Этот случай произошёл со мной несколько лет назад, когда я учился в шараге. Не знаю, почему раньше я никому не рассказывал о нём. Может, пытался убедить себя в том, что этого не происходило. Хотел верить, что мне всё приснилось, привиделось. Что же, мне это почти удалось.
Четыре года я об этом не вспоминал. Ложился по вечерам в постель и засыпал без сновидений. Меня не мучили ни ночные кошмары, ни нарушения сна. Я был, можно сказать, счастлив.
Шарага, студентом которой я являлся, представляла собой четырёхэтажное здание, но правильнее сказать, что этажей было пять. Существовало ещё полуподвальное помещение, которые также использовалось для занятий: окна вровень с землей, лампочки как на пикрелейтед – не знаю, как они называются, помню только, что они имели паскудное обыкновение «моргать» – быстро-быстро тухнуть и загораться, как в фильмах ужасов. А ещё там проходили вентиляционные, что ли трубы нехуёвого диаметра – небезосновательно полагаю, что там мог бы поместиться человек.
Попасть в подвал, как мы его называли, можно было либо с улицы, либо непосредственно изнутри здания. Когда я был курсе на втором, инспекция наказала за это руководство шараги – вроде как это не соответствовало пожарным нормам. Оставили только вход с улицы, а вход из здания заложили кирпичом. Чуть позже заложили кирпичом и дверной проём в подвале, который вёл на лестницу. Таким образом, лестничный проём, который вёл из здания шараги в подвал, оказался заблокированным с обеих сторон… я понятно изъясняюсь, анон? Извини, просто я снова услышал этот звук, отчётливее, чем когда-либо, и мои мысли дрожат и путаются.
Как-то я завалился в альма матер за пару дней до Нового Года. Мои прилежные однокурсники были на заслуженном отдыхе, а мне ещё даже к экзаменам не допустили, поскольку я находил много дел, куда более интересных, чем учёба.
Отработку мне назначили в одном из кабинетов подвала, но когда я потянул на себя дверную ручку, выяснилось, что там закрыто. Настроение моментально испортилось. Я упал в продавленное кресло и начал выковыривать поролон из-под обивки, как вдруг услышал, что кто-то играет на пианино.
Я не удивился – в программу факультета дошкольного образования входили азы нотной грамоты, и инструмент для отработки песен про зайчиков и ёлочки стоял как раз в подвале. Меня больше заинтересовало, кто играет. Наверняка, такой же безблагодатный, как я. Решив, так сказать, совместить приятное с полезным, я пошёл знакомиться.
Музицирующая оказалась очень худенькая, очень светлые волосы. Играла какую-то простую мелодию – не «Собачий вальс», но около того, и не обращала на меня внимания. Била по клавишам так, что звуки выходили отрывистые, громкие и довольно неприятные. Вроде музыка, а как напильником по зубам. Впечатление усугублялось тем, что кроме нас двоих в подвале никого не было, и стояла бы абсолютная тишина, если бы не звуки пианино. И её лицо – оно было отсутствующим, безэмоциональным. Ни проблеска мысли в глазах. Она играла и играла свою мелодию без начала и конца, как делают аутисты, повторяющие одно и то же действие бесконечно много раз.
Я уже тогда почувствовал себя не в своей тарелке, но решил заговорить с ней. Не с целью завязать знакомства, как собирался поначалу, сколько для того, чтобы разрушить гнетущую атмосферу, которую она создавала своей игрой и своей отстранённостью.
Я поздоровался, и она, как по команде, убрала руки с клавиш. Стало совсем тихо – я бы сказал, неестественно тихо. Обычно доносился хоть какой-то шум с улицы. Тогда же я не слышал ничего. Даже в ушах зазвенело, такая стояла тишина.
Она встала и прошла мимо с низко опущенной головой. Лица я не успел разглядеть, но заметил, что она буркнула что-то приветственное на ходу и вроде бы кивнула.
До сих пор не пойму, зачем я пошёл за ней.
Свернул в ведущий на лестницу коридор, поднялся по ступеням, заваленным строительным мусором, и наткнулся на нештукатуреную кирпичную кладку, на месте которой когда-то была дверь. Да, дверь… я ведь и забыл, что её больше не существовало. Как не было и той двери, через которую я только что вошёл. Ее не было. Она просто исчезла.
Осознав это, я, перепрыгивая через две ступени, помчался вниз. Мои ладони с размаху ударились об стену. Проход был замурован, как и полагается, вот только я каким-то образом оказался внутри.
Ещё такой момент – когда я вошёл в коридор, там был полумрак. Не светло и ясно, как солнечным днём, но и не темно. Крошечное окно под самым потолком таки давало немного света. Теперь же в коридоре потемнело. Я с трудом мог различить, что находится в паре шагов от меня. А под лестницей вообще сгустился мрак – не тёмно-серый, а непроницаемо чёрный, плотный. Думаю, его и фонариком было бы не разогнать.
