НАР МАТТАРУ
На шумерском означает бездну или внепространственность.
рассказ женщины:
Я познакомилась с ним пару лет назад. Тогда он произвёл на меня впечатление вполне достойного и надёжного человека, с которым я хотела связать свою оставшуюся жизнь. Меня привлекало в нём не столько внешность, сколько склад его ума. Нет, он не был каким-то гением, я даже не знала точно, кем он работает, кроме того, что говорил он сам. Он работал на федералов. Временами, я догадывалась о его серьёзной работе и о направлении в ней. На прямой вопрос о его роде занятий он просто смутно намекал мне, что имеет отношение к ФБР. И я верила ему, не вдаваясь в подробности.
Всё шло хорошо какое то время. Он часто задавал мне очень странные вопросы, на которые я затруднялась ответить и это смущало меня и восхищало одновременно. Один раз я его спросила о нашем знакомстве, на что он прямо мне ответил, что искал меня все эти годы, оставаясь один. Он искал меня профессионально, не так, как ищут друг-друга мужчина и женщина, а каким-то особым способом, о котором умалчивал. Я только могу предположить, что или за мной следили его люди, или же он меня просто вычислил на бумаге. И это меня иногда раздражало. Я просто не хотела в это верить. Он знал обо мне многое, о чём я ему никогда не говорила даже. Знал мою семью, всех моих родственников, мою работу.
Когда он позвонил мне первый раз домой, ещё до нашей с ним первой встречи, то заворожил меня своим голосом и деликатной скромностью, своим стилем разговора. Он был слишком тактичен и непритязателен. Он предоставлял мне всё решать самой. Абсолютно всё. Место наших свиданий, время, продолжительность и многое другое. И я руководила, я выбирала всё сама даже не подозревая, что он опережал ход моих мыслей всегда на один шаг вперёд. Нет, всё выглядело наоборот. И он был во главе этого.
Он всегда был для меня странным человеком, скорее даже, человеком-загадкой, от которого проистекала какая-то непонятная и таинственная аура. Я проникалась этим и была поглощена с самого первого дня нашей встречи. Мы много времени проводили вместе и у нас было более чем достаточно общих тем для всевозможных разговоров. И наши разговоры проходили в довольно интимной обстановке. Я хорошо помню как это было в первый раз.
Мы встретились поздним осенним вечером на железнодорожном вокзале. Предо мной был высокий брюнет, худощавого телосложения, в тёмных маленьких солнцезащитных очках и довольно скромном чёрном костюме. Потом, когда он мне представился и заговорил, то снял эти, непонятно зачем одетые в тёмное время суток очки, и я даже почувствовала лёгкое отторжение, когда посмотрела ему в глаза. Мне показалось, что он чем то болен. Да, у него был немного болезненный вид и его чёрные глаза тем вечером как две открытые маленькие бездны надолго запомнились мне таковыми. Но, затем, при свете уличных фонарей, когда он повернулся к ним лицом, моя неприязнь быстро прошла. Я увидела его реальное, живое и прекрасное лицо.
Он сам тогда назначал мне свидания, исходя, вероятно из того, что я жила совсем близко от места наших встреч. Я некоторое время не говорила ему своего адреса, где живу, и он не спрашивал меня об этом, не спрашивал меня, удобно ли мне встречаться с ним в этом людном месте. И вот в тот вечер он стал рассказывать мне довольно необычные вещи про свою жизнь. Мне трудно в подробностях пересказать сейчас его рассказ, но могу сказать, что он произвёл на меня неизгладимое впечатление. Такого я ещё не слышала ни от кого. Это было по истине ужасно и восхитительно одновременно. Я во многое это не хочу верить сейчас, но тогда он меня заворожил своей речью и я всячески старалась принять участие в нашем разговоре. Я чувствовала, что он немного выдумывает, чтобы понравиться и заинтриговать меня.
