Всем доброго времени суток! Историю, которой хочу с вами поделиться, рассказала мне бабушка моей невестки. Буквально пару слов об этом чудесном человеке, светлая ей память. Родилась Евдокия Семеновна еще при царе Николае Втором в 1905 году, а умерла при президенте РФ Ельцине, не дожив буквально двух месяцев до своего 94летия. Одним словом, живая история. До последних своих дней она находилась, что называется, в здравом уме и твердой памяти, помня и узнавая не только своих многочисленных детей, внуков и правнуков, но и нас – родню приобретенную. Поговорить с ней о жизни было одно удовольствие – всегда улыбчивая, приветливая, словоохотливая. Вот так однажды сидели мы с ней за чашечкой чая и разговаривали обо всем на свете, и как-то незаметно, разговор перешёл в русло «о странных случаях из жизни». Тогда-то и рассказала она мне эту историю, что называется – в тему. Напишу от ее имени.
«Было мне лет 10-11, жили мы тогда в Чувашии, в деревне Н* (не помню названия – авт.). Это уж потом, в 20-х годах мы с остатками семьи в Сибирь переселенцами переехали. От лютого голода, что тогда, после революции, свирепствовал, бежали. А до революции семья наша была зажиточная, хозяйство батюшка вел крепкое, работали все до седьмого пота.
Стоял самый разгар июля, взрослые все в поле, самая страда, а мы со старшей сестрой Лизкой дома, на хозяйстве. Управившись по дому, сестра пошла в огород, а меня с лукошком в лес за земляникой отправила. А я и рада стараться, в лесу-то куда лучше, чем на жаре грядки полоть. Мы, ребятишки, лес-то в округе весь вдоль и поперек облазили, каждый кустик знали, одной-то и не страшно. Взяла я кусочек хлеба для перекуса и вприпрыжку на излюбленную поляну понеслась. Земляники в то лето просто тьма было. И вот, собирая одну за другой, не заметила, как и время пролетело, уже за полдень перевалило. Набрала я лукошко доверху и присела в тенечек, скушала хлебушек с горсткой земляники. И, видно, от усталости и жары разморило меня. Я и уснула.
Просыпаюсь оттого, что меня кто-то за плечо трясет. Открыла глаза – и вижу перед собой девчушку моего возраста, может, чуть постарше. Чернявая такая, с косичками, в платье из домотканого полотна – в общем, обычная девчушка, только незнакомая. Спрашивает: «Ты, почему здесь спишь?» Отвечаю ей, что землянику собирала, устала и заснула, а ты, говорю, кто такая – я тебя почему-то не знаю. А меня, говорит, Полинкой зовут, и живу я в деревне здесь, за леском. Не ври, говорю, нет там никакой деревни, я тут все места знаю. Стали мы с ней спорить, каждый своё доказывая, а она и говорит: не веришь, пошли со мной – сама увидишь, здесь по тропке недалеко. А я ведь маленькая еще, любопытная, – дай, думаю, схожу, одним глазком гляну – и домой. Пошли мы с ней по тропинке вглубь леса, вроде места мне знакомые вокруг, а через какое-то время лес расступился, и мы вышли к деревеньке незнакомой. Деревня как деревня, они все в то время одинаковые были: у ворот бабы стоят, дети играют, свиньи, куры бегают. Только как-то быстро темнеть стало, вроде бы только что по тропке шли, солнце светило, а к деревне подошли, уже темнеть стало. Полинка предложила мне: «Оставайся, заночуй, а утром я тебя на поляну провожу». Пришли мы к ее избе, Полинка в дом забежала, оттуда женщина вышла. Слышу, стала Полине выговаривать, зачем опять кого-то притащила, а она ей отвечает, что в лесу меня, мол, встретила, что я будто бы заблудилась, не гнать же меня в лес, на ночь глядя. Дала нам женщина по кружке молока и куску хлеба, умяли мы это быстро, да на сеновал забрались, стали спать укладываться. Лежали в темноте, разговаривали долго. Больше я о своих детских делах рассказывала, а Полина сказала, что мама ее умерла и живет она теперь с мачехой и ее детьми. Так за разговорами не заметила я, как и уснула.
Проснулась от утреннего холода и сырости. Огляделась вокруг: лежу я под деревом прямо на земле, деревни и в помине нет, вместо нее поляна, травой заросшая, которую со всех сторон плотный лес обступил, и корзинка моя с земляникой рядом стоит. Кручу головой, ничего понять не могу, куда же все подевалось. Жутко мне стало, подхватила я корзинку и бегом с того места. Через какое-то время выбежала на поляну, где ягоду собирала, а там уже и до дому не далеко. Во дворе меня мама увидела, заплакала, стала тормошить меня спрашивать, где я была так долго, что со мной случилось. Тут и вся семья из дому вышла. А я стою и ничего понять не могу. Когда шум да гам прошёл, выяснилось, что меня оказывается, уже три дня по всему лесу ищут, думали, что звери растерзали. В рассказ о деревне не поверили, решили, что приснилось все. Да никто сильно то и разбираться не стал – нашлась живая и слава Богу.
В деревне у нас учитель молодой был, вот он-то моей историей заинтересовался, все в подробностях расспрашивал, а я и рассказать-то мало что могла. Все в церковных книгах и документах копался, даже в город ездил. А потом рассказал, что лет сто, а может и больше, при каком царе – уже и не помню, крепостные бунт подняли, господ перебили и в лес с детьми и бабами от расправы сбежали. Основали в глуши деревню и какое-то время там проживали. А солдаты выследили, окружили деревню, всех жителей, никого не жалея, перебили, а деревню сожгли дотла, чтоб и помину не было. И еще говорил, что в церковных книгах есть два упоминания о рассказах людей, которые тоже в лесу натыкались на деревню, которой там не должно было быть».
Историю эту пришлось восстанавливать из разных источников, что сама помнила, что у дочери и внучки Евдокии Семеновны спрашивала. Может, какие-то детали и описания я по-своему передала, но суть рассказа верная. В общем, судите сами.
