Похороны. Кладбище. Родные и близкие прощаются с телом. Девочка, десяти лет от роду, отрешённо наблюдает за процессом погребения. Она очень любила дедушку, он тоже питал к ней нежные чувства, и эта потеря для ребёнка была невосполнимой. Но подойти ближе к гробу девочка боялась. К тому же, ей очень хотелось оставить в памяти его улыбающееся лицо, с живыми глазами…
По славянскому обычаю гроб с телом умершего стоял в доме три ночи. И, как ни уговаривали ребёнка взрослые, как ни стыдили, мол, ведь дедушка так тебя любил, а ты даже не хочешь с ним попрощаться, она не смогла заставить себя приблизиться к гробу. И ещё. Ей почему-то казалось, что он, хоть и лежит с закрытыми глазами, а не только видит всё, но и понимает.
Ей казалось, что она, вроде бы, не то что чувствует, а знает, что он на неё не обижается. И как при жизни, так и после смерти, лучше всех её понимает.
На кладбище ритуал прощания был окончен. Девочка вздрогнула от звука глухого удара земли о гроб. Слёзы навернулись на глаза, в горле застрял комок, который вдруг вырвался отчаянным криком: д-е-е-е-д-а-а…
У ребёнка началась истерика. Бабушка обхватила голову девочки, тесно прижала к себе и зашептала:
- Поплачь. Поплачь милая. Выпусти боль наружу…
Постепенно ребёнок стал успокаиваться, рыдания сменились редкими всхлипываниями. Наконец, почти успокоившись, девочка высвободилась из крепких объятий бабушки и тихонько отошла в сторонку, когда взрослые, согласно старому русскому обычаю, начали поминать вновь приставленного.
Не отдавая себе отчёта, даже не понимая почему, словно какая-то неведомая сила заставила её это сделать, девочка развернулась на сто восемьдесят градусов, то есть повернулась спиной к могиле, подняла глаза и… обмерла.
Между могилок шёл дедушка.
Его характерную походку она бы узнала из тысячи. Во время войны дедушке оторвало мизинец. И хромота его была не совсем обычной. Он как бы загребал ногой землю прежде чем сделать шаг.
И эта его фронтовая плащ-палатка… даже надвинутый на самые глаза капюшон не мог скрыть его «орлиного» носа, как в шутку свой нос называл сам дедушка.
Несомненно, это был он. Она это не просто видела. Она это чувствовала. Девочка растеряно оглянулась на взрослых.
Странно, но никто и ничего не видел…
Может быть оттого, что уже изрядно «напоминались», может быть по какой-то другой причине.
А девочка на этот миг онемела. Она не могла произнести ни слова. Ноги словно вросли в землю. Где-то внутри всё трепыхалось. Сердце колотилось так, словно хотело вырваться из груди.
Холодок ужаса прокатился где-то по позвоночнику, когда дедушка (а, девочка в этом уже и не сомневалась) вдруг повернул голову в сторону, где стояла она. Она отчётливо увидела его улыбку, слегка насмешливую. Он всегда улыбался именно так. И пока он не скрылся среди крестов и могильных холмов, она так и не смогла пошевелиться.
Из оцепенения её вывела бабушка. Девочка едва слышно прошептала:
- Я видела дедушку….
Произнеся это (что произошло непроизвольно), ребёнок напугался. А вдруг её примут за сумасшедшую. Но бабушка ласково погладила её по голове и так же тихо, едва слышно, прошептала:
- Конечно, милая. Он же не мог уйти, не попрощавшись с тобой.
Девочка облегчённо вздохнула. Страх и ужас куда-то пропали. С тех самых пор, приходя на кладбище (даже будучи взрослым человеком), она обязательно обходит вновь появившиеся могилки. Она словно проверяет сколько соседей прибавилось, в каком они возрасте, кто ещё поселился за то время, пока она не посещала могилку.
Или же кто будет в соседях у вновь погребённого, если присутствует на похоронах.
Странно. Но никогда она не испытывала страха перед кладбищем. Ни днём. Ни ночью. Ни на закате, ни на рассвете…
В деревне, где она проводила каждое лето детства, кладбище было совсем близко. Она часто бродила среди могил.
Об этой истории она сначала не вспоминала, пока не случилась ещё одна история. Кому-то, может быть, она показалась бы странной. Но только не ей. После того, что случилось тогда на кладбище, на похоронах дедушки, для неё уже ничего не было странным.
