Всё было пересказано ребятишками дяде и тётке, и они начали серьезно подумывать об этом странном событии, а между тем тихонько порасспросить странную девочку, как только случится её увидеть. Из расспросов детей родные мои получили такие сведения:
- Я та самая Саша, - сказала девочка, - которая постоянно озорничает, я проклятая матерью, меня унёс дедушка и вот сюда к вам послал за то, что прохожему хозяйка не дала воды испить, а как попала я к вам, вы меня видели - о ту пору я змеёй обернулась. А озорничаю я потому, что вы мне ни есть, ни пить не даёте. Давайте мне помягче спать, ставьте мне под лавку поесть, а то вот я и обносилась, - девочка своим сверстницам показала кое-где прорехи на белье, и тётка, узнав об этом, стала ставить под лавку пищу и детское чистое белье класть. Но замечательно, что никто из больших её не мог видеть, как только кто хотел её подкараулить - вороватый оборотень тотчас превращался в клуб пыли, в клочок сена, уносился в сторону и пропадал. Несколько раз подучали детей обманом выстричь на темени крестом волосы (народное поверье), но не креста надеть, ни на голове подстричь.
Однажды на вопрос детей, когда она уйдет, та отвечала:
- Я уйду спустя три года после пожара.
- А разве будет пожар?
- Да.
- Ты зажжёшь?
- Нет, такое полено попадётся, - отвечал оборотень.
Пожар действительно был. Много сгорело всякого добра у тётки, только благодаря родственникам наши успели скоро построиться. Однажды, кажется, о летнем Николе, тётка после обедни на пути к дому зашла в кабак, купила полуштоф водки да кое-какой закуски и пришла к моей матери, к своей родной сестре.
- Пойдём-ка, сестрица, ко мне, - сказала тетка, - я и самоварчик поставлю, встретим по-радушному праздник.
- Э, полно, Горюша, уж и так на тебя Божье попущение, чай, лет семь. Измаялась ты, - говорит моя матушка.
- Бог попустил за грехи, да ведь Он и милостив, сестрица.
Мать собралась, и пошли обе в новый теткин дом. Что же там - ребята на крыльце возятся да балуются, дома никого ничуть, а на столе, как в избу вошли, на чистой скатерти готов самовар, полуштоф вишнёвки, закуска теплая, а кто всё это уладил - никто не знает. Дядя в это время был в Москве. Старухи только ахнули и после не узнали, кто такое чудо сделал для новоселья. С этой поры кончились проказы оборотня, видно она, оставляя навсегда приют наш, от своего усердия сделала угощение.
"Лет десять маялись," - говорила рассказчица, - "кажись бы, и дела все те же, и всё шло своим чередом, а вот пока эта кикимора в доме жила, так и деньги-то были как-то не споры. Наконец все пошло после этого, как следует...."