На все наши свидания на железнодорожном вокзале он приезжал на своей машине, в которой мы и находились всё это время. Это было очень странно. Он не гулял со мной по улицам нашего города, будто боясь чего-то. Я это понимала тогда; вероятно это было связано с его работой. Но по шесть часов находиться рядом с ним в сидячем состоянии для меня было довольно затруднительно. Он же был почти неподвижен, как обелиск. Только его негромкий голос опровергал такой вывод. Когда мы с ним разговаривали, он только изредка поглядывал на меня; всё остальное время он смотрел куда-то вперёд и немного в сторону, иногда мельком бросая взгляд в зеркало заднего вида. Такое внимание несколько не нравилось мне, но тогда я этому не придавала большого значения. К тому же, его рассказы о себе. В них он был человеком из вне, который жил какой-то своей непонятной жизнью. После этого он предсказал несколько незначительных событий и, как в подтверждении своих слов, они затем сбылись одно за другим. Конечно, я интересовалась астрологией и чуточку эзотерическими вещами, но всё, что я услышала от него тогда, в наши первые с ним свидания, абсолютно не укладывалось в моей голове.
Он писал рассказы, непонятные стихи, просто какие-то произведения, несколько из которых я прочитала сразу же дома, и о которых вкратце поведал мне тогда в своей машине. И в процессе его рассказа, я начинала попадать под влияние его слов, я начинала чувствовать себя частью всего того, о чём он говорил. Да, он и сам один раз ненадолго осёкся, попав, вероятно, в свой мир, о котором говорил. Я была этим просто загипнотизирована. Он раскрывал передо мной тайны древности, погружал меня в прошлые эпохи, и мне иногда казалось, то о чём он говорит – проносилось у меня перед глазами. Я не хотела его отпускать после этого. Но, затем, его рассказы постепенно стали переходить на более мрачные темы. Он упомянул мне о тайных оккультных науках, таких как некромантия, гематрия, инедия и ещё каких-то, которых я тогда просто не запомнила. Он поведал мне о чёрной магии, гётеи, диаблерии, но я остановила его, когда он увлёкся, впадая в подробные описания некоторых ритуалов. Я ненавидела всей этой мерзости, я была католичкой и с соответствующими убеждениями относилась ко всему этому, однако, не навязывая ему своей идеологии. Потом, я даже предложила ему некий компромисс, чтобы не выдавать его странных увлечений моим родителям, окрестив его по религиозной принадлежности к протестантам.
После этого он затих и представился мне человеком, которого нужно было успокоить как-то по-женски, незаметно пожалеть и приласкать. Я чувствовала, что он был чем то обделён по жизни, но не в коем случае не хотела ему об этом говорить. И я должна была найти то - потерянное им. Тогда он показался мне таким чистым и невинным, что я уже больше не смогла удержаться от своего соблазна. И в следующее наше с ним свидание я немного изменила ход событий, который вероятно, он не предполагал, как я думала тогда. Но всё было спланировано им заранее.
Я попросила его отъехать от этого уже приевшегося места подальше в ночную осеннюю аллею. На часах тогда было два ночи. Он безропотно выполнил моё требование и заглушив свою машину принялся дальше, как ни в чём не бывало, вести прерванный до этого разговор. По крыше машины стучал дождь и в салоне стало холодать. Я слушала его, но внутри моего тела уже блуждали волны иной страсти. Сняв очки, я пододвинулась к нему ближе, но он не удивился этому. В ту осеннюю ночь он был слишком холоден ко мне, холоден настолько, что его нельзя было сравнить даже с самим льдом, но я перешагнула через эту преграду, успокаивая себя на мысли, что вполне могу растопить его тело и сердце. Я немного лукавила. Я не смогла добиться от него ничего, кроме молчаливого поцелуя. Он только внимательно смотрел на меня, в мои глаза, словно читая в них мысли. Мне стало не по себе. Даже мои движения, моя близость и моё дыхание не всколыхнули в нём абсолютно ни каких естественных человеческих чувств и инстинктов.
После этого, мне показалось, что у него есть какие-то проблемы с женщинами по части секса. Я рассудила это по своему, подумав, что он слишком застенчивый и стеснительный. В следующее наше свидание я дала ему пару ненавязчивых книжек по сексуальной совместимости и прочих тонкостях в гороскопах, о чём знала тогда сама. Во общем ничего особенного из всего того, что можно было свободно купить в книжных магазинах.
