«Был я тогда молод и очень мне нравилось изучение земли нашей. И вот послали нашу дружную команду таких же молодых и страстных к науке в такую глубь, что добраться туда можно было только вертолётом. Сели мы на лесной опушке, кругом лес непроходимый, а через пол километра деревня маленькая, даже не деревня – поселение в 4 дома всего.
Приходим, выходит нам на встречу старик, седой весь, борода до пояса и как из русских сказок, в лапотках плетёных, да портках застиранных. Поклонился, улыбается, говорит, один он остался там, другие кто уехал, кто помер. Отвёл он нас в хату напротив, просторную, с иконами по углам, чаем напоил да спать уложил. По утру встали мы с приятелем, решили местность осмотреть. Смотрим – а во дворике у деда этого цветов полевых видимо не видимо! Васильки, ромашки, колокольчики…
Так мы работали там месяц с лишним, очень привязались к деду Гаврошу, добрый человек, и покушать нам сготовит и поможет с чем, про травы расскажет. Когда время уезжать было, спросили мы у деда, не хочет ли он к цивилизации? Он помотал седой головой и сказал: «А мне тут, сыночки, хорошо. Прирос я к земле этой, родная мне она, всё на своём месте быть должно.»
Оставили мы деду сахару, соли, водки, спичек и улетели к себе.
Так прошло лет 10, сидели мы с ребятами как- то, одного погибшего товарища поминали и вспомнили, как у деда Гавроша гостили и работали. Захотелось нам туда ещё раз слетать. Выбивали у начальства вертолёт и технику долго. Но убедили, что исследовать ещё надо. И полетели.
Когда пришли в то поселение, то увидели, что заросло всё кустарником, деревья ветхие избёнки пробурили сквозь крыши, всё поломано, временем потрёпано. И изба деда стоит, а через крышу берёзка пробивается. Зашли мы туда и обомлели: лежит наш дед, серый и сухой, одна борода по ветру треплется, весь истлел, только череп скалится, да живот впалый, землёй рассыпался, а сквозь его живот васильки пробиваются, в нём растут!
Перекрестились мы с ребятами, могилу вырыли, у одного из нас библия была, туда положили к деду, а сверху васильков насажали отовсюду, с ромашками. Вот так наш дед пророс в землю свою навсегда, там и память о нём.»
