Лето 2001 года начиналось для меня волшебно. Я закончила 10-й класс, художественную школу, близился мой день рождения. В честь всего этого, моя мама подарила мне долгожданную поездку в Санкт-Петербург. Это было одно из лучших путешествий в моей жизни. После холодных питерских белых ночей я вернулась в свой родной южный город с 40-градусной жарой. Тратить время на акклиматизацию мне не хотелось, и после первого же похода на пляж я заработала тепловой шок, а после ночи под кондиционером в таком состоянии у меня началось воспаление легких. Болела я очень сильно. Неделю пролежав в температурном бреду на грани жизни и смерти, я все-таки пошла на поправку, сбросив 10 килограмм веса. Больше месяца реабилитировалась. Долгое лечение и вся эта ситуация заставили меня посмотреть на мир другими глазами — с большим оптимизмом, верой в жизнь и ее торжество, и даже с неким суеверием.
Через неделю после возвращения из больницы я встретила парня, с которым вместе училась в «художке». Признаюсь, он нравился мне еще во время учебы, но юношеский страх не давал мне проявить свои чувства. Мой поменявшийся взгляд на жизнь заставил меня сделать то, что раньше бы я и не рискнула. Я сделала первый шаг, и у нас завязались романтические подростковые отношения.
Родственники подсуетились, организовав мне поездку на курорт с целью поправить моё здоровье после тяжелой болезни, и я вынуждена была начать сборы. За день до отъезда, я встретилась со своим возлюбленным, и мы впервые поцеловались. Это был очень странный поцелуй — с одной стороны, в душе у меня все пылало страстью, с другой — я совсем не хотела уезжать, а мой возлюбленный назвал этот поцелуй не первым, а прощальным. Я строго запретила говорить мне слово «прощай», и на следующий день уже ехала вместе со своей старшей сестрой отдыхать.
Прошло несколько дней, ничего особенного не происходило — мы отдыхали, ходили на процедуры, но чувство тревоги меня не покидало. Комната, в которой мы жили с сестрой, выходила балконом на поросшую соснами гору. Мы брали пепельницу и долгими вечерами, удобно устроившись на креслах, курили, наслаждались пейзажем и болтали обо всем на свете — я рассказывала о своих странных ощущениях и предчувствиях, и мы обе сходились на мнении, что, наверное, это нормально для человека, чуть не отправившегося на тот свет.
После одного из таких вечеров я вытряхнула пепельницу в мусор, умылась и легла спать. Сестра ушла то ли на дискотеку, то ли на свидание с каким-то соседом. Я проснулась от стука в дверь, подумала, что вернулась сестра, и пошла открывать. К моему удивлению, за дверью никого не было. В коридоре горел мутный свет. Я подумала, что ошиблась. Закрыв дверь и развернувшись, я обомлела: на кровати сидел мой возлюбленный. Он был бледный, но спокойный, улыбался. Я почему-то даже не спросила, как он попал в комнату и вообще в этот город — я так рада была его видеть, что даже ни о чем подобном не подумала. Только спросила, с какой целью он меня навестил. Он сказал, что приехал за мной. Усмехнувшись, я ответила, что еще не все процедуры закончились. Тогда он взял меня за руку и повел на балкон. Мы сидели в темноте и разговаривали. Он закурил и сказал, что раз я не хочу с ним уйти, то он должен попрощаться. Я стала возмущаться, что он обещал мне не говорить этого слова. Тут в дверь постучали. Я вскочила, чтобы открыть, что-то попутно говоря ему. Когда я открыла дверь, моя сестра влетела со сверкающими глазами и с вопросом, с кем я разговариваю и что вообще тут происходит. Я попыталась объяснить, мол, там сидит мой парень, обернулась — и вот тут-то мне стало плохо. На балконе никого не было. Сестра твердила, что уже час барабанит в дверь, а я не открываю. Она слышала внутри два голоса и уже собиралась бежать за помощью, чтобы вскрыть дверь.
Я вышла на балкон и увидела в пепельнице непогашенную сигарету. Я точно помнила, что я не курила, и сестра даже обнюхивала меня — от моих рук и изо рта табаком не пахло. Мы в итоге списали все на лунатизм, на мое пограничное состояние, но осадок остался. Тогда мобильные телефоны были у единиц. Я несколько раз пыталась дозвониться домой своему возлюбленному, но это мне так и не удалось.
Когда я вернулась домой, меня встречали молчаливые друзья. Им не надо было ничего говорить — посмотрев на их лица, я сама спросила: «Он умер?» Они сочли, что мне уже кто-то сообщил плохое известие...
Я себя так и не пересилила, не смогла сходить на могилу, но окурок хранила еще несколько лет, думая о том, что было бы, если бы я согласилась пойти с ним. Может, я и не должна была выжить раньше, и на том свете мы бы встретились?