Прочитав мою литературу, как мне сообщил после этого вполне спокойным тоном, он немного оттаял и в следующие разы чувствовал со мной себя более раскованно. Я выяснила, что он жил один в маленькой квартире, которую предоставляло ему государственная служба, как он сразу же заявил об этом. Я часто звонила ему туда, чтобы пообщаться с ним по телефону. Я понимала, что ему это было немного удобнее, чем встречаться со мной, но не чувствовала, что он пренебрегает моим настоящим обществом. С ним мы виделись почти каждый день.
Затем я стала звонить ему всё чаще и позже, иногда даже после полуночи, проговорив с ним до утра. И всё это время мы разговаривали с ним по телефону на какие-то философские и бесконечные темы. Уже к утру я начинала физически уставать и мной овладевал сон. Я просто отключалась и засыпала даже не повесив трубку. Всё это время он ждал меня и слушал, слушал моё сонное дыхание и тишину ночи, что окружала вокруг. И тогда мне казалось, что я была виновата перед ним за это, что мне не хватало силы воли и тактичности, чтобы просто попрощаться с ним на несколько часов. Только к утру, просыпаясь и находя у себя на постели телефонную трубку, я в ужасе вздрагивала и прислушивалась к ней. Он приветствовал меня с добрым утром. Я не понимала как это возможно, но из-за этих случаев прониклась к нему большой симпатией и уважением. Однако некий случай уже тогда впервые насторожил меня в моих поспешных выводах.
У меня вскоре возникло желание познакомить его с моей матерью и семьёй вообще. Перед визитом ко мне домой мы купили цветы по моей просьбе, но он отнёсся ко всему этому как-то однозначно, хотя не скажу, что прохладно. Он, конечно, дал понять, что уважает мою мать и семью, но перед самой дверью вдруг почему то занервничал и даже хотел уйти прочь, но я настояла на посещении. В тот момент он мне не понравился своим поведением, но в моём доме вёл себя как обычно: деликатно и предрасположено, замечая всё, что окружало его там. С мои братом он перемолвился лишь парой стандартных фраз, после чего тот вышел из комнаты, оставив нас наедине. На мою семью он не произвёл никакого впечатления, хотя я об этом особенно заботилась. Получилось, что был просто визит вежливости и ничего более. Хотя в следующий раз, когда мой брат уезжал из-за повышения по работе за границу и мы все вместе собрались у меня дома, я тоже пригласила его на это маленькое торжество. Он совсем не пил спиртного, сказав, что приехал на машине и ему нужно через некоторое время возвращаться на работу, хотя была суббота. И перед самым уходом он встал из-за стола и с бокалом сока просто произнёс в адрес брата странные, как мне показалось, слова: «за успешный итог».
После этого, правда, у меня с ним имело место несколько незначительных ссор, но все они были телефонного характера и он говорил тогда, что на таком уровне они не должны иметь большого значения. Я была с ним согласна, но всё же почувствовала, что он хотел меня отстранить от чего-то или даже от себя. При наших с ним последующих телефонных разговорах я несколько раз бросала трубку, когда он выводил меня из себя своими странными изменчивыми речами, но лишь сейчас понимаю, что он вёл незаметную и тайную стратегию общения. Я всегда быстро мирилась с ним после этого и приходила с повинной сама. И часто говорила ему о том, как наверно тяжело быть всегда одному и как тяжело ему было до меня, живя в полном одиночестве. Я ничего не знала толком о его жизни до меня, но также и не хотела верить в то, что он был один и никогда до меня не общался с женщинами.
