Автор: kazah Да не ослабнет око читающее… Так или иначе, она по-прежнему дает знать о себе. Приятного мало, но человек таракан еще тот, поэтому я попривык.
Как только в последний раз взглянул на нее, так понял – просто она меня не отпустит. Перекошенный в непонимании рот, заломленные за спину руки, открытые черные глаза, точно падаешь в бездонный колодец и ребра, вытаращенные из порванного живота, как зубы хищника при открытой пасти в предсмертном рыке. Как я говорил, приятного мало. Не буду утверждать, что не повернул бы коня, зная, чем это все обернется. - Легче простого, дружище, — сказал тогда мне Сергей, парень под два метра ростом, с кулаками, напоминающие кувалды.
Я кивнул, хотя червь сомнений поселился в моем сознании.
— Она будет одна, руку даю на отсечение, — он продолжал убеждать, не обращая внимания на то, что я согласился. От этого червяк вгрызся глубже.
Здоровяк разжал руки, отчего кувалды стали походить на шуфельные лопаты. Тогда он еще не знал, что правую потеряет, вместе с моим катраном.
— Вс-се что там найдем, — раздался змеиный шепот из темного угла, — Наш-ше.
— Довольно, Мрак, — оборвал я его, — Мне ничего не нужно.
— Пос-смотрим.
Нас было трое. Исход встречи не был туманной загадкой, поэтому мы вошли без стука. Саня перемахнул через забор, Марк сквозанул в щель. Я уже ждал их.
У кавказца — молодого поджарого кобеля, шансов не было. Удавка ослабила хватку только после того как мощные задние лапы перестали отплясывать чечетку. Я обтер собачью слюну, что пеной клубилась на рукавах кожанки, и спрыгнул с будки.
— Это еще к чему? – удивился Саня, глядя на ПМ в руках Марка.
— Пош-шел ты, — огрызнулся тот.
Здоровяк непонимающе посмотрел на меня. Я пожал плечами, но катран все же достал. Его лезвие тускло блеснуло на фоне полной луны, как сигнал к действию.
Еще до того, как мы вошли, затхлый запах витал в воздухе.
— Чуете вонь? – спросил Саня.
Его плечо на секунду замерло перед преградой, а потом со всей своей геракловой мощи, обрушилось на хлипкую дверь. В ту же секунду весь смрад торфяных болот, на дне которых разлагаются трупы не только животных, лупанул по носам и осел там навеки. Я замешкался, прикрываясь еще мокрым от собачей слюны рукавом, а Саня раздув щеки, попятился назад. Лишь Марк сохранял хладнокровие. Он прищурил без того узкие глаза и смело шагнул в темноту.
В ветхом жилище, чьи стены прогнили и покосились, угрожая в любую минуту похоронить под собой, я ожидал увидеть кого угодно, только не ее. Я готов был сразиться с самой страшной ведьмой Рия с Откоса, мне нипочем был бы черт с кривыми рогами, даже раунд против Люцифера мои кости бы выдержали, но она…
Молодая девушка, лет шестнадцати не более, с золотым водопадом волос и вплетенными в них ромашками глядела на нас огромными голубыми озерами глаз. Белая сорочка струилась до пола, покрытого трясинным мхом, и заканчивалась аккуратными ножками. Она излучала вполне реальный солнечный свет, посреди черного полотна космической пустоты.
В сотый раз после того случая, я уверяю себя, что не хотел ее, и в сотый раз стены убеждения рушатся. Я возжелал ее, как любовник свою пассию в первую ночь. Захотелось разорвать на неровные половины белую сорочку, которая вдруг стала прозрачной. Толкнуть на мягкий мох, чтобы розовые соски на спелом теле пошли ходуном. Опустится на нее, и забыть лик сына господня. Не было такой природной силы, чтобы противостоять моему желанию. Кроме самозарядного девяти миллиметрового изобретения Макарова.
— Нет, Мрак! – закричал я, краем глаз видя, как поднимается ПМ.
— Николай, угодник Бож-жий, — зашипела змея, не обращая на мой выкрик, — Ты и в поле, ты и в доме, в пути и дороге, — ствол уставился прямо посреди голубых девичьих глаз, — На небес-сах и на з-земле…
— Заткнись! — рявкнул я, крепче сжимая рукоять ножа, — Еще слово…
— З-заступись и с-сохрани нас от вс-сякого зла.
Последние слова я не услышал. Их проглотили оглушающие хлопки выстрелов. Восемь жгучих жужелиц, шипя вонзились в молодое тело красавицы. Под угасание свечения, я наблюдал, как на белой сорочке проступают бурые пятна.
— Тварь! – заорал я в кромешную темноту. Пене, что брызнула из уголков рта, позавидовал бы и пес, успокоившийся на заднем дворе, — Ты убил ее!
В темноте, образовавшейся после ярких вспышек и пропажи солнечного свечения, трудно было ориентироваться, но я знал, где только что стоял Марк.
— Сдохни, мразь! – кричал я и махал катраном, точно пьяный дебошир.
— Опомнис-сь, Лютый, — как из глубокого колодца услышал я слова Марка и понял, что он переместился.
— Стой, неверный! Ты загубил невинную душу!
Лезвие чиркало пустоту, а потом я услышал, как магазин на восемь патронов мягко ушел в мох. Это позволило мне вычислить его местоположение. Новый магазин щелкнул, попав в тело пистолета, но послать патрон в патронник Марк не успел. Я рассчитывал что лезвие войдет ему в шею, но похоже он присел. Катран только полоснул по чему-то твердому, а затем громкий вопль разрезал темноту.
