"...РџСЂРё очередной встрече фельдшер Вера Р?вановна, подрабатывающая проведением медицинских процедур РЅР° РґРѕРјСѓ, сказала: «Сегодня СЏ начала делать капельницы женщине, которая видела чуть ли РЅРµ самого Бога. Представь, ей восемьдесят восемь лет, Р° РЅРµ всякая молодая так Р·Р° СЃРѕР±РѕР№ следит: манеры, укладка, одежда… РќРёРєРѕРіРґР° Рё РЅРµ подумаешь, сколько ей досталось РІ жизни». Р? Вера Р?вановна начала рассказывать."
В Кремль, Сталину
Отца Ирины Новиковой, профессора, арестовали в 1937 году в Баку. Пришли ночью и забрали прямо из постели. Жену и детей переселили в комнатку-пенал в подвале того же дома. 13-летняя Ира с сестрой спали на узкой железной кровати, мама под ней – так было тесно. Прошёл месяц – забрали маму, тоже ночью. Накануне как раз стало известно о расстреле отца. Сестёр поместили в приют для несовершеннолетних.
В приюте профессорских дочек, как детей врагов народа, третировали всеми возможными способами. Так, что однажды Ирина забралась в чулан и накинула на шею петлю. Спасли чудом – случайно вошла уборщица. С того дня к сёстрам в приюте относились гораздо терпимее. А затем их вовсе перевели в детдом куда-то в Казахстан. Здесь-то в голове Ирины и возникла мысль, во что бы то ни стало разыскать маму.
Письмо было написано девочкой в духе чеховского Ваньки, только вместо деревни в адресной строке стояло «Москва, Кремль», а в графе «кому» значилось лаконичное «Сталину». В письме Ирина просила отца народов сообщить ей адрес мамы и обещала «слушаться старших, учиться на отлично и вести себя хорошо». В случае отказа - клялась убить себя. Письмо отправила во время очередного похода в кино, с городской почты.
Через некоторое время в детский дом пришёл казённый конверт с адресом лагеря, в котором находилась мать Ирины. У кого из бесчисленных бюрократов растаяло сердце, так и осталось загадкой.
Спустя много лет Ирина узнает, как её письмо к матери читали всем бараком, как выли и драли на себе волосы суровые зэчки, как решили объявить голодовку и уморить себя, если лагерное начальство не разыщет их детей и не позволит переписываться с ними. И начальство вынуждено было уступить.
Тем временем в Казахстан за Ириной и сестрой прибыл мамин брат. Так они оказались на Украине, где их и застала Великая Отечественная война. Вскоре город захватили немцы и всех молодых и здоровых погнали в Германию.
Драгоценные сапоги
Первая большая остановка: сортировочный лагерь на польской границе. Вагоны, бараки, оцепление, визжащие на поводках овчарки, толпы перепуганных гражданских пленных.
Внезапно всё это перекрывает голос из громкоговорителя. На плохо узнаваемом русском голос сообщил, что пропали сапоги. Командование даёт десять минут на их поиски. Если в течение этого времени сапоги не найдутся, то будет расстрелян каждый десятый.
Ровно через десять минут вдоль вытянувшихся в ужасе шеренг идут офицеры:
– Айн, цвай…
Хлопок – и очередной десятый падает. Хлопки приближаются.
Что чувствовала в это время Ирина, можно только догадываться. Она помнит огромное слепящее пятно перед глазами и звон в ушах – мозг отказывался видеть и осознавать происходящее.
Снова громкоговоритель. Снова про сапоги. Они найдены. Пока длилась речь, хлопки продолжались. Затем раздалась резкая короткая команда на немецком и всё закончилось. Наступила тишина. Ирина видела искажённые рыданиями рты, выпученные от страха глаза, но какое-то время не слышала ни звука. Больше всего на свете ей хотелось лечь и уснуть – ощущение навалившейся усталости было почти невыносимым.
Тем временем сортировка продолжилась. Какое-то время людская масса обтекала лежавшие на земле тела, которые немцы сознательно не убирали.
В плену у Альп
Несколько сильных, красивых молодых девушек, среди которых оказалась Ирина, попали в Австрию в прислуги. С первых же дней хозяин начал домогаться её.
– Если не прекратите, я пожалуюсь вашей жене, – предупредила Ирина и была жестоко избита.
Она бежала, но её практически сразу поймали и посадили в тюрьму. Мстительный хозяин заявил, что она убежала, потому что он разоблачил её связь с коммунистами. В тюрьме её пытали, скорее для порядка – всем было ясно, в чём провинилась девушка, и отправили кочевать по австрийским лагерям.