В последнее время, на протяжении нескольких лет, он жил в своей маленькой квартире и однажды, через несколько недель после нашей первой встречи, пригласил меня к себе. Там, в таинственной атмосфере, мы провели первую нашу с ним ночь вместе. Меня тогда взволновали его слова, сказанные мне относительно его отношений с женщинами вообще по части секса. Он говорил об этом как-то странно, незаметно делая акцент на то, что он девственник. Я немного не понимала его в этом и просто думала, что таким образом он хочет вызвать к себе самые чистые мои чувства женщины и такое же отношение к себе в этом плане. И он знал с моих слов, что до него у меня были любовники. Тогда я этому не придала особого значения и была с ним наедине сама собой. Никаких замечаний с его стороны по этому поводу не возникло.
Прошло какое-то время и наши встречи были уже более открытыми и менее однообразными. Он заезжал ко мне на работу, он встречал меня, когда я поздно возвращалась, всегда подвозив меня до моего дома. И лишь однажды, когда он вновь заехал за мной на машине, встречая меня с работы, он был совсем иным. Я замечала такое за ним редко, но пугалась этим состояниям его настроения. В нём было совершенно два разных человека.
Была зима и нагретая атмосфера салона его машины подействовала на меня очень благоприятно. Но он в тот момент был далёк от меня. Он просто как-то резко сказал, что наши отношения нужно прекратить, из-за чего вызвал во мне бурю женских эмоций. Я разрыдалась. Я излила ему свою душу, я пригласила его к себе домой, поскольку мы были поблизости, чтобы разобраться в причине столь резкой перемены. Он был непоколебим. Но, оттаяв немного, рассказал мне о своём недавнем видении странного события, которое произойдёт с ним, если мы не расстанемся в ближайшее время. Он так и не зашёл тогда ко мне домой.
Я выслушала его рассказ тем зимним вечером. Он рассказал мне о странном обществе, к чему имел принадлежность, рассказал немного о его законах, о какой-то миссии и восьмерых, кажется, людях, которых он видел в своём видении и которых он знал прежде. С его слов все они были мертвы. Они лежали в мрачном подземелье, неизвестно где, но скорее всего, где-то в огромной пустой местности, в какой-то внепространственности на своих шерстяных чёрных плащах, закутанные ими до уровня лица. Рядом с ними лежало их оружие – старинные тяжёлые боевые мечи. Он видел их бледные мёртвые лица; он увидел тогда там, в том подземелье и ещё одно пустое место – крайнее правое – такой же чёрный плащ, но на котором не было тела. Он стоял и смотрел на него, - на своё последнее пристанище. Из темноты катакомб вдруг появился человек в странной одежде с факелом в левой руке. Это был его Учитель. В абсолютной тишине подземной галереи, он посмотрел ему в лицо и ничего не сказав, так же незаметно исчез.
Он вздрогнул, это было всего лишь видение, но он понял всё. Понял, что нужно сжигать все мосты, что его жизнь здесь теперь в опасности и нужно возвращаться на прежние невиданные позиции. Нет, я не могла отпустить его, просто не могла. Тот вечер перешёл в глубокую ночь, мы долго сидели молча, потом я успокоила его, и мне показалось, что всё отчасти вернулось на свои места. Ничего существенно после этого случая не изменилось.
Он никогда не был весёлым человеком, но временами очень здорово умел веселить меня всякими смешными историями и вещами. Постепенно я замечала за ним, что он незаметно помрачнел и похолодел ко мне. Я сделала ему замечание о том, что он вообще редко говорит мне хорошие слова в мой адрес, конечно, не говоря плохих вообще. Просто я тонко намекнула ему, что женщина любит ушами, на что он живо и положительно отреагировал, как бы оторвавшись от своих размышлений. Тогда мы признались в любви к друг другу.
После этого, через неделю мы сняли с ним квартиру в центре города и наслаждались обоюдной взаимностью какое-то время. Я начинала потихоньку узнавать его привычки, вкусы, нравы. Но ничего странного и необычного я тогда в нём не обнаружила, кроме всего того, что увидела с первых наших свиданий. Но я хотела узнать о нём и его родственниках больше, посмотреть его фотографии, и один раз он всё же проговорился. Он сказал как-то, даже ни на секунду не подумав, что недалеко за городом живёт его старая бабка по материнской линии. О других своих родственниках он пока молчал, вероятно из-за того, что молчала по этому поводу и я. С его стороны тогда желание посетить её было заметно и более того, он немного подтолкнул меня на встречу с ней, да я и сама позже настояла на этом. Вечером, после работы мы поехали с ним к его одинокой бабке за город. По дороге я купила немного сладостей к чаю, цветы и переступив порог загородного дома, вручила всё это хозяйке.
