Я училась во втором классе во вторую смену, то есть занятия в школе заканчивались примерно часов в семь вечера. Был то ли конец ноября, то ли начало декабря; в любом случае темнело рано. Дом наш стоял напротив школы, пять минут ходьбы. И вот я пересекаю площадку, образованную из стыка двух дворов. Старая карусель, бельесушилка (огороженный дощатым заборчиком пятачок с натянутыми бельевыми верёвками) и вижу нечто.
В проходе стоит старушка, точнее старуха, со старым жестяным ведром в руке. Мне делается жутко, потому что: а) лицо у старухи осунувшееся, неподвижные глаза, смотрящие куда-то «в даль» с чёрными кругами под ними; б) рот вроде как безгубый, потому что видны оба ряда крупных лошадиных зубов; в) худые бледные руки в мороз оголены выше локтя и вообще одета она как-то … Стоит, не двигается , смотрит сквозь меня… Дрожащим голосом я здороваюсь. Никакого ответа. Здороваюсь ещё раз. С тем же успехом. Почему, дура, не убежала сразу же без оглядки – сама не знаю. Не могла мимо старухи пройти. Пришлось делать крюк и идти домой обходным путём через освещённый проспект. На следующий вечер всё повторяется, разворачиваюсь, бегу назад, натыкаюсь на одноклассницу Люду Ог***ову, она идёт со мной по « нехорошему» месту и всё нормально, ничего не видит. Раза три я старуху видела – на одном и том же месте, страшную, неподвижную.
Проходит лет двадцать. Однажды у мамы за чаем развспоминались и мама рассказывает следующее: в одном из домов, мимо которых мне нужно было идти домой из школы, жила бабка, страшно ненавидевшая бродячих собак, которые своим лаем мешали ей спать. Разгоняла она их следующим образом: вооружалась картошкой, выходила на балкон, вставала на ведро и швыряла картофелины в бедных зверюг. Однажды бабушка либо слишком сильно перегнулась через перила, либо ведро под ней «споткнулось», только вывалилась бедняга с балкона и нашли её только утром, уже мёртвой.
