Спустя 10 минут после того, как дом опустел, он отложил пухлую потрёпанную книгу в сторону. Тишина изрядно давила на него, ведь его уши были более привычны к звучанию инфернального расщеплённого вокала, вонзающегося в сознание из глубины монотонных гитарных раскатов, но он практически никогда не слушал музыку, находясь дома один. За плотным звучанием любимых групп терялись звуки происходящего вокруг и это порождало в мозге множество иррациональных страхов.
Потирая уставшие глаза, он встал и направился на кухню слегка неуклюжей шаркающей походкой. В памяти вертелись образы из прошлого. Его сон в детстве был столь глубок, что граничил с потерей сознания и сопровождался пугающей бледностью лица. Мать нередко подходила к колыбели и с замиранием сердца ждала, пока её кроха сделает очередной вдох, дабы убедиться, что ребёнок ещё жив. Много позже случилось так, что у него открылось внутреннее кровотечение и врачи никак не могли определить его местонахождение. Проводились какие-то обследования, осмотры, но тщетно. В один момент, когда сердцу нечего было перекачивать, в вены стали практиески сухи, он провалился за грань. Увиденного им хватило, чтобы сделать некоторые выводы.
Медленные, крупные глотки холодной воды на несколько мгновений стёрли все мысли. Допив, он взял большой кухонный нож, убрал упавшие на лицо длинные прямые волосы и пошёл в свою комнату. Деревянный пол слегка поскрипывал, нарушая повисшую священную тишину.
Разве не было некоторого оттенка предопределённости во всей его жизни? Разве его нет в жизни каждого?
Его притягивало всё то, что люди отрицали в силу своей ограниченности. Он любил не атрибутику, а суть.
Наверное, его родители до сих пор вспоминают, как он приносил сбитых машинами животных к себе в комнату и они гостили у него, пока сладковатый запах разложения не заполнял весь дом. А его друзья, возможно, не забывают о дохлой вороне в банке, что источала пьянящее зловоние смерти. Все эти линии сплетаются в одной точке. Он уселся на кровать и сделал несколько надрезов на руках. Густая бурая кровь не спеша закапала на пол. Минуты через две он написал записку, в которой извинялся за кровь и говорил, что нож оказался слишком тупым. Безусловно, медицинские инструменты в этом плане намного лучше. Когда надрезаешь себе кожу скальпелем, то понимаешь, что не контролируешь лезвие только когда оно погрузилось на добрый дюйм.
Но скальпеля нет, зато есть ружьё. Он переломил ствол и зарядил патронами, что подарил ему один хороший знакомый на рождество.
Ствол упёрся в лоб. Палец надавил на спусковой крючок. Кровь брызнула на стену.
Потом вернётся его друг и сделает несколько постановочных снимков, прежде чем вызовет полицию. Полиция заберёт тело, но кровь и мозговое вещество так и останутся гнить на шершавом деревянном полу. А тот друг, что фотографировал труп с раскроенной черепной коробкой, найдёт осколки лобной кости и сделает из них ожерелье.
Здесь ничего не изменилось, но жажда утолена.