Его бабка произвела на меня впечатление очень мудрой женщины; мы все втроём поужинали, выпили чаю с выставленными на стол и добавленными ко всему моими сладостями и, когда только остались с его бабкой наедине в самой большой комнате того дома, она стала странно и пристально разглядывать меня некоторое время. Мне это вдруг резко не понравилось, поскольку в тот момент он вышел по делам в гараж, что находился слева, рядом с домом и отсутствовал минут пятнадцать. Тогда я почувствовала себя брошенной, попыталась расспросить бабку о её внуке, но смутилась, не получив от неё никакой информации более. За окном я услышала, что он что-то тяжёлое погрузил в свою машину, после чего, вскоре одевшись и попрощавшись, мы покинули этот странный дом. На обратной дороге, сидя в машине он спросил меня о моём впечатлении от увиденного. Его интересовало моё мнение. Всем этим побочным мелочам я не придала тогда значение, лишь сказав так загадочно, что неплохо бы и нам обзавестись своим собственным домом.
Через несколько месяцев, мы вновь вернулись к этой мысли, что нужно найти более постоянное жильё. Он предоставил это мне на мой вкус и выбор и я это сделала. Небольшой одноэтажный коттедж с обычными удобствами и небольшим садом привлёк моё внимание из-за своей, относительно, низкой цены. Он оплатил всё, даже те незначительные долги, которые числились за прежними хозяевами этого жилья. С моей стороны тогда я тоже хотела внести свою значительную часть в общее дело, но он отклонил моё предложение, возразив на это утвердительно.
Тем более, что перед этим один случай меня просто напугал и чуть не свёл с ума. Да, я помню как у нас возникла тогда небольшая трудность с жильём, но подстроенная им, скорее всего, специально. Отказавшись от снимаемой квартиры перед самой покупкой нашего дома, мне пришлось один день провести в том самом доме, ставшим для меня в последствии самым жутким местом, где недавно жила его бабка и которая умерла за несколько месяцев до этого. Это был обыкновенный день и без малейших подозрений я переступила порог того старого и загадочного дома. Он мне как-то сказал однажды, что в этом самом месте умерли его предки по материнской линии. Умерла здесь также от старости и дымчатая собака особой высокогорной породы. Для меня это тогда было не больше чем информация к сведению до тех пор, пока он не обмолвился мне о имевших место здесь неких экспериментов с потусторонним миром.
В тот день он отсутствовал, бросив меня на произвол недавно сказанных слов. Его не было и всю ночь. Где-то ближе к вечеру, от всей этой угрюмой обстановки и начинающейся заброшенности у меня появились тревожные мысли. Нужно было устраиваться на ночь в доме, где всё было иначе, к чему в обыкновении привыкла в жизни я, где была только старая мебель и пыль. Я решила устроиться на небольшом зелёном резном диване, тонкой ручной работы, где и собиралась провести всю ночь до утра. Около восьми вечера я вдруг почувствовала на себе холодный взгляд неизвестной мне женщины и едва слышимые шаги на чердаке. Мне стало немного страшновато. Я стала прислушиваться ко всему, но вероятно в старом доме у меня в тот вечер просто разыгралось воображение. Справившись со своими детскими страхами я всё же уснула где-то к одиннадцати вечера и мне приснился довольно странный и непонятный сон, который не испугал меня, но постоянно держал в напряжении, на границе страха. Был июнь месяц и ночи стояли тёплыми. Но уже во сне я почувствовала какой-то холод, я сначала не понимала – снится ли мне всё это или же происходит наяву. Я встала с дивана, потому что меня разбудил странный и постоянный шум, очень похожий на тот, что я когда то слышала в записи на одной из курсовых кассет, когда училась в колледже. Этот звук на ней был записан из космоса и предназначался для медитативных сеансов. Тогда мне сказали, что эти звуки