«Мой старый друг Валерий – страстный охотник и рыбак. Ради этого он после института взял распределение в Ныробский район Пермской области, абсолютную глушь, и живет там много лет. «Могу стрелять уток из окна своего кабинета!» - говорит он, и абсолютно счастлив.
Однажды, поддавшись на уговоры Валерия, я поехал к нему «на тайменя». На рыбалке мы чудесно провели двое суток, а в ночь перед отъездом хотели посидеть у костра. Но старик-рыбак, в избушке которого мы остановились, неожиданно воспротивился, настояв, чтобы мы сели пить чай в доме и даже по нужде шастали не дальше сеней.
После наших настойчивых расспросов он рассказал, что в 30-40-е годы эти леса служили местом отбывания наказания для отъявленных головорезов. Побегов было множество, но выбраться из Ныробской глухомани не удавалось никому. Ловили и возвращали, а когда не удавалось беглецов взять живыми, их стреляли. После чего у покойника отрубали кисти рук, чтобы снять с них отпечатки пальцев для отчетности, а труп закапывали на месте.
И после войны местные жители – сначала слухами и догадками, а затем и уверенно – стали говорить, что эти безрукие периодически встают из могил и приходят к людям: нападают и кровь пьют.
Старик рассказал нам, как исчезали дети в поселках, пропадали в тайге опытные охотники, как поначалу все это списывали на случайности, но вскоре стали перед приходом безрукого собаку привязывать у дома – ему на пропитание.
Мы спросили, какие есть приметы появления безрукого. «Сами поймете», - буркнул дед и отправился привязывать пса.
Поздним вечером батарейки моего приемника неожиданно быстро сели, а пламя свечей (электричества там нет) стало дрожать и вспышками фыркать. Мне стало страшно. Это был странный, липкий страх, такого я не ощущал никогда: и живот подвело, и во рту пересохло, и по спине холодок. Попытались поговорить, но даже собственный голос казался страшным. Правду старик сказал – мы сами чувствовали, что ночь выдалась жуткая.
И вдруг раздался странный истошный крик – именно крик! – собаки. Это был не лай и не вой, я никогда не слышал, чтобы собака издавала такие звуки. Затем все стихло.
Когда рассвело, мы вышли во двор. Возле поленницы валялся труп собаки с неестественно откинутой головой, которая держалась на лоскутах кожи. И крови – хотя должна была быть целая лужа – ни капли…»
