«Работала я медсестрой в хирургии. Точнее сказать, была девочкой на побегушках у главной медсестры. То одно отнеси, то это добудь. И вот, направили меня однажды забрать результат рентгена, а это в другом корпусе. В окно гляжу – ливень страшный, думаю, придётся по подвальному коридору снова идти. Болеть и идти на больничный не могла, на руках сын без отца рос.
Коридоры этой больницы, скажу я вам, просто лабиринты! Метра 2 в ширину, обложены тусклой советского производства плиткой. И, где-нигде, двери по бокам во всякие технические сооружения.
Спустилась на лифте, иду по табличкам, как богатырь русский – направо путь в морг, прямо – в онкологию, налево в корпус №2, где рентген, куда мне и надо было. Иду быстро, не оглядываюсь. Женщина я всегда впечатлительная, чуть что, так сразу в панику.
Заворачиваю, там ещё разветвление уже в 1 корпус, ну, думаю, понастроили ходов, как у гномов! Была я там всего 2 раза, и то, с медсестрой и уборщицей, путь мне показывали. А сейчас одна шла.
Заворачиваю и вижу – часть ламп в коридоре не горит и отрезок пути мрачный, а дальше вдалеке тусклый свет. Коридор длинный, я удивилась, что так далеко во 2й корпус идти надо, но иду. Стараюсь думать о чём то другом. Дошла до тёмной части, там трубы какие-то в пол шли, а дальше темень. И тут из-за труб этих выходит резко так мужик, я дёрнулась, испугалась. Говорит мне – не бойся, мать, поворачивай обратно, туда дороги не будет. Я удивлённо спрашиваю – почему?
Говорит – да ты, мать, прямо в морг свернула! Мои глаза уже к полутьме привыкли и я разглядела у мужика белую чистую рубаху и усища огромные чёрные. А глазки как угольки – хитрые.
Повернула я обратно, робко так, пошла на свет, завернула, читаю табличку, мол, корпус 2 – прямо. Иду, где лампы мигают, где ярче горят. Слышу грохот лифтовой двери, приехал кто-то. И тут вывозят санитары с практикантами каталку с телом накрытым, показывают студентам куда в морг идти. Я к ним прибилась, думаю, лучше уж под дождём пойду, чем тут плутать буду! Выйду из здания морга и пробегу, там под навесами спрятаться можно по пути.
Ну, иду с ними, пришли, стали подниматься. Я в морг заскочила, с Люськой поздоровалась – та при морге работала, покойничков одевала на «выписку». Та выходит измученная, говорит, сегодня аншлаг у них, уже семерых одела, родственникам передала и седьмой такой мужчинка симпатичный оказался! Говорю ей – дура ты, Люська, уже дошла от одиночества, что на покойников заглядываешься! А она отворачивает простыню и показывает мне чернявого, с большими усищами, да в белоснежной рубахе, да заявляет так гордо: "Холостяком был! Красавец!".
А я как попячусь назад, орала, наверное, очень громко, но Люське не сказала, от чего.
Так мне тот холостяк в память и врезался, что я никогда больше одна по тем больничным подвальным переходам не хожу».