производит Вселенная, сама Бездна. И вот теперь, непонятным для меня образом, я услышала их здесь вновь. Потом оглянувшись, я вдруг увидела, что нахожусь в комнате уже не одна. Посреди неё словно на чёрном пятне-колодце стояла та самая незнакомая мне женщина, немигающий взгляд которой был холоден и непонятен. Она выглядела очень неестественно и трудно было сказать – жива она или мертва. Я отшатнулась, раскрыв от удивления рот и страх стал колоть и переполнять моё тело. Шум всё нарастал и постепенно мне показалось, что меня затягивает в центр этой комнаты. Но более всего страшнее мне сделалось, когда я почувствовала чьи-то холодные пальцы у себя на голове и они словно невидимые капилляры уносили из моего сознания всё живое, высасывая полностью из моего тела жизнь. Тогда я упала на колени перед этой незнакомой женщиной, перед этим чернеющим бездонным кругом и молилась всему, что знала из своего небольшого церковного запаса, не находя более выхода. Потом я увидела высокую дымчатую собаку иссиня пепельного цвета, появившуюся неизвестно откуда и прошедшую сквозь неподвижную фигуру этой ледяной женщины. Собака подошла ко мне и я инстинктивно погладила её по пушистой и холодной дымчатой шерсти. Но собака тогда была реальной и живой. В этом я была абсолютно уверена, когда заглянула в её глаза и эти глаза не были злыми, просто смотрели на меня испытующе. Тогда всё погрузилось в необъяснимую тишину, но в тоже время сама Бездна бушевала перед моими ногами и мне показалось, что я была в её центре.
Больше не раздумывая, пятясь к стенке и обходя это душераздирающее зрелище, пересекая комнату, я бросилась в двери прочь. Ледяная женщина всё это время пристально смотрела на меня; когда я двигалась по комнате, она тоже поворачивалась в мою сторону словно неживая была привязана ко мне своим зловещим взглядом.
Я очутилась на кухне и там увидела его. Более ничего не происходило, но шум также не исчезал. Он сидел в старинном кресле, слегка наклонив на грудь голову и мне представилось, что просто дремал. Свет ночи пробивался через небольшие окошки и создавал лишь сумерки, но достаточные для того, чтобы можно было хорошо в них видеть. Неуверенной походкой я приблизилась к нему и дрожащей рукой всё же коснулась его головы. Она бесчувственно запрокинулась на левое плечо, явив передо мной в ночи его бледное лицо с полуоткрытыми глазами и плотно сжатым ртом. Он был холоден и мёртв. Я дико вскрикнула, чуть было не упав в обморок, больно стукнувшись о край кухонного стола, и как могла, быстро выбежала оттуда прочь на улицу, упав без чувств в траву перед домом. Лишь по утру холодная роса привела меня в сознание. Перед самым рассветом я очнулась, но была у него на руках. Он внимательно и ласково смотрел на меня с небольшой долей волнения и я, увидев его вновь живым, бросилась ему на шею и разрыдалась, ни говоря больше ничего, потеряв дар речи. Быстро успокоив меня, он уговорил вернуться в дом, где мы вместе изучили всё подозрительное и даже сползали на чердак, так и не найдя никаких объяснений увиденного мной прошедшей ночью, кроме как воспоминаний из моего кошмарного сна и синяка на моём бедре от задетого стола. Но я никогда раньше не страдала лунатизмом и галлюцинациями, однако поверила в то, что это быль лишь очень реальный сон.
После этого случая я «отходила» несколько дней и чуть не впала в депрессию. Он быстро нашёл положительный выход из этой ситуации. Мы просто поехали с ним за город отдохнуть и провести хорошо время. Природа наших мест очень нравилась мне и не нужно было далеко искать для этого место. Проехав где-то пятнадцать миль по шоссе, мы свернули на лесную дорогу и преодолев через лес ещё пару миль очутились на берегу реки, где и расположились. У меня тогда была одна задумка, вполне реальная и желаемая для любой женщины, и которую я хотела тогда осуществить.
