Ростом главный бухгалтер Боря Пронькин был под метр девяносто, белозубый, улыбчивый, с ямочкой на подбородке и роскошной копной рыжеватых волос. Сегодня его называли бы на иностранный манер - мачо, а тогда говорили просто – красавец-мужчина.
Боря был знаменит тем, что не пропускал ни одной появлявшейся в поле зрения симпатяшки. Рано или поздно все они оказывались в его постели. Причём Пронькину было наплевать, замужем красотка или нет. «Орогаченные» супруги пробовали Борю бить, но быстро бросали это дело: красавец-мужчина три раза в неделю ходил в клуб, где занимался тяжёлой атлетикой. Железки, которые он поднимал над головой, обычный мужчина с трудом от пола отрывал. Так что мстители за поруганную честь рисковали остаться покалеченными.
При этом Пронькин был ценным специалистом. Иначе не назначили бы его в 32 года главным бухгалтером огромного металлургического завода, где трудились несколько тысяч человек.
Шёл 1936-й. Через год по стране прокатится цунами репрессий, 80 процентов руководителей крупных предприятий пойдут в лагеря как враги народа, не избежит этой участи и директор Красносулинского завода. А вот Борю Пронькина волна пощадит. Органы посчитают, что у мужчины, интересующегося лишь цифрами, бабами и спортом, нет в голове места для политики.
Конечно, могли бы повесить на главбуха аморалку, но за это в 1937 году не сажали, максимум – пропесочивали на партсобрании.
Была одна дама, которая отказалась с Борисом переспать. Наш Казанова подбивал к ней клинья, используя весь свой богатый опыт обольщения, но безрезультатно. Валентина была замужем, хотя муж – одно недоразумение, меньше её ростом, круглый, как колобок, да ещё молчун. Не верил Боря, что Валька так любит своего дундука, что ей наплевать на него, великолепного Пронькина.
– А что, Гена, – поигрывая мускулами, задавал главный бухгалтер вопрос сопернику, который тоже трудился на заводе в отделе снабжения. – Если Валентина тебе изменит со мной, ты мне морду бить будешь?
– Тебе набьёшь, – криво усмехался Геннадий. – Только не обломится тебе. Валька мне всегда верна будет, можешь в этом не сомневаться!
Однажды Гена отправился в командировку по работе, а Боря опять к его второй половине подкатил.
– Валя, я тебе что, совсем не нравлюсь? Неужели твой хомяк для тебя единственный свет в окошке? Или другой есть, тайный возлюбленный?
– Да нравишься, успокойся, – огрызнулась женщина. – Никого у меня нет, а мой колобок мне противен. И в постели, и как человек. Но мне бабка моя нагадала, что если изменю законному мужу, какой бы он ни был, жизнь моя покатится под откос. А бабуля ведунья была сильная! Что ни пророчила, всё сбывалось! В германскую войну к ней солдатки ходили: как там мой на фронте? Бабка карты раскинет и одной говорит – убит, второй – ранен, но несильно, в госпитале сейчас, а третьей – через неделю жди в отпуск. Ни разу не ошиблась! Ты же не хочешь жизнь мне испортить? Тогда держись от меня подальше!
Наконец понял Пронькин, что Валька ни в кого не влюблена и не шибко морально устойчива, а просто боится, что бабкины слова сбудутся.
– Ну, если так, давай Генку разыграем, – предложил он Валентине. – А то больно он важный, даже противно. Измены не случится, мы над твоим толстячком просто похохочем.
– А как?
– А вот слушай! – и Боря зашептал сообщнице на ухо.
Валька фыркнула:
– Давай! Будет смешно. Давно Геночку проучить пора.
А дальше – как в анекдоте, где возвращается муж из командировки. Главный бухгалтер встречает Гену похотливой ухмылочкой:
– Ну что, рогоносец, темечко ещё не чешется? А хороша твоя жена в постели, горячая! Кстати, если потребуешь сатисфакции, я готов.
– Врёшь, – побелел Геннадий. – Валька проклятия боится!
– Уже не боится. Дома сдёрни со своей благоверной трусы и посмотри, что у неё на заднице. Вместе полюбуетесь, она сама, думаю, ещё не видела. Вчера я ей поставил, когда заснула.
Предчувствуя неладное, снабженец рванул домой. Прибежал, сорвал с жены бельё, а у неё на одной и на другой ягодице заводские печати, словно метки издевательские: «Я здесь был». Кто имеет доступ к печати предприятия? Только директор да главный бухгалтер. Ну не 70-летний же директор с Валькой кувыркался? Значит, Пронькин правду сказал.
Взвыв дурным голосом, Геннадий бросился бить жену. Шум, крики, соседи вызвали милицию, те доставили супругов в отделение, стали разбираться. Гена рассказал милиционерам, в чём дело. Те, когда протокол писали, хохотали – остановиться не могли. А когда увидели улики на Валькином теле, то сразу посуровели: на печати-то герб Советского Союза, и красуется этот герб на похабном месте! Ясно: происки иностранных шпионов, наймитов мирового империализма. Развелось же гадов!
Милиционеры стали «колоть» Валентину: кто автор? Женщина призналась. Пронькина – за шкирку, в воронок, в подвалы НКВД. А это уже не народная милиция, беспощадная к правонарушителям, но в душе добрая…
Никак не ожидал Боря, что его шутка станет предметом разбирательства властных структур. В камере сообразил, что глупый розыгрыш может обернуться небом в клеточку и друзьями в полосочку не только для него, но и для Валентины. Поэтому на допросе признался:
– Начальник, баба ни при чём, я печать взял из сейфа, а когда Вальку отымел, то дождался, пока заснёт, и поставил ей штамп на заднице, чтобы мужа позлить.
Валентину к следователям вызвали как свидетельницу:
– Это правда?
– Нет, – ответила честная советская женщина. – Не было у меня ничего с Пронькиным, врёт он! Мы хотели супруга разыграть, вот и придумали шутку с печатью.
Энкавэдэшники между собой переглянулись: «Сговор!» И бросили Валентину в камеру.
Главный бухгалтер получил 10 лет лагерей, а Валентина – 4 года. А подтверди она показания Бориса, глядишь, отделалась бы лёгким испугом, оказавшись жертвой. Но под суд пошла как соучастница.
И покатилась жизнь Валентины под откос. Вспомнила она бабкино проклятие. Ну и пусть измена была притворной. Там, наверху, в нюансы не вникают. Показала постороннему мужику срамное место, позволила прикоснуться к интимному? Значит, изменила, виновата. И пошла Валя по этапу.
Геннадий, когда выяснилось, что между ней и Пронькиным ничего не было, почувствовал себя виноватым. Ждал он супругу все 4 года. В мае 1941-го Валентина вернулась домой, но счастье получилось коротким. В первый же месяц войны Геннадий ушёл на фронт и погиб.
А Боря отмотал 10 лет от звонка до звонка, вернулся в 1947-м, худой, как щепка, согбенный, с потухшими глазами и практически лысый. Но зато уцелел в лагерях и на фронт не попал. Был бы, скорее всего, убит, как Гена. А так – дожил до глубокой старости, умер уже в 90-х. Вот и думай, кому из двоих повезло.
После войны ощущался дефицит мужиков, и 42-летний Боря женился на 22-летней комсомолке Аннушке, которая одного за другим родила четверых Пронькиных-младших. И хотя бабы – и постарше, и молодые – по-прежнему строили глазки постаревшему мачо, Борис не просто их сторонился, а бежал как чёрт от ладана. Интрижек на стороне больше не допускал – так ни разу и не изменил своей Нюрке. Усвоил урок.
