и помог мне с Леркой. Так мы расселись на дереве и сверху смотрели, как к нам приближаются Лёха и его тварь.
С высоты и близкого расстояния я заметила то, чего не увидела раньше. Малышка была ранена. Из горла её хлестала кровь, но сама Малышка. похоже, не была сильно этим обеспокоена.
- Эй, Ромео! - крикнула я. - У твоей девушки кровь идёт, если ты ещё не заметил!
- Заметил, - буркнул Лёха. - Спускайся по-хорошему.
- Пошёл ты, - фыркнула я.
И что дальше? Мы будем сидеть тут, пока не проголодаемся и не начнём есть друг друга? Или Лёха окажется умнее и принесёт топор. чтобы срубить дерево? Но он избавил меня от плохих мыслей и начал болтать, обращаясь то ли к нам, то ли к самому себе:
- Когда мы перерыли бумаги на чердаке и нашли Малышку... то я и не подозревал, во что это выльется. Я тогда все записи перетащил к себе в комнату и начал изучать. Антоха не знал, что я хорошо шпарю по-немецки. Я расшифровал всё, что мог, и быстренько усвоил, что настойка боярышника делает Малышку живой. Помимо этого, регулярный приём позволяет её телу приобрести подобие неуязвимости, но с каждым днём Малышка будет становиться всё более похожей на человека... И вы это заметили... Она может плакать, может заниматься сексом, может просто радоваться жизни... Я только хотел жить с ней, любить её...
- Если это так, то зачем было устраивать хаос в деревне? - крикнула Лерка.
- Малышка голодна. Настойка перестала давать нужный эффект. Теперь для её жизни мне нужна плоть. Если не буду убивать - моя Малышка погибнет, а этого я не допущу. Ни за что.
- Отпусти нас! - воскликнула Катя. - Пожалуйста! И где моя мама?
- Думаю, я убил её, - задумчиво произнёс Лёха. Девочка зарыдала, но он не обратил на это внимания и продолжил:
- Сейчас она ранена, но поправится, как только поест... Как только мы закончим с вами...
Я была в шоке. Та история, рассказанная этим же самым человеком у ночного костра, оказалась правдой! И более того. у неё оказалось продолжение! Мне очень не хотелось стать участницей этого продолжения. За несколько часов Лёха и Малышка перебили весь посёлок, за исключением восьми людей, сидящих на верхушке старой сосны.
Какой мог быть выход? Только один. Лёха сказал, что Малышка ранена, а значит, её можно убить. Если избавиться от неё, то Лёха, конечно же, разъярится и свихнётся окончательно.
Я оглядела нашу маленькую армию. Из них всех только Виктор Степанович и Борька были в состоянии драться. Да и то Виктору Степановичу скоро седьмой десяток стукнет, не знаю, сколько бы он продержался, прежде чем его свалил бы инсульт. Борька же, прижав к себе медвежонка, молчал и слегка раскачивался. А на Вадика полагаться было бессмысленно.
Итак, после пары минут раздумий я шепнула на ухо Лерке, что нужно делать. Она задумчиво кивнула, а потом передала мои слова, тоже шёпотом, тем, кто сидел выше. На лицах людей появилось сомнение. Ну ещё бы - я предложила им слезть с дерева и дать бой Малышке, сделать всё, чтобы убить её. Само собой, они засомневались. Впрочем, у нас были кое-какие козыри - деревенские же не знали, кто стучится к ним в двери, вооружённый топором, а мы это уже поняли. К тому же, нас было больше. У нас были ветки, которые при достаточной силе удара могли бы ранить и Лёху, и Малышку. А сидеть на дереве и тупо ждать было невыносимо.
Согласились со мной только Виктор Степанович, Лерка и Вадик. Остальные же, вцепившись в ствол, как утопающий за соломинку, тряслись от страха и мотали головами из стороны в сторону.
Ну что ж, и то ладно.
Лёха о чём-то принялся болтать, причём сам с собой. Малышка, раскрыв рот, сидела рядом и смотрела на него заворожённо. Лучшего момента для нападения было не сыскать.
Я осторожно спрыгнула с дерева, зажав в руке сорванную сухую ветку. За мной спустилась Лерка, её кудряшки уже стали похожи на куст смородины. Спрыгнул, тяжело охнув, Виктор Степанович, за ним Борька и Вадик.
Вся затея напасть исподтишка провалилась, как только нас увидела Малышка.
- Лёха! Еда! - закричала она и ринулась в атаку. Лёха же продолжал разговаривать сам с собой, стоя в сторонке - верный признак того, что он свихнулся.
Виктор Степанович ударил Малышку палкой, как только она приблизилась. Та завизжала, как побитая собачонка и попыталась прыгнуть на математика, но ей помешал Борька, пнувший её в живот. Глаза Малышки были налиты кровью и полны адского бешенства. Лерка сделала шаг вперёд и попыталась ударить зверюгу, но та, издав хищный вопль, схватила мою подругу за ногу и укусила в плечо, вырвав оттуда порядочный клок мяса. Я ужаснулась - пасть Малышки была полна острых зубов, как у пираньи! И этот идиот полагал, что она становится похожа на человека? Чушь собачья.
Лерка вопила, как проклятая, и я могла её понять. Но, к сожалению, времени на утешения у меня не было. Нужно было улучить момент и...
Вадик, сверкая пятками и вопя, помчался прочь. Не выдержали нервишки? Слабак. Хотя его можно понять.
Виктор Степанович сражался палкой, как Д'Артаньян своей шпагой. Я даже подивилась - откуда у школьного учителя столько прыти и ловкости? Я принялась помогать ему, но даже вдвоём мы не могли дотянуться до прыгающей и мечущейся Малышки.
