Соприкосновение с необъяснимым.
Беззаботное лето восьмиклассника дополнилось возможностью подзаработать на страстно желаемый стереомагнитофон, будучи разнорабочим, в летнем оздоровительном лагере для детей. Лагерь располагался на территории бывшей райкомовской дачи, имевшей двухэтажный коттедж, баньку и обширную территорию, заросшую деревьями и саранками. Прекрасный вид с балкона на берега красавицы Лены, свидетельствовали о том, что детишкам чрезвычайно повезло с местом будущего отдыха. Да и у партийных тойонов губа была, отнюдь, не дурой. Нам вчетвером предстояло подготовить лагерь к началу смены, включая расстановку мебели в свежеустановленных на территории щитовых домиках, наведение порядка в самом коттедже, ну и уборка территории от рабочего мусора.
До нашего приезда, дачу охранял пожилой сторож, который почему-то предпочитал жить в бане, а не в доме, хотя отапливались оба помещения. Нам он это объяснял нечистой силой, что водится в доме и пугает его, от чего он регулярно вынужден принимать "негрустин" собственного производства, сброженный тут же в бане.
"Особенно под Новый год они тут бесятся" - говорил сторож, делая страшные глаза - "Орут, по лестницам бегают - да и только!" Мы, молодежь, дружно хихикали на все это, фантазируя, что если выпить столько бражки, то еще и не то покажется.
Итак, первая неожиданность поджидала нас, когда я занимался заготовкой дров для кухни, еще один рабочий, ремонтировал замок в одной из комнат на втором этаже, старший пионервожатый трепался в холле коттеджа с одной из пионервожатых, и лишь юная техничка решила помочь мне складировать дрова в поленницу. Войдя в холл коттеджа, и поинтересовавшись местонахождением второго рабочего, она крикнула в высоту коридоров второго этажа нехитрый, в общем, вопрос: "Серега, ты куда верхонки положил?!" На что все трое в ответ услышали встречный вопрос, заданный сочным, довольно низким женским голосом "Мои, что-ли?" Удивленно переглянувшись, троица округлила глаза, пытаясь понять, что происходит. Однако в ответ была тишина. Тогда они еще раз окликнули Сергея, который показался на лестнице и спросил своим обычным голосом:
- Чё надо?
- Ве-ве.. рхонки...
- Там, у поленницы оставил. А ты чё такая странная?
- Сереж, а ты сверху нам отвечал что-нибудь?
- Нет, чё я - дурак что ли, орать на всю деревню?!
Обыск здания ни к чему не привел. Тем более, что удаленность в 15 километров от города не давала возможности несанкционированного появления посторонних. Сторож подметил, что мы притихли, и стал ехидно интересоваться, не случилось ли, мол, чего эдакого? И как бы между прочим, обмолвился, что его предшественница, охранявшая дачу, скончалась тут от сердечного приступа, в одной из комнат, и пролежала около месяца, прежде чем её обнаружил кто-то из близких. «Говорят, что не упокоилась, горемычная, так и бродит теперь неприкаянная».
Техничка, отныне, ходила мыть полы в здании с оглядкой, стараясь выбирать моменты, когда там было побольше народу. Однако, после того, как однажды над ней ни с того ни с сего разлетелся плафон освещения, она вообще ходила только в сопровождении либо меня, либо второго рабочего. Зато малышне было раздолье для фантазии: каждую ночь рассказывание страшилок, днем - плодотворное сочинение все новых слухов и подробностей к ним, по большому секрету рассказывание друг другу в укромных уголках лагеря. Вообще-то, руководство запретило нам предавать огласке наши "бредни о привидениях", но малышня все же как-то находили опору для своих развлечений.
