«Я большой любитель старины, и как-то оказался в г. Домодедово Московской области. В 90-е годы возле платформы существовал маленький рынок, на котором можно было купить все – от сельхозкультур до старых гвоздей.
Проходя вдоль рядов, я увидел у старичка «баташевский» никелированый самовар и купил его. Из других рядов ко мне подошел старенький дед и предложил латунный самовар размером вдвое больше мною купленного, но находился он у него дома. Мы пошли к нему, я забрал покупку и вернулся на платформу, чтобы отвезти самовары на дачу, на станцию Барыбино.
До поезда оставалось минут пятнадцать. В нескольких шагах от меня стоял мужчина лет 45. Он уставился на крышки самоваров, которые выглядывали из мешков. Мужчина заулыбался и подошел ко мне. «Старину собираете? – спросил он. - Я уважаю людей, интересующихся стариной». Тогда я задал вопрос: «А может быть, у вас что-нибудь сохранилось? Я бы купил».
Он радостно сообщил мне, что у его родной сестры, проживающей на станции Ступино, имеется очень большой самовар: он стоит в сарае, медный, им не пользуются уже много лет. А также есть медали погибшего полтора года назад сына. Медали я сразу отверг. А самовар меня заинтересовал.
Мужчина был одет в новый, коричневого цвета костюм, белую сорочку с галстуком, на ногах черные новые туфли, в руках средних размеров плетеная корзинка… Подошел электропоезд. Мужчина помог мне погрузить самовары.
Поезд тронулся. Мы познакомились. Я предложил доехать со мной до станции Барыбино, до дачи, оставить там покупки и съездить к нему за самоваром. На что он ответил, что сегодня никак нельзя, что он собрался по грибы. «Странное время для грибника, - подумал я, - первый час пополудни, да и одет он вовсе не как грибник». Да еще, оказывается, ему нужно найти сестру, взять у нее ключи от дачи, накормить собаку со щенками. А если сестры не будет дома, придется тогда ночевать у соседа, Павла…
Мой новый знакомый рассказал, что он был летчиком-испытателем, но произошла катастрофа, и пришлось долго лежать в больнице со сложными переломами ног. Приподняв штанину брюк, он показал мне ногу, вся голень которой представляла из себя кость, собранную из мелких обломков, просвечивающих сквозь кожу. Подумать только, а ведь он даже не прихрамывал!
Договорились встретиться в Ступине через день в 12 часов дня на площади у вокзала. Он собирался приехать на машине (номер я записал). На всякий случай спросил у него и адрес дачи. Участок с дачей был ему выделен Москворецким районом г. Москвы.
Через день приехал в Ступино. В 12 часов он не появился. Я подумал: мало ли что, может, дела или призабыл. Подождал еще минут 20, узнал, как доехать до Москворецких участков, там разыскал 6-й участок. Ворота из кольев были закрыты на висячий замок, калитка тоже. Весь участок зарос огромными лопухами, к старому дому вела едва заметная тропинка. Вид у дома был нежилой.
Тогда я постучал в калитку дома напротив. На стук вышел коренастый мужчина с бородой. Спросил: кто я и что мне надо? Я сказал, что мне нужен Павел. К счастью, это как раз был он. Тогда я объяснил ему, что я знакомый его соседа и мы хотели с ним встретиться в 12 часов на площади, но почему-то он не приехал. И что еще он говорил, что может остаться ночевать у соседа Павла.
Мужчина вытаращил на меня глаза и не мог произнести ни слова. Я подумал, что ему не все понятно, и стал в подробностях описывать сцену нашего знакомства. Наконец, с выпученными глазами, побелевшим лицом и трясущимся от страха голосом, заикаясь, он произнес: «Да он уж три года как помер!» - «Как же так? Ведь я сам с ним разговаривал! Давайте разберемся, что-то тут не так!» -«Да я его сам хоронил на Домодедовском кладбище, в коричневом костюме, белой сорочке и черных ботинках. Все было новое на нем».
«От чего он умер?» – спросил я. «Он был летчиком, самолет попал в аварию, он прыгнул, разбился, а парашют не раскрылся, так от удара о землю у него ноги по колено в землю вросли. А сын помер полтора года назад». (Откуда, - подумал я, - знал умерший три года назад о смерти сына, ведь он предлагал мне его медали?)
«А его сестра?» – спросил я. «Сестра редко приезжает, в это лето два раза была, - вон все заросло. Собаку после его смерти убили, чтоб не голодала, а щенков разобрали. Вы идите, а то мне что-то худо от вас такое слушать», - сказал Павел.
Оно и понятно, мне до сих пор от всей этой истории жутко».
