Моя бабушка умерла 30 лет назад. Никто не знал, сколько ей точно было лет — где-то 95. Бабушка прожила нелегкую жизнь. Родилась она в глухой деревне, затерявшейся среди тверских болот, сейчас этой деревни нет. У нее было десять детей, свой дом, две коровы, две лошади. Когда родилась моя мама, то оказалась десятым ребенком. Старшие дочери стеснялись, говорили: куда? А бабушка завернула мою мать в телогрейку, положила на печь и сказала: может, я всю жизнь оставшуюся с ней проживу. Наступила революция, и мою бабушку — как богатую кулачку — раскулачили. Пошла она работать в дом председателя колхоза, помогать по хозяйству его жене. Но дети голодали. Не знаю, с чего началось, но бабушка стала лечить животных. Поднимала самых немощных на ноги. Люди за добро приносили бабушке еду: молоко, яйца, — бабушка сама никогда не просила.
В деревне жила молодая женщина. У нее стало опухать горло. Она ездила в город Кимры — там в то время были лучшие врачи. Врачи отказались от нее, поставили «рак». Женщина медленно умирала и задыхалась. Бабушка ее вылечила. Как — я не знаю. Через много лет мама показала мне ту женщину — у нее было трое детей, и сама она была уже пожилым, но вполне здоровым человеком.
Когда моя мама вышла замуж, бабушка в возрасте 80 лет уехала с ней в Мурманск. До этого она не была нигде, кроме деревни в 20 километрах, куда ходила пешком за хлебом. В Мурманске родилась я. Как себя помню, все болячки и вывихнутые руки-ноги проходили на следующий день. Бородавки с рук бабушка сводила моментально: они чернели и отваливались. Сама бабушка не болела и говорила маме: никогда не держи в себе боль, поплачь — и все пройдет. Говорила, кто держит все в себе и не показывает своих эмоций — болеет. Моя мама никогда не бывала в больнице, умерла она от неизвестной болезни в 59 лет — я думаю, от тоски. Моя бабушка жила с нами. Мы обретались впятером в однокомнатной квартире, но нам не было тесно. Бабушка не умела ни читать, ни писать, вместо подписи ставила крестик.
У бабушка имелся крест — им она крестила грудных детей. Опускала крест в воду, и вода становилась святая. Этой водой она и лечила. Откуда этот крест, я не знаю, но ему очень много лет. Сейчас он у меня, и я считаю, что это он спасает меня от смерти. До последнего дня бабушка не болела, из лекарств пила только валерьянку — поэтому, когда она гуляла, за ней бегало очень много кошек. Бабушка хорошо видела, шила мне из тряпок кукол и раскрашивала их химическим карандашом. Она была удивительным человеком, и к ней тянулись люди. Когда она умирала, мне было 13 лет. Я тогда нагулялась и спала, а мама всю ночь сидела с бабушкой. Бабушка звала меня, я слышала, но была тогда эгоисткой и думала, что она притворяется. Так и не подошла к ней. Потом мама сказала, что бабушка хотела передать свой дар мне, а не ей. Хотя потом я замечала: что мама скажет — обязательно исполнится. Иногда от этого было как-то и не по себе. У меня тоже это есть, но вот лечить я не могу.
Врач, который приехал наутро к бабушке, сказал, что она умерла от старости, а если ее сердце отдать другому человеку, он проживет еще сто лет.
