Сашеньке всего три года было, когда он, дорогой, любимый мой мальчик, опасно и безнадежно заболел. Доктора так и не объяснили мне, что это была за болезнь. Они, созванные на консилиум, только качали головой, сознавая всю невозможность выздоровления ребенка. Он не проживет и до утра, сказали они мне, плакавшей о Сашеньке, и, видя мое полное отчаяние, не решились говорить об этом. Но разве я не замечала сама всей опасности положения бедняжки. Он, задыхаясь, метался по кроватке, сжимая бледные ручки, уже не узнавал меня, своей матери.
"Радость, счастье, сокровище мое, неужели ты уйдешь от меня? Нет, это невозможно, немыслимо, разве я могу пережить тебя?" - шептала я, обливая слезами эти дорогие мне ручки. - "Разве нет спасения? Есть, оно есть! Спасение - милосердие божье. Спаситель, царица небесная, возвратят мне моего мальчика. Возвратят, и снова он здоровенький, весело улыбнется мне. А если нет, о Боже, поддержи меня несчастную!" И в страшном отчаянии упала я перед ликом Спасительницы Богородицы и жарко и горячо молилась о выздоровлении моего крошки.
Молилась так, как никогда не могла потом пламенно сосредоточиться на молитве. Тогда я всю душу вложила в слова не заученного обращения к Господу. Не знаю, сколько времени я молилась, помню только, что всем существом моим овладела какая-то светлая, непонятная радость, какое-то чистое чувство покоя, меня точно что-то убаюкивало, навевая сон. Веки мои отяжелели, я едва поднялась с колен, села у кровати больного, облокотившись на нее, и тотчас же заснула.
До сих пор не могу отдать себе отчет, был ли то сон или действительно услыхала, так ясно я услышала чей-то незнакомый, но такой сладкозвучный голос, говорящий мне: "Опомнись, не моли Господа о выздоровлении, он, Всесведущий, знает, зачем нужна тебе смерть ребенка, из благости, из милосердия своего хочет он избавить тебя и его от будущих страданий. Что если я покажу их, неужели ты и тогда будешь молить о выздоровлении?" - "Да, да, буду, буду. Все отдам, приму сама какие угодно страдания, лишь бы он, счастье мое, не расстался с жизнью," - говорила я, с мольбой обращаясь в ту сторону, откуда слышался голос. Тщетно я старалась разглядеть, кому он может принадлежать.
- Ну так следуй за мной.
И я, повинуясь чудному голосу, шла, сама не зная куда. Перед собой я видела только длинный ряд комнат. Первая из них, по всей своей обстановке, была такая же, как та, где теперь лежал мой умирающий ребенок. Но он уже не умирал, не слышно было свиста, или как бы предсмертного храпа. Нет, он тихо, сладко спал с легким румянцем на щеках, улыбаясь во сне. Крошка мой был совсем здоров. Я хотела подойти к его кроватке, но голос звал меня в другую комнату. Там, крепкий, сильный, резвый мальчик, он начинал уже учиться. Кругом на столе лежали книги, тетради.
Далее постепенно, я видела его юношей, затем взрослым на службе. Но вот последняя комната, в ней сидело много совсем не знакомых мне лиц, они оживленно совещались, спорили, шумели, сын мой с видимым возбуждением говорил о чем-то. Но тут снова я слышу голос. В звуках как бы более грозные, резкие ноты: "Смотри, одумайся, безумная! Когда ты увидишь то, что скрывается за этим занавесом, отделяющим последнюю комнату от других, будет уже слишком поздно. Лучше покайся, не проси жизни ребенку, теперь еще такому ангелу, не знающему житейского зла." Но я с криком: "Нет, нет, хочу чтобы он жил!" - задыхаясь, спешила к занавесу. Тогда он медленно приподнялся, и я увидела тело моего сына, бездыханно лежащее на полу, залитое кровью и испещренное следами от пуль. Я громко вскрикнула и очнулась. Первым моим движением было наклониться к ребенку. И - как выразить удивление мое! - он спокойно и сладко спал. Ровное, тихое дыхание сменило болезненный свист в горле. Щечки порозовели, и вскоре, просыпаясь, он протянул ко мне ручки, зовя маму. Я стояла как очарованная, ничего не могла понять и сообразить. Что же это такое, все тот же сон или радостная действительность? Но ведь все точно также, как было во сне, там, в первой комнате. Еще не доверяя глазам своим, я кликнула няню и вместе с ней убедилась в чуде исцеления приговоренного к смерти младенца. Няня передала мне заключение докторов о невозможности его выздоровления. И надо было видеть изумление одного из этих врачей, "Ведь это чудо, чудо!" - твердил он.
Время шло, а сон мой исполнялся в точности, даже в самых мелких подробностях. И юность его, и, наконец, те сборища. Более не могу продолжать, вы поймете: это смерть, мальчика моего приговорили к смертной казни через расстрел, о Боже.
