Я понимаю, что здесь большинство историй — выдумка, но мне тоже вряд ли кто-то поверит, так что все равно, где рассказывать. А рассказать нужно, потому что мне настолько не по себе, что земля из-под ног уходит.
Неделю назад моя любимая тетка покончила с собой. Уже хватит, чтобы было плохо, но слушайте дальше.
У нее был сын, то есть он и сейчас есть — Кирюша, мой двоюродный брат. Тетя его в 42 года родила, до этого не могла родить вообще — выкидыш за выкидышем. Ему сейчас три года. Год назад он заболел — не усваивал почти никакую пищу, худел. Оксана (моя тетя) ходила по врачам, каждый день стояли в очередях, диагнозов малышу понаставили штук тридцать. Назначали разное лечение, что-то помогало, что-то не очень.
Два месяца назад на Кирюшу было невозможно смотреть — аж прозрачный был. Оксана, последние полгода хватавшаяся за любую возможность, в том числе за нетрадиционную медицину, собрала вещи и повезла сына к какой-то бабке куда-то под Красноярском. На расспросы «куда» отвечала, что нельзя рассказывать, условие такое. И кто ей на эту бабку указал — тоже не говорила. Муж ее хотел с ней поехать, но она истерику устроила. Он и отпустил — тоже в отчаянии был.
Вернулись Оксана с Кирюшей через неделю. В мальчике сначала перемен заметно не было, но уже через дней десять стало понятно — пошел на поправку. Ел, кожа розовела, говорить начал (а до этого молчал из-за слабости). И никого не удивляло, что Оксана из дома не выходит — мол, от сына не может оторваться. А потом Иван (её муж) стал как-то настойчиво просить мою маму (они близняшки с Оксаной) с ней поговорить по душам.
В общем, это были очень неприятные моменты, когда мы начали понимать, что Оксана, кажется, повредилась рассудком. Она все чаще плакала, то брала сына на руки, то не подходила к нему часами, отворачивалась. И начала бить себя — то уставится в зеркало и вдруг даст себе пощечину, то начнет кулаком по бедру бить до синяков.
Но сама она всем говорила — стресс, пройдет. А потом попросила меня познакомить ее с Михаилом. Михаил — это мой друг детства, а сейчас он православный диакон. Оксана вдруг решила, что ей нужно поговорить со священником. Михаил ей объяснял, что исповедовать он по чину пока не может, да и она не крещеная, но она уговорила его ее выслушать. А через два дня повесилась...
Вы понимаете, какое это горе — мать маленького ребенка, жена любящего мужа. На поминки собрали только близких родственников — Иван никого из посторонних видеть не хотел. И Михаила позвали. И всем было очень плохо. Под утро моя мама уснула вместе с Кирюшей, Иван целенаправленно напился, а мы с Михаилом сидели в комнате в каком-то отупении. И тут Михаил заплакал, попросил прощения, сказал, что не может в себе это держать. Хотя Оксана просила его хранить это в тайне.
В общем, что она ему рассказала... Она рассказала, что у нее было два сына — близнецы Кирилл и Иван (второй именован в честь отца). И болезнь у них была одинаковая. И когда она привезла их к бабке, та ее заговорила как-то, словно загипнотизировала, и сказала, что от одного ребенка ей придется отказаться — тогда второй выздоровеет. Оксана была как пьяная, не могла себя контролировать. Назвала Кирюшу, потому что он у нее на руках был, а Ванечка — в переноске. И когда бабка велела ей уходить, встала и вышла, как была, с Кирюшей на руках. Очнулась уже в Красноярске, но тут оказалось, что ни муж, ни кто другой вообще про второго ребенка и знать не знают. Ни вещей его не было, ни самого его в семейных фильмах.
Она два месяца разрывалась, думала, то ли это она с ума сошла, то ли правда отдала одного ребенка за другого. И не выдержала в итоге.
А потом Михаил дал мне фотографию, которую оставила у него Оксана — не хотела, чтобы муж видел. Цветной снимок 10 на 15 сантиметров. Я помню тот день, когда он был сделан — летом 2010 года мы гуляли с Оксаной и Кирюшей, она позировала, я снимала. У меня с той же фотосессии несколько снимков есть дома, и у Оксаны тоже. Вот только этот снимок ей особенно нравился, и она его с собой в бумажнике возила, и к бабке в том числе. А на снимке Оксана с двумя мальчиками, и кто-то из них точно Кирюша, а второй — точная его копия.
Я изменила имена и город. Думаю, этого достаточно, чтобы история не дошла до Ивана, потому что ему я рассказывать ничего не буду. Фотографию мы с Михаилом сожгли. Я не знаю, что про все это думать и как теперь жить, думая об этом каждую минуту.
