Когда мне было 7 лет, я заболела, обнаружили аденоиды. В общем-то, распространенная проблема, и, как обычно, помочь мне могла операция, но осложнения, которые она могла вызвать, угрожали моей жизни. Но врачи всё же настаивали на операции, пугая мою маму красочными рассказами о том, как я однажды ненароком задохнусь ночью.
Моя мама всегда тяготела к чему-то мистическому: ходила к экстрасенсам, посещала различных бабок, которые лечили руками, молитвами-заговорами, водой, травами, чуть ли не тиной и лягушками. Обычно больше одного сеанса мама не выдерживала, ехала к следующей, благо, в Курской области этого добра в каждой деревне немерено.
Так вот, когда мне было 7 лет, мама впервые взяла меня к подобной даме. Первый визит я помню прекрасно: большая комната в трехкомнатной квартире, тусклый свет, отсутствие мебели, на полу сидит грузная чернявая женщина в халате, Зоя Михайловна. Едва она взглянула на меня, тут же заявила, что все мои проблемы можно решить, мне нужно лишь побывать на нескольких молебнах, один из которых состоится на днях. Зоя будет намаливать воду, которую потом следует пить для лечения.
В день молебна в комнате людей было столько, что все едва могли найти себе место на полу. С нами приехала мамина подруга, тетя Наташа, она вместе с мамой «искала себя», составляла компанию в поездках по знахаркам. Наташа была преподавателем экономики в колледже и обладала красивым, хорошо поставленным голосом и хрупкой комплекцией вкупе с невысоким ростом. Мы расположились в одном из углов комнаты на полу. Я сидела между мамой и тётей Наташей, на полу банка, в руках свечка. Слушаю заговоры, которые читает в центре комнаты Зоя, крещусь, когда надо. Вдруг понимаю, что что-то идет не так, смотрю на тётю Наташу и вижу причину всеобщего волнения: её глаза закатились, видны одни белки, она ловит воздух ртом, словно задыхается, привалилась к стене и вздрагивает. Я подскакиваю и отбегаю к двери, откуда вижу дальнейшее: Зоя поднимается с пола и, подойдя к Наталье, берет её за шкирку, как нашкодившего щенка или ребенка, и начинает громко и отчетливо кричать: «Выйди! Изыди, говорю тебе!» Наташа пытается отбиться, визжит, но вдруг перестает дрожать, фокусирует взгляд на Зое, и весь её внешний вид преображается: лицо темнеет, наливается кровью, Наташа начинает утробно рычать, даже не рычать, а издавать какие-то дикие, нечеловеческие низкие звуки. В комнату врывается атлетического склада престарелый мужчина, Зоин муж, видимо, уже привычный к подобным явлениям, заводит Наташины руки за спину, какой-то из пришедших за благодатью не слишком хрупкий дяденька принимается помогать удерживать её, но не тут-то было: Наталья стряхивает двух немаленьких мужиков, на помощь подрываются другие. Общими силами трех или четырех мужчин Наталью скрутили, а она басом извергала что-то крайне нелицеприятное в их адрес. Зоя держала Наташу за голову и читала какие-то заговоры, и тут Наташа начинает орать что-то типа: «Убрала руки, мразь», и, водя диким взором по собравшимся, начинает перечислять, у кого из сидящих какие есть заболевания, кому изменяет тут же под боком сидящий муж, кто скоро умрет, причем, называя всех по именам, хотя этих людей она видела в первый раз. Все это издавалось низким грубым голосом, ныне, познакомившись с творчеством некоторых исполнителей, я бы назвала это «гроулом». Наташу обильно полили святой водой, что вызвало новый поток брани, и она издала леденящий душу крик: «Всё равно ты меня не выгонишь, ты же наша, ты с нами заодно, а мне хорошо в этом теле, и у тебя сил маловато на меня переть, сама же сдохнешь, только полезь ещё раз, убью!», после чего упала в обморок.
Наталья похудела почти на пять килограммов за этот вечер и ещё дня три не вставала с кровати. Больше к Зое мы не ездили. Наташа мучилась ещё 4 года после того, как Зоя всколыхнула что-то, обитавшее в ней, но всё же, после нескольких месяцев проживания в монастыре и паломничества по многим святым местам в поисках помощи, наступило облегчение: Наташа избавилась от того, что сидело в ней.