В следующую секунду я услышал звонкий смех. Он напомнил мне о временах, когда я босоногий мальчонка подглядывал из камышей за резвящимися в пруду девчонками. Да и она — золотовласая красавица, кажется, там была.
Свечение возобновилось, и я понял, что Марк, боевой офицер по кличке Мрак, ныне окровавленный и стонущий у моих ног, промахнулся. На белой блузке девчонки не было ни пятнышка.
— Лежи смирно, Мрак, — острие указало в залитую кровью голову, — Твое счастье, что твоя пукалка дала маху.
— Лютый…, — простонал он, а я уже направлялся к смеющейся девушке.
— Все в порядке, милая, — сказал я и сглотнул слюну. Член затвердел, а желание овладеть ею никуда не делось, только усилилось.
— Господи Иисусе, — донеслось из-за спины.
Я обернулся. Саня стоял, широко расставив ноги и еще шире распахнув глаза.
— Назад, Бес, — скомандовал я.
— Лютый, ты чего маку объелся? – удивился здоровяк, — Опомнись.
— Я сказал, назад…
Договорить я не успел. Марк, извернувшись, сделал подсечку. Я падал, точно смотрел замедленные кадры киносъемки. Мой катран, безвольно крутясь, сначала упал на пол, затем отпружинил и подлетел на блюдечке с голубой каемочкой к Саниным ногам. Здоровяк не стал тревожить себя раздумьями, с какой это радости ему такой подарок. Он просто схватил нож и, проявив невиданную прыть, рванул вперед.
В ту же секунду, съемка ускорилась в десятикратном размере. Я ничего не успел сделать. Просто лежал на полу рядом с истекающим кровью Марком и наблюдал.
Как Саня в два прыжка преодолел расстояние до лучезарной девушки, как отмахнулся одной рукой от летящего на него комода, словно тот был из картона, как вонзил острый катран в белоснежную грудь красавицы.
Потом, словно кто-то включил вентилятор и выдул туман из моей головы. Пелена исчезала постепенно, поэтому я видел две картины, одна в наложении другой. Молодая девушка вцепилась в Саню, который никак не мог вытащить нож, торчащий из старушечьей, впалой груди. Грязная, рваная одежда пошла бурыми пятнами, а золотистых волос, растрепавшихся по белым плечам, это ни сколько не волновало. Ромашки разметало в разные стороны, при этом они щелкали шипами. Ведьма кричала, как бестия мне в правое ухо, а левое слышало дивный колокольчик веселого смеха.
Я вскочил. Марк попытался схватить меня за ногу, но видимо кровь окончательно залила его лицо. В этот момент Саня зарычал. Другого определения быть не может. Это был рык льва, попавшего в яму с кольями. Я подбежал, чтобы оттолкнуть его и даже попытался это сделать, но не удалось. Его правая рука, в которой он сжимал катран, постепенно исчезала в черной чавкающей чачи, еще минуту назад бывшей девичьей груди. Запоздалыми волнами пришло понимание. Не было никакой девушки. Была старая карга, которая нарушила договор и приговорила троих детей месяц назад. Было решение заплатить мрази по счетам. Была слабость в коленках и я рухнул, точно подкошенное дерево.
Саня продолжал рычать, пытаясь вытянуть из червоточины свою руку. И это было видно как днем. Ведьма продолжала излучать свет, но теперь он был холодным, как острие катрана, что утопал в дьявольской груди, словно в трясине. Старуха завизжала свиньей на убое и схватила Саню кривыми пальцами, побитыми артритом и зеленой коростой. Она пыталась втянуть его в себя, но здоровяк упирался. Внезапно ребра ведьмы разошлись, как акулья пасть. Кости рванули на себе плоть, и черная жижа брызнула в разные стороны.
Краем глаз я заметил, как змея скользнула по полу. Марк материализовался за спиной у карги, и тут же дернул ее костлявые клешни назад. Что-то хрустнуло. Саня, собрав силы, рванул назад. Он не удержался на ногах, когда увидел культю вместо правой руки. Он грохнулся рядом со мной, и гнилые стены покосились еще больше. Мы превратились в отрешенных зрителей, которые наблюдали, как Марк резко крутанул голову визжащей ведьмы за бесцветные патлы. Раздался новый хруст. Марк наклонился к ней и почти любовно зашептал заклинания на латыни. Тогда мне показалось, что язык у него раздвоен. Когда она затихла, я продолжал таращится в ее черные, словно порождение темноты глаза. На перекошенный рот, полный кривых желтых зубов, в два, возможно, три ряда. На заломленные руки, теперь напоминающие сломанные ветки черного дерева. Особенно запечатлелись ребра, вытаращенные из порванного живота. По ним сочилась жидкость, напоминающая нефть.
Вот тогда я и понял, что это только начало. Та ведьма стала для меня точной отсчета. Она приходит ко мне по ночам. Подолгу сидит на краю кровати. Я не открываю глаза, но знаю, что она там. По смраду, по хриплому дыханию, по ощущению пустоты. Она звонит. Я беру трубку, даже зная, что услышу там резкий поросячий визг. Она ждет меня. Удавка перестанет вгрызаться в мою шею, как только мои ноги закончат отплясывать чечетку. - Это будет проще простого, — смеется Саня и машет передо мной протезом.
Я киваю, хотя знаю, что это не так.
— Все что мы там найдем наше?
Мрак кивает. На его высоком лбу длинная белая полоса шрама.
— Она еще дает знать о себе? – спрашивает он.
— Так или иначе, — отвечаю я и гляжу на фотографию троих детей. Они как то грустно улыбаются, словно знают, что им предстоит перенести. Фотография – единственная вещь, которую я забрал из горящего дома ведьмы, — Так или иначе.