А тут ещё и Лёха пришёл в себя. Пришлось мне отправить Борьку его задерживать, и сейчас парень бегал от маньяка вокруг дерева. Катя и Иваныч пытались бросаться шишками, но безуспешно.
Нас теснили. Ужас прокрался в мою голову - неужели сейчас будет конец? Всё так и кончится? Я умру? И они все тоже умрут? А этот маньяк и Малышка съедят все трупы и отправятся в город, чтобы устроить беспорядок и там тоже?
Чёрт.
Всё очень плохо. Я думала, моё сердце выпрыгнет из груди. Ветка в руке дрожала и я уже подумала. что выроню её, как вдруг с дерева раздался жуткий треск и что-то тяжёлое с воплем полетело вниз.
Мы с математиком еле успели разбежаться в стороны, и прямо перед Малышкой рухнул матерящийся Иваныч, который, судя по всему, сорвался со своего места.
Малышка завопила и вцепилась в него руками. Иваныч с криком принялся мутузить её по голове своими дюжими кулаками. Это был наш шанс. Малышка подверглась тройному избиению с нашей стороны - Иваныч колотил её кулаками, а мы с учителем - палками. Думаю, со стороны это всё выглядело смешно, но нам тогда было не до смеха.
И тут я поняла, что мы побеждаем. Лёха запыхался, бегая за Борькой, а Малышка уже вся была в синяках и ушибах. Она злобно рычала, выкрикивала прерывистые проклятия, пыталась плакать, но, думаю, мы были безжалостны.
Она повалилась на бок, тяжело дыша. Мы втроём отступили на шаг, чтобы сделать передышку и вновь идти в бой, но больше воевать Малышка не собиралась. Она устало и злобно посмотрела на нас:
- Убей! Меня! Нет! Лёха!
Лёха обернулся.
- Малышка, - прошептал он. - Нет! - и ринулся к нам.
Мы с Виктором Степановичем заняли позиции с сухими ветками и принялись колошматить парня почём зря, стоило ему придвинуться к нам на опасное расстояние. А Иваныч подошёл к лежащей Малышке, дышавшей тяжело и часто, как собака, усмехнулся, пригладил усы... И как шмякнется на неё! Мы уж подумали, что он в обморок упал, но ошиблись.
- За ВДВ! - орал Иваныч, выкручивая твари руки и пытаясь свернуть ей шею.
- Вика, задайте им! - кричала сверху Катя. Люба же вообще молчала - вероятно, даже уснула.
Лерка валялась без сознания. Вадик куда-то пропал.
Но Лёха уже не мог сражаться - он выронил нож и с плачем упал на колени, зовя свою Малышку по имени. Она же, шипя и извиваясь, предавалась медленным пыткам в руках сельского пьянчуги.
...Из последних сил, издав дикий рёв, Малышка отшвырнула Иваныча в сторону, и мы заметили, что человеческого в ней остаётся всё меньше и меньше. Это было действительно безумие. До такого её довели мы? Или кто-то до нас? Неважно. Но теперь нам точно грозила смерть, ибо ярость так и сияла неистовой аурой вокруг неё.
Мы в ужасе прижались к стволу, выронив ветки.
Малышка приближалась, скрючив руки и протянув их к нам.
И тут что-то со свистом рассекло воздух и ударило тварь в спину. Она выпучила глаза.
- Нет! Лёха! - только и крикнула она, а затем свалилась навзничь.
За её спиной стоял запыхавшийся Вадик. Из спины Малышки торчал топорик.
- Сбегал за ним в деревню, - объяснил паренёк, который ещё и очки где-то по пути потерял.
- Не-е-ет!!! - Лёхин крик распространился на много-много километров вокруг, пугая спящих птиц. Но всё было кончено.
Иваныч взял на себя обязанность отрубить чудовищу голову. Мы отвернулись, чтобы не видеть подробностей. Я тем временем помогла Виктору Степановичу перевязать плечо Лерки, которая до сих пор не очнулась.
Борька и Вадик помогали спуститься остававшимся на дереве Любе и Кате. Лёха лежал на траве и тихо плакал, зажав лицо руками.
Когда всё более-менее успокоилось и голова Малышки полетела на землю, мы все вздохнули с облегчением.
Я оглянулась на деревню, которую осветила луна. Выглядела она красиво, и поверить в то, что вечером здесь было совершено кровавое жертвоприношение для самого настоящего монстра, было трудно.
Но теперь всё должно было быть нормально.
Я стою у зарешёченного окна и курю. Вдыхаю мягкий суховатый дым обеими ноздрями. Да, я снова курю. Не могу без этого. Кто-то всё ещё навещает меня и втайне передаёт сигареты. Думаю, это Вика или Лера. Спасибо им за это.
Иногда во снах я вижу Антоху - моего лучшего друга. Я убил его. В принципе, можно было этого не делать. Мысли о нём вводят меня в ностальгию.
Вспоминаю бабушку. Как она умела готовить! А как любила меня! Но я и её убил.
Вспоминаю Борьку, Вадика, остальных людей, которые в ту ночь не дали кошмару, вскормленному мной, распространиться дальше. Наверное, я даже благодарен им за это.
Но я больше не помню ЕЁ. Ни как она выглядела, ни как вела себя, ни что она натворила. Теперь у меня новая жизнь. Жизнь, в которой нет места ожившим франкенштейнам.
Скоро завтрак. Медсестра снова опасливо поглядит на меня и поставит на столик тарелку с протёртой кашей. Но я больше не брошусь на неё, больше не буду плакать и царапать стены, не буду вспоминать то безумие, охватившее меня когда-то.
Я спокоен.
Жёлтый дом закрыл за мной свои двери, и о моём нахождении тут говорит только струйка серого дыма, вылетающего из самого верхнего окна.
Конец!
