Этот случай врезался мне в память тем, что видение - или не знаю что - явилось мне днем, при ясном солнышке. И разъяснения оно так и не получило.
До работы мне было недалеко – кварталов шесть - и я добиралась туда пешком быстрым шагом, выходя из дома без четверти девять. Жила я тогда в глубоко частном секторе. Домишки, построенные в скудные советские времена, выглядели неказисто, редко где попадались добротные кирпичные дома, все больше – турлучные или саманные, иногда обложенные кирпичом – бывшие казачьи хаты. Так случилось, что это и был (и есть) центр Краснодара, поскольку новостройки прирастали к городу с окраин, а старинные кварталы, густо заселенные народишком, власти боялись и затронуть – где ж столько квартир набраться?
И вот, бегу я как-то на работу и вижу впереди согбенную бабушку, подметающую тротуар возле синего заборчика, за которым виднеется аккуратненькая, выбеленная мелом турлучная хата о трех окнах с синими ставенками, украшенных давно вышедшими из моды короткими белыми занавесочками-задергашками. Она повернула в мою сторону голову и я даже умилилась, какое доброе у нее лицо: на худеньком и сморщенном как печеное яблоко личике блекло-голубые глаза так и лучились улыбкой. Да и одета она была умилительно: в длинную ситцевую юбку в мелкий голубой цветочек, белую простенькую кофточку с длинными рукавами и белый ситцевый же платочек, завязанный под подбородком. Приветливо улыбаясь, она дождалась моего приближения и певуче сказала:
«Здравствуй, милая!»
«Здравствуйте, бабулечка!» - заулыбалась я в ответ, пробегая мимо нее.
«Живи долго!» - вдруг сказала она мне вслед. Я удивленно оглянулась и ответила:
«Спасибо, бабулечка!» И побежала дальше, боясь опоздать.
Несколько раз, все же, оглянулась, – не каждый день ведь слышишь от посторонних такие пожелания, - а она все стояла, с улыбкой глядя мне вслед, опустив веник.
В этот день я нет-нет да и вспоминала утреннюю старушку: «Надо же, такая старенькая, а прохожим добра желает». Все б такие старушки были!
Возвращаясь вечером домой, я все искала глазами тот дом с синим забором. Думала, может, опять ту старушку встречу, расспрошу ее – не нужна ли помощь? Дочку пришлю, если одна живет – в магазин сбегать, прибраться помочь. Но, вот чудо – не было у меня на пути такого домика с занавесочками-задергашками! Я напрягла память: да, это был третий квартал от моего дома. Я его исходила в этот вечер туда-сюда раз пять – не было там такого дома и все. Пожав плечами, я пошла домой. «Завтра поищу!» - с азартом решила я.
На другой день на работу я вышла пораньше. Та-ак, вот здесь я заметила старушку, минуту шла до ее калитки… Я повернула голову и… ахнула. Что за наваждение! Точно, это был тот самый дом, только, эдак, лет тридцать спустя после того, как его покинули жильцы. За покосившимся черным щербатым забором стояло полуразрушенное строение: труба на крыше обвалилась, да и крыши как таковой не было – одни покосившиеся стропила, побелку со стен давно смыло дождями и кое-где из обрушившейся глины проглядывали доски. Досками были забиты и три черных окошка без стекол. Видно, что заколочено давно – некоторые доски прогнили. Весь двор, который только вчера выглядел таким ухоженным, зарос высоченной лебедой и крапивой. И только далеко, в глубине огорода, виднелась то ли банька, то ли сарайчик из досок, который выглядел еще крепким, хотя на его крыше росла трава.
Все, что я в этот день сделала на работе, смело можно было выкинуть в мусорную корзинку. Перед моими глазами все время стояло улыбающееся лицо старушки и то, что осталось от ее милой хатки. Кто она? Почему желала мне долгой жизни? И куда я вчера попала, в какой временной зигзаг?
Чтобы получить хоть какие-то разъяснения, я стала расспрашивать соседей о жильцах того дома, поскольку поселились мы там года три назад, да и сложно было всех вокруг упомнить – в некоторых дворах жило по десятку семей, мой муж называл их тараканьими норками, а я - Шанхаями. Одна соседка, Лида, наморщив лоб, ответила: «Кто в нем жил раньше – не помню. Дом долго стоял заброшенный. А сейчас там, в баньке, живет больной на голову мужичок, его все зовут Фонарщик». «Почему?» «Он любит по ночам фонари разбивать. Ты разве не видала? Он их бьет, а электрики потом приезжают на машине с рукой, жутко ругаются и лампы меняют». «А-а, да, наблюдала однажды».
Я как-то проснулась ночью от назойливых ритмичных ударов. Выглянула в окно: какой-то странный усатый дядька в синем спортивном костюме, с широкими сросшимися бровями над приплюснутым носом, низко растущей густой шевелюрой, методично бросал в сияющий на углу фонарь камнем. Камень, глухо стукнув, падал обратно, дядька поднимал его и снова швырял. Долго упражнялся, затем, потерпев неудачу, ушел. А фонарь торжествующе озарял перекресток. Я решила, что это какой-то пьяный прохожий дурковал. А выходит – это дядьки Фонарщика профессия: дядькам электрикам работу задавать.
В общем, так я и не разгадала сей ребус про постаревший домик с исчезнувшей старушкой. А ходить стала по другой стороне улицы. И на тот домик старалась не смотреть – жутко потому что было.
А вскоре эту рухлядь снесли, как будто этого загадочного дома не было, а на его месте выстроили, прям таки, терем. А куда Фонарщика дели – не знаю.
Может, вы подскажете мне: кто же была та добрая старушка? И что за феномен с метаморфозами ее домика?