Я стоял как раз спиной к этому мраку, и что-то подсказывало мне, что если я обернусь, то сойду с ума. Я чувствовал на затылке чей-то внимательный взгляд, который неторопливо наблюдал за мной из-под лестницы. Я ударил в стену и несколько раз крикнул что-то типа помогите-спасите, но вышло у меня неубедительно, как у актёра из плохого кино, и мои крики увязли в непроницаемой тишине того места, где я очутился.
Меня передёрнуло от паники, и я помчался наверх. Обрывки мыслей молниеносно сменяли друг друга – окно находится достаточно высоко; но с верхней ступеньки я смогу забраться на подоконник; а смогу ли я его выдавить до тех пор пока…
Какой-то жалкий миг я смотрел во мрак. Это заняло меньше секунды, но клянусь тебе, анон, даже такого короткого промежутка времени мне хватило, чтобы осознать на собственной шкуре смысл выражения «кровь стынет в жилах».
Под лестницей сидело то, что было той девушкой. Она (оно?) была голой, а её разорванные лёгкие одежды валялись поодаль. Судя по всему, она как-то беззвучно положила их в метре от меня, пока я стоял спиной. То есть, она приближалась ко мне, была совсем рядом – и это было по-настоящему страшно, анон, потому что то, как она выглядела, не имело ничего общего с внешностью игравшей на пианино светловолосой девушки.
Её пальцы срослись и огрубели, а сами руки и ноги сильно увеличились в длину и на них появились дополнительные суставы. И конечностей было не четыре, а восемь, и между ними болталось бледное брюхо в проплешинах, неравномерно обросшее спутанными волосами. Голубые глаза без ресниц стекленели на одутловатом лице, и под ними располагалось ещё несколько пар глаз попроще, с водянистой радужкой во весь белок и без зрачков. С треском разлепилась щель внизу брюха и оттуда вылилась белая заплесневелая слизь, пахнущая трупом. То, что сидело под лестницей, было мертво уже много лет.
Я взбежал по лестнице и с верхней ступени зацепился за подоконник и подтянулся на него. Мне это удалось не сразу, в первый раз я сорвался и упал. К тому моменту я плакал навзрыд. Тварь внизу производила громкие шевеления – кажется, вылезала из-под лестницы. Она не торопилась. Ей нравилось со мной играть.
В окно я бился, как безумный, не обращая внимания на то, что на улице уже стемнело (а я пришёл в шарагу с утра и не мог провести здесь более часа). С третьего удара я выбил стекло и вывалился наружу вместе с осколками, некоторые из которых вонзились мне в руки и лицо. Не замечая боли, я вскочил на ноги. За моей спиной послышался утробный вой, и что-то шлёпнулось мне на плечо и прожгло куртку насквозь.
Дома я зажёг везде свет и спать не ложился. Боялся, что оно придёт за мной. Родителям ничего не рассказал – сначала от шока не мог ни с кем разговаривать, а потом, отойдя, решил, что мне всё равно не поверят.
Я перевёлся из той шараги. Невозможно учиться, когда во время занятий ты слышишь, как за дверью кто-то играет на пианино, а в вентиляционных трубах кто-то ползает. Другие тоже слышали это, но они не сталкивались с тем, с чем столкнулся я, и рассуждали так – мало ли какая студентка может играть, а в трубах – крысы.
Только я знал правду. Знал, что это оно. Что рано или поздно оно застанет меня в одиночестве и накажет за то, что я осмелился от него сбежать.
Я перевёлся из шараги, а скоро вообще бросил учёбу. Подался в строительство и неплохо поднялся. Купил сначала одну квартиру, и сам в ней сделал ремонт, затем другую – соседнюю. Хотел сделать из двух квартир одну и уже начал ломать стены между ними, а входную дверь во вторую квартиру замуровал (зачем мне две двери).
И недавно вечером я услышал из глубины своей расширенной жилплощади звуки. Кто-то играл на пианино. На следующий день я восстановил те стены, которые уже успел сломать, но оно не перестало играть. Иногда я слышу, как по ночам оно ходит внутри и скребется в стены, как будто проверяет, можно ли ко мне пробиться. Соседи снизу жалуются на меня из-за шума.
У меня начались проявления лунатазима. Я просыпаюсь стоя и совсем не в своей кровати. На днях я проснулся у стены, за которой что-то так и ходило ходуном.
Родители у меня умерли, друзей у меня нет – после того случая я стал угрюмым и замкнутым, как будто проклятая тварь забрала всю мою жизнерадостность. И живу я на девятом этаже, так что на этот раз через окно мне спасти не удастся.
Я почти перестал спать. И мне страшно.
Мне страшно.
