Мы с родителями жили в частном доме на две семьи. За стеной проживала семья большая и шумная, но потом она как-то рассосалась и осталась одна старушка, Арина Ивановна, которая к тому же слегка спятила после безвременной смерти своего сына. Она не заговаривалась, успешно себя обслуживала, но от непереносимой, видимо, душевной боли стонала в голос - непрерывно и довольно громко, так, что стон ее был слышен из-за тонкой стены в один кирпич. Ужасно так говорить, но мы привыкли к этому звуку, тем более, он был слышен только в полной тишине.
Кончилось все для Арины Ивановны худо - не в силах совладать с собой, она удавилась - именно удавилась, а не повесилась. Повешение подразумевает прыжок откуда-то, так кончает с собой человек, который еще хочет жить и боится в последнюю секунду изменить свое решение, а удавленник в любой момент может встать или сесть, и удушение прекратить, но отвращение к жизни в нем так сильно, что он не хочет этого сделать...
В общем, старушка удавилась на батарее, и ее схоронили.
Примерно дня через три-четыре я услышала ее стон. Я была дома одна и валялась на диване с книжкой, и сначала даже не испугалась, потому что забыла, что соседка умерла.
А потом вспомнила.
Было чувство, как будто нырнула в ледяную, обжигающе-холодную воду. Хочешь крикнуть, но грудь сдавлена, и ни получается ни звука, ни вздоха, руки и ноги двигаются тяжело, словно под водой, и перед глазами повисает мутная зелень.
Я встала и вышла из дома. Ушла к бабушке, которая жила неподалеку. Ледяная вода отхлынула, я начала соображать, и списала все на нервы. Мне было пятнадцать, и я была трепетная особа, это сейчас меня лопатой не убьешь.
Но через день мой отец, человек без нервов, не склонный к мистическим настроениям и тонким эмоциям, выбежал из дома в одном тапке.
Он тоже слышал.
Дальнейшее я помню плохо - приглашали священника, святили дом, еще кого-то приглашали, едва ли не биоэнергетика. Я почти год прожила у бабушки. Наконец Арину Ивановну угомонили окончательно.
Но до сих пор она снится мне - перед болезнью или бедой. Последний раз в апреле - я лежала в кровати, и вдруг в полусне мне показалось, что Арина Ивановна заглянула в комнату, не целиком, а только голова ее на длинной синей шее.
И все тогда, действительно, было худо.