Но я изменила себе. Я завела с ним более серьёзный разговор, о браке, о семье, о детях, о доме. Наверно я здорово тогда надавила на всё это и почувствовала как он стал меняться. Меняться, как мне показалось, не в лучшую сторону. Я чувствовала, что он боится всего этого, боится новых обязанностей, траты времени, перемены обстановки и возможно лишних глаз. Меня это взбесило, взбесило мгновенно то, что я ошиблась в своём выборе в его лице, почувствовала себя полной дурой и впала в крайность. Не находя более слов, я просто скинула с себя одежду и направилась к воде. Был конец августа и вода в реке уже не благоприятствовала для купания. Я хотела покончить с собой. Я хотела просто утопиться и твёрдым шагом пошла к середине реки. Но потом, когда моя голова уже скрылась под водой, и река меня омыла своим холодом, я вдруг посмотрела на всё это со стороны и мне стало смешно. Он просто не понял тогда моего жеста, а я не видела выражение его лица, наверно в тот момент он был спокоен и невозмутим, созерцая моё обнажённое тело в вечерних сумерках. Конечно, после этого он смягчился и я успокоила его своими нежными объятиями и поцелуями. К этим серьёзным для меня темам мы так больше и не вернулись, вероятно в меня с того дня вкралось необъяснимое тревожное подозрение о смысле наших с ним отношениях.
Средства, на которые мы жили, нас вполне устраивали, но роскоши как таковой и к какой привыкла я до него, у нас не было. Всё было очень средне. И у меня не возникало никогда и никаких к нему замечаний по хозяйственной части нашего дома. Он всегда всё замечал и быстро исправлял, не давая мне абсолютно повода делать ему упрёки в этом. Не помню такого случая, чтобы я стирала его бельё. Конечно я готовила нам еду, но он ел мало, иногда вообще один раз в сутки, часто готовя себе всё сам. Я начала думать, что я плохая хозяйка и старалась выяснить это осторожно у него. Но он только отшучивался на этот счёт и просил меня, чтобы я не волновалась по поводу его закоренелых холостяцких привычек.
В дальнейшем я узнала о его прочих странностях. Он никогда не употреблял алкоголя и не курил. С одной стороны это было очень здорово и характеризовало его только с положительной стороны, но я стала задумываться позже над тем как он может повести себя в другом обществе, кроме моего. Наверно, из-за этого мы редко с ним посещали наших общих знакомых и друзей, и как выяснилось позже, только моих, поскольку с его стороны их даже и не было вовсе. Были приятели, но по большей части все они являлись случайными для него людьми и он чрезвычайно редко приглашал их домой. Однако неплохо любезничал с моими подругами.
Я много провела вместе с ним ночей, но ни разу не видела его спящим. Тогда я на это не обращала должного внимания, да и вообще не замечала этого, принимая его таким какой он есть. Но потом меня всё это стало заинтересовывать и даже немного переросло с моей стороны в манию. Я никогда не могла застать его врасплох. Один раз, когда он всё же здорово устал и я заметила это по его лицу, то принялась упрямо ждать того момента, когда он уснёт. Два часа ночи, три часа ночи, четыре утра – он всё не подавал никаких признаков сна и мне показалось тогда, что он просто смеётся надо мной. Я приподнялась на подушке и посмотрела на его лицо. Оно было спокойным и бледным. Он почти не дышал. Тогда, наклонившись над ним ближе, я не почувствовала его дыхания на себе и слегка вздрогнула, подумав, что он мёртв. Внезапно тёплая рука обняла меня сзади, непонятно каким образом появившись из под одеяла. Он прислонил меня ещё ближе к своему лицу и нежно поцеловал. Не зная, что и подумать на всё это, я промолчала, после чего внезапный сон сковал мои глаза, а когда я проснулась, то его уже не было рядом, - он ушёл на работу.
__________________________________________________
к сожалению, здесь рассказ прерывается.