Однажды, когда детишек вывезли на речную прогулку на катере, я благополучно выполнил всю требуемую к обеду работу: дрова, баки с водой, затопленная печь и, занесенные из кладовой, продукты, и отправился к себе в комнату. Перед обедом приятно было отдохнуть в прохладе коттеджа, не оглашаемого детскими воплями и беготней. В здании никого не было. Воспитатели и вожатые были с детьми на реке, руководство со вторым рабочим отправились в город, за очередной партией продуктов. Повар вовсю колдовала в летней столовой у плиты. А техничку, как стало уже известно, в отсутствие людей, вовнутрь дачи на аркане затащить было невозможно. Пережидая полуденную жару, я валялся на своей кровати и бренчал на гитаре, тихонько напевая себе под нос. Солнечный луч, кравшийся по стене, добрался до зеркала на стене и, отразившись от него, скользнул мне по глазам, от чего нестерпимо зачесалось в носу, и, пользуясь одиночеством, я чихнул от всей души.
- Будь здоров! - услышал я низкий, грудной и сочный женский голос.
- Спасибо! - ответил я на автомате, будучи воспитанным мальчиком.
И тут у меня мурашки побежали по коже. Ослышаться я не мог. В здании никого не должно быть. Я обошел все помещения: было либо пусто, либо заперто на замок, что означало такую же безлюдность внутри помещений. В смятении я подался в сторону кухни, по пути заставив в очередной раз побледнеть от страха техничку. Повар - женщина средних лет, много повидавшая в жизни, и относящаяся ко многому философски и с юмором, была наслышана от нас о происходящем. Выслушав меня, на этот раз спросила:
- За все это время здесь она тебе хоть что-то плохое сделала, за исключением неожиданных реплик?
- Э-э... Нет, вообще-то.
- Так чего ты переживаешь? Вон, и здоровья тебе в придачу пожелала! Иди-иди со своим привидением, некогда мне!
Эта простая аргументация, сказанная мне в 14 лет, пожалуй, на всю оставшуюся жизнь определила характер восприятия тех сил, чью сущность и происхождение мне не удается объяснить.
Второй сезон начался спокойно. Особенно для меня, переосмыслившего свой первобытный страх перед неизведанным. В глубине души я даже бравировал этим, поскольку прежний состав обслуги на три четверти сменился, а запрет на распространение "всяких дурных слухов" все еще действовал. Ко второму сезону, наконец, удалось найти штатную медсестру, чтобы не возить медика из города. Не знаю, насколько эта пожилая женщина нагрешила в жизни, чтобы ей настолько досталось, но меня сначала удивила, а потом заставила почувствовать себя покровителем.
Спустя неделю после начала сезона, я стал замечать, что она (как это принято говорить) тает на глазах. С каждым утром делается все более сгорбленной и бледной, а под глазами все более обширные черные круги. Я поинтересовался - хорошо ли она себя чувствует, на что она мне, затравленно оглянувшись, ответила:
- Ты только не сочти меня, пожалуйста, дурой или сумасшедшей, но мне кто-то не дает спать по ночам. Нет, ты не подумай, я нормальная! К тому же я сама медик, но это.
- А кто и как Вам не дает спать?
- Я не могу сказать точно - кто. Но, когда я ложусь спать, как обычно, головой к окну, то по спинке кровати кто-то тихонько постукивает чем-то металлическим. Если же я перекладываю подушку наоборот, и ложусь головой к стулу, то слышу, как кто-то тяжело дышит сидя на нем. Со мной в жизни еще ни разу ничего подобного не случалось, но я либо сойду с ума, либо все брошу и уеду отсюда.
Я предложил ей попробовать следующий выход из ситуации: она укладывается спать, я прихожу к ней и читаю книжку, пока она не уснет. После того, как начинает слышаться явственное похрапывание (после такой дозы снотворного, которое принимала она, еще не так храпеть будешь), я выключал настольную лампу и уходил восвояси. Таким образом, мы с ней дотянули до окончания второго сезона, который оказался чуть короче первого. И только в в последний день я рассказал ей все, что слышал от сторожа, от ребят, и слышал и видел сам. Она, в свою очередь, рассказала мне еще несколько событий, которые едва не повредили её психику, и прочно закрепили в ней уверенность, что её преследуют.
Тогда я подумал о том, что, наверное, нужно пореже совершать плохие поступки, чтобы потом ни у кого, ни на этом свете, ни на том, не было повода и желания преследовать меня за что-либо.