Заключённые рыли укрепления в Альпах, они вставали в цепочку и передавали наверх хлеб, изредка «теряя» кирпичик-другой в сугробах, чтобы вечером, возвращаясь в барак, тихонько его разделить и съесть. Если бы охрана застала их за этим занятием, расстрел был бы неизбежен, но чтобы жить, им нужно было есть, а еды всегда не хватало. С ними могли сделать всё что угодно, в любую минуту.
Из-за этого нервная система то одной, то другой узницы не выдерживала, и некоторые сознательно шли под пули или кидались на электрические ограждения.
На качелях
Первый налёт американской авиации совпал с приказом лагерного начальства залезть на только что выстроенные огромные качели и весело проводить время.
Солнечный день, огромное чистое небо – очень хотелось жить и быть счастливой несмотря ни на что. Даже наведённые со сторожевых вышек пулемёты не могли задавить этого желания. И вдруг – гул множества самолётов, затем вой, переходящий в свист: бомбы. Вот тогда что-то в ней по-настоящему сломалось. Она стояла на качелях и безучастно наблюдала, как медленно, слишком медленно разбегались по укрытиям люди. Как медленно спрыгивали с качелей и падали на землю, поднимались и снова падали объятые паникой девушки. Она понимала, что вот сейчас прилетит следующая бомба, осколок непременно достанется ей. И ей даже хотелось, чтобы это, наконец, произошло и всё закончилось.
Ирина медленно подняла лицо к раскачивавшемуся над ней небу, которое уже успело почернеть от клочьев дыма и поднятой с земли пыли. Она хотела увидеть свою бомбу. Но вместо бомбы увидела Лик.
– Я не смогла бы Его описать, даже если бы сильно захотела, но не смею даже думать об этом – настолько Он был прекрасен. А потом услышала голос. Красивый умиротворяющий голос, который сказал мне: «Не бойся, с тобой ничего не случится».
Заговорённые бомбы
В следующий момент Ирину подхватило с качелей и с силой ударило о землю. Затем провал в сознании, и вот она уже бежит к бараку. Нарастающий свист – это летит её бомба. Удар! Сейчас осколки смешаются с частями её тела и разлетятся по австрийской земле.
Но ничего не происходит. Она вбегает в барак и оглядывается. Её бомба почти наполовину вошла в землю. Ирина смотрит на бомбу, бомба смотрит на неё. Так и не взорвалась.
Следующее чудо случилось уже в конце войны, когда немцы начали отступать. Условия содержания в лагере, где находилась Ирина (а это был чисто «гражданский» лагерь), значительно облегчились. Ирину и ещё одну девушку то и дело отправляли за какой-нибудь надобностью в город.
Они шли по улице: добротные домики по обеим сторонам, прекрасная погода, в воздухе пахло весной и скорой победой. И тут снова сирены и вой самолётов.
Девушки бросились к ближайшему одноэтажному дому – какое-то официальное здание: толстенные стены, низкие потолки, плоская, покрытая маскировочной сеткой крыша. Сначала на них никто не обратил внимания. А потом молчаливая спутница Ирины вдруг начала болтать. Она болтала без умолку на чистейшем русском, пока разъярённые немцы не вышвырнули их обеих на улицу.
Девчонки едва успели отбежать, как вдруг громыхнуло так, что обе упали и непроизвольно обернулись – от дома, из которого их только что выгнали, остались одни горящие руины.
Дома пусть хоть к стенке ставят
По окончании войны, прежде чем вернуться домой, всем побывавшим в плену предстояло пройти несколько проверочных пунктов. В одном из них на Ирину положил глаз местный чиновник. Ей, свободно говорившей на нескольких языках, было предложено место в городской комендатуре. Предложение больше походило на приказ. Она была вынуждена согласиться.
И опять домогательства, и опять жестокая месть за отказ. Только закончилось всё так страшно и непонятно, что Ирина Ивановна до сих пор не может найти этому объяснения.
Комендант обвинил Ирину в пропаже какой-то важной печати. Не успели девушку вызвать на допрос, как прибежал вестовой и объявил, что комендант найден мёртвым (в своей комнате позже выяснилось – умер от инфаркта). Там же валялась злополучная печать.
Загадочная смерть здорового мужчины потрясла Ирину так, что она несколько дней провела в горячечном бреду. Придя в себя, заявила, что больше не вынесет никакой отсрочки – просится домой.
– Вы понимаете, что вас там ждёт? Помните, что стало с вашей семьёй? – спрашивали её союзники.
– Пешком, ползком – как угодно, но в Россию, а там пусть хоть к стенке ставят.
И она поехала в другую жизнь.
Много времени ушло на розыск родных, воссоединение с матерью, которое случилось после смерти Сталина. Затем было успешное окончание университета, замужество. Дети.
Вот только Лик ей больше не являлся. Наверное, остался там, в Австрийских Альпах.
