Не смотри

Категория: Истории из жизни, Дата: 29-04-2012, 00:00, Просмотры: 0

Знаете, как выглядят девочки и молодые девушки, когда испытывают парализующий страх? Может быть, так выглядят и юноши, и люди постарше, не знаю. Я видела такое в пионерском лагере, у девочки, которая до обморока боялась пауков, а ей их положили тридцать штук в тарелку под крышечкой, где лежал ее кусочек торта на «после ужина». Она подняла крышечку, и они поползли — по тумбочке, по ее руке, все пирожное шевелилось от их круглых телец и суставчатых ног. Тот, кто это сделал, ожидал, что она завизжит. Она молчала. И лицо ее застыло на полминуты тем самым выражением — не страх, не отвращение, а детская изумленная обида. Так мог выглядеть ребенок, вбежавший новогодним утром в комнату за подарками и обнаруживший, что елки уже нет, и праздника не будет. Глаза, рот, брови — все это выражало одно: «Как это может быть? Почему это происходит со мной? Пусть этого не будет!». И лишь когда ее тронули за плечо — она завопила. И лицо ее исказилось привычным омерзением, губы разошлись и искривились, нос сморщился, глаза брызнули слезами. Она отказалась спать в этой комнате. И я не могла спать всю ночь, потому что видела перед собой ее лицо. И думала, что именно так добрая, наивная душа встречает самое страшное — удивлением и обидой. «Как это может быть? Как это может быть со мной?».

История о другом. История о моей подруге, которая пропала без вести пол года назад.

Я хочу, чтобы вы все знали: Лиза Пряникова — самый лучший, честный и добрый человек, какой только может быть на свете. Или «мог быть». Она была, как ее фамилия, приятная, гостеприимная, обещающая покой и уют. Она была из тех, кто не задумывается, когда видит падающего на улице человека. Брала к себе кошек, от которых хотели избавиться хозяева, искала им новые дома. Не давала спуску, если кто-то при ней начинал зло сплетничать об отсутствующих.

Когда мы увидели эту женщину... Я бы прошла мимо. Успокоила бы свою совесть тем, что она просто юродивая — уж очень не хотелось подходить. Выше пояса она была завернута в черный шерстяной платок, покрывавший ее голову и спадающий на лицо. Само лицо она закрывала руками. И весь этот черный кокон — ее голова, шея, плечи, руки — был неподвижен. Шевелились только ноги, и эти ноги ходили туда-сюда, подрагивая в коленях, словно она чуть приседала на каждом шаге. И шаги были разной длины. Она издавала звуки — вроде и речь, а вроде и хныканье. Такое неестественное, нарочитое хныканье.

Лиза сказала: «Женщине плохо, идем!» — и потянула меня за руку. Я старалась идти медленней, словно могла этим что-то оттянуть, отменить. Отчего-то обратила внимание, как тихо на улице. Где прохожие?

Но вблизи она вроде была похожа на человека. И сквозь ее хныканье даже стали понятны слова: «Не надо, не смотрите на меня». Она уклонялась от наших взглядов, отворачиваясь всем телом, наклоняясь вниз. И снова мне показалось, что верхняя ее часть — словно неподвижная насадка над обыкновенными человеческими ногами в довольно модных, не старушечьих брюках. Гнулась она только в поясе и ниже.

Лиза уже расспрашивала ее, что случилось; положила руку на черное плечо. Я сделала усилие, и, протолкнув сухой комок в горле, поддержала подругу: «Может, в милицию позвонить?». В этот момент женщина повернулась вполоборота, и я увидела уголок ее накрашенного рта... выступающий из-за края ладони. Получается, ее рот шире обеих ее ладоней? Или это были не губы?

Я подумала, меня вырвет, или я даже описаюсь — такая накатила тошнота и слабость. От отвращения. Я заставила себя сделать маленький шаг. Потом еще один. Хотела дотянуться до Лизы, схватить ее и уволочь подальше. Но она была полна решимости помочь этому чудовищу.

Женщина все причитала: «Не надо смотреть, не смотрите, только на лицо мое не смотрите, нет, нет». Развернулась и пошла от нас, приседая. Лиза забежала перед ней и силой отвела ее руки в стороны. И вот тут я второй раз в жизни увидела то самое выражение. Лизины глаза распахнулись, брови поднялись домиком, словно она хотела спросить: «Почему? За что мне это?». Но это было не просто удивление — то, что она видела в этот момент, было настолько отвратительно и страшно, что просто не могло существовать в мире.

Я бы все отдала в тот момент, чтобы рядом был еще кто-то, чтобы мне не пришлось идти к Лизе, уводить ее от этого зрелища, делить с ней кошмар. Но она стояла там с застывшим обиженным лицом, и я была ей нужна.

В тот момент, когда я рванулась к Лизе, женщина вырвала свои руки из ослабевших лизиных ладоней и, прижав их к лицу, как раньше, пошла к переулку, неся на вихляющих ногах неподвижный торс. И Лиза завыла. Как животное, как сумасшедшая. Она согнулась пополам, из глаз капали слезы, по подбородку текла слюна. Я трясла ее, пробовала обнять, поцеловать ее щеки, растереть ее холодные ладони, бормотала что-то. Постепенно она начала успокаиваться, рыдания перешли во всхлипывания. Я повела ее прочь оттуда, домой, в безопасность. Лиза закрывала руками зареванное лицо. Я обнимала ее за плечи, и ее спина под моей рукой была напряжена. Не просто напряжена — она была твердой как камень. И становилась все тверже.

«Лиза?» — она уже хныкала, тонко и однообразно. «Лиза!» — я попыталась убрать ее руки от лица.

«Не смотри на меня». Вот что она мне сказала. «Не смотри, не надо смотреть, не надо смотреть на лицо». Я зажмурилась, чтобы не видеть в подробностях того, что виднелось между ее пальцев. С закрытыми глазами я слушала только удаляющееся хныканье и неравномерные шаги. Больше я ее не видела.

метки: