Раскаявшийся да простится.
Из письма:
«Прошу Вас дочитать мое письмо, а главное, если Вы даже посчитаете, что я заслужил ту кару, которую я терплю ради моей матери и ее слез, умоляю Вас помочь мне. Не выбрасывайте мое письмо, прочтите его до конца, пожалуйста.
В своих заговорах Вы пишете, что если просить ради Христа, то нельзя отказывать, так вот именем Христа прошу и умоляю помочь мне в моей беде.
А теперь я Вам расскажу, как все это было. Ничего не утаю и не прибавлю, я ведь знаю, что Вас нельзя обмануть.
Когда мне было девять лет, задавился мой отец. Человек он был пьющий и скандальный, поэтому в нашем доме были каждый день то песни под баян, то буйство и драки. После его похорон дома стало непривычно тихо, а мама сразу ожила и расцвела, а потом неожиданно исчезла. Я остался с бабушкой, мать уехала в город, чтобы устроить свою жизнь заново, как потом говорила всем моя бабушка.
Вскоре она действительно вышла замуж за пожилого полковника и только через несколько лет забрала меня к себе. Отчим постарался и определил меня в военное училище, и поэтому я им снова не мешал. Каникулы и праздники я проводил в своей деревне у бабушки. Среди моих деревенских друзей была одна девчонка, звали ее Таня. Она была самая красивая, и все наши ребята ухаживали за ней. Я тоже не был исключением, и мы стали с ней встречаться. Когда я был в училище, то скучал по ней и сильно переживал, что она найдет себе другого парня. Я писал ей письма каждый день и психовал, когда долго не было ответа.
Мой друг Сашка посоветовал мне переспать с ней, тогда, мол, она никуда не денется. В очередной свой приезд в деревню я уговорил бабушку побыть у соседей, объяснив ей, что хочу пригласить к нам домой Таню.
Правдами и неправдами я Татьяну упросил выпить вина и, напоив ее, переспал с ней. Потом ей было плохо от выпитого вина, и я возился с ней и уговаривал ее не плакать из-за случившегося. Клялся, что теперь она мне фактически жена и что я всегда, всю жизнь, буду с ней.
«Считай, что сегодня наша с тобой свадьба», – убеждал я ее.
Она стала приезжать ко мне в училище, и мы с ней стали прятаться по подвалам и крышам. В то время мне казалось, что я ее безумно люблю, потом, как только я про нее думал, в голове у меня начинался жар и сердце прыгало в каком-то невероятном волнении. В душе я желал только одного, чтобы она забеременела, тогда бы уж она точно никуда не делась, размышлял я, и всячески хитрил, чтобы не предохраняться.
Возможно, что мы с Таней поженились бы и прожили долго и счастливо, но в моей судьбе наступил неожиданный поворот. В училище был бал, и я познакомился с Верой. Мы стали с ней встречаться и только тут я понял, как сильно отличается деревенская девушка от городской. С Верой мне было не стыдно бывать в любом месте. Она была современна, водила машину, знала компьютер и говорила на двух языках. К тому же я понял, что благодаря ее отцу я смог бы быстро сделать карьеру. В общем, Таня стала помехой для моего счастья, но сказать мне ей это было уже не просто, потому что она ждала ребенка. Чем больше я об этом думал, тем больше ненавидел Татьяну. Обиднее всего было то, что я чувствовал, как искренне меня любит Вера и в ее доме меня уже принимали как своего. Мне было жалко себя, ведь в детстве я не видел ничего хорошего, одни пьяные скандалы. Теперь я мог бы иметь с Верой все: квартиру в центре, повышение, деньги. Вера говорила, что отец ей обещал на свадьбу кучу денег.
В общем, я решился, поехал к Татьяне и сказал ей:
– Мне стало известно, что ты гуляла не только со мной. Ребята мне рассказали, как ты ноги раздвигала налево и направо перед всеми подряд. Да, я тебя любил, и теперь ты мне небезразлична, но я не собираюсь воспитывать чужого ребенка, этого ты от меня не дождешься. Или избавься от этого ребенка или я больше никогда к тебе не подойду на пушечный выстрел. Если ты сейчас же признаешься, чей это ребенок, то, возможно, я еще тебя и прощу, – говорил я ей.
Никогда не забуду, как Таня стала плакать и клясться, что у нее никого не было, кроме меня, и что ее, верно, просто кто-то оговорил. Она так рыдала, что в какой-то момент я уже был готов сдаться, плюнутъ на все и приласкать ее. Но в этот момент я вспомнил Веру, ее машину, нормальную жизнь, которую я бы имел, став ее мужем. Я переборол себя и снова стал требовать, чтобы она призналась, кто истинный отец ребенка. Естественно, она твердила, что отец ребенка – я. Я сделал вид, что оскорблен ее ложью, хлопнул дверью, сказав, чтобы она никогда больше не смела попадаться мне на глаза и что я немедленно женюсь на первой встречной, пусть это будет кто угодно, но только лишь бы это была не она. Я возвращался в город, в душе у меня была радость освобождения. “Как ловко я придумал”, – думал я. Теперь не я перед ней, а она виновата. Пусть докажет, что это ребенок от меня.
Подумал я так и вдруг ужаснулся другой мысли. А что, если она родит и по крови, по ДНК докажет, что это мой ребенок. Если это дойдет до Веры, то я ее потеряю навсегда и у меня никогда не будет своей машины.
Признаться честно, временами у меня была даже мысль убить Таню. Я представлял, что плыву с ней в лодке и сталкиваю ее в воду, она барахтается, а затем тонет, ведь она не умеет плавать. Потом стал представлять, как сталкиваю ее с обрыва. У нас в селе есть утес высотой с девятиэтажку.
Какие только мысли не мелькали у меня в голове, и ни разу мне не было жалко Таню. Вечером того же дня я сделал предложение Вере, и она его приняла, сказав:
– Я уже думала, что ты никогда не решишься, и мне самой придется сделать тебе предложение.
Я ее торопил со свадьбой, и ей нравилось, что мне не терпится, чтобы она стала моей женой, а я это делал только потому, что боялся, что все может сорваться.
И действительно, через несколько дней заявилась Татьянина бабка. Когда я ее увидел, то решил, что она начнет меня уговаривать помириться с Татьяной. Меня поразил ее вид, казалось, она сильно больна и едва держится на ногах. Я приготовился к отпору, мысленно придумывая фразу типа: “Я на сто процентов знаю, что она переспала со многими, и Вам не удастся посадить мне на шею чужого ребенка”. Но вместо крика она сказала тихим, безжизненным голосом:
– Таня умерла, покончила с собой, и я знаю, что в этом виноват только ты. Так вот. Я сделала тебе привязку к ее ноге. Не думаю, что ты проживешь больше того срока, какой я тебе отпустила, так что живи и помни, что время твое сочтено.
Она развернулась и, тяжело ступая, ушла. А я не знал, радоваться мне или нет. С одной стороны, препятствия к моему браку с Верой больше нет, а с другой стороны, мне стало как-то жутко. Спустя три-четыре часа я все же успокоился. В конце концов никто ее не заставлял себя убивать. Сделала бы аборт и жила бы себе, рассуждал я. Потом я поехал к Вере и возле нее совершенно перестал думать о Татьяне. Ночью я проснулся, как будто меня кто-то позвал. На моей кровати в ногах сидела… Таня! На ней было белое платье, волосы были украшены цветами. Свет, падавший из окна, позволял хорошо видеть ее. Я замер, все во мне похолодело. “Это сон”, – твердил я про себя.
Но я понимал, что не сплю. Закрыв глаза от ужаса, я стал говорить с Богом, повторяя: “Боже, если ты есть, помоги” и так далее.
Когда я наконец открыл глаза, в комнате было пусто. Я включил свет и не стал его выключать до самого утра, а когда стало светло, мне стало нестрашно. Я был почти уверен, что все это мне приснилось.
Но это был не конец. Днем, когда я был в штабе, я почувствовал на себе чей-то взгляд и, оглянувшись, увидел в конце коридора Татьяну все в том же белом платье с цветами в волосах. Я кинулся к недалеко стоявшему дежурному.
– Почему Вы впускаете посторонних без документов, – ляпнул я первое, что мне пришло на ум.
– Кого? – спросил меня парень.
– Вон ту девушку, – и я ткнул пальцем в сторону Татьяны.
– Где? – обиженно спросил снова парень. – Здесь же никого нет!
А она была, я ее видел. С этого часа она ходила везде и повсюду за мной, даже возле мужского туалета она стояла, слегка отвернув лицо от входивших туда мужчин, будто стесняясь, что стоит в таком неподходящем месте. Потом я поймал себя на том, что стал с ней разговаривать.
– Пошли, – говорил я ей, и она шла.
В день свадьбы Татьяна стояла у меня за спиной, и я чувствовал, как от ее тела исходит холод. Когда мы с Верой занялись после свадьбы любовью, она, отвернувшись от нас, стояла у окна, к нам спиной, и тогда у меня невольно вырвалось вслух:
– Выйди отсюда!
Вера уставилась на меня, поняв, что я с кем-то говорю. А мне хотелось всех спрашивать, видят ли они женщину, то есть Таню.
Но я понимал, что меня тогда начнут считать ненормальным.
Вскоре я почувствовал, что не могу ни есть, ни спать, ни заниматься любовью, потому что это просто невозможно делать, когда на тебя постоянно смотрит умерший человек. Меня мучило непреодолимое желание поехать в деревню и найти ее могилу. Кончилось это тем, что я, не сказав никому ни слова, поехал и, не заходя в деревню, сразу же пошел на кладбище. Найдя место, где были свежие могилы, я увидел ее памятник. Таня смотрела с фотографии со своей обычной усмешкой. Молчать было невыносимо, и я ее спросил:
– Чего ты добилась? Зачем ты это сделала?
И тут я услышал легкий шелест за своей спиной. Татьяна стояла как живая. Было это так реально, что мне захотелось протянуть руки и потрогать ее. И я протянул к ней руки, но моя рука прошла насквозь ее виденья. Я вскрикнул и понесся так быстро, как не бегал никогда. Боковым зрением я видел, что она плывет рядом, но я не хотел поворачивать голову – мне было жутко. Выскочив на дорогу, ведущую от кладбища в деревню, я увидел грузовик, парень остановился, и я сел к нему в кабину. Не поздоровавшись, я сразу стал спрашивать, был ли он на похоронах Татьяны. Получив утвердительный ответ, я спросил:
– В чем она была похоронена?
И он описал ее одежду, в какой я видел ее всегда: в белом платье, с цветами в волосах. Я сунул ему деньги и попросил довезти меня до электрички. Приехав домой, я заболел. С тех пор я лежу уже шесть месяцев. Я стал похож на скелет. Вера брезгливо поджимает губы, а ее мать говорит, так, чтобы я ее слышал, о том, что их девочке очень не повезло в замужестве, что не успела выйти замуж, да, видно, скоро и овдовеет. Только моя мама переживает и плачет, и мне больно смотреть на ее слезы.
Я написал, наверное, слишком большое письмо, но это лишь для того, чтобы облегчить душу и чтобы Вы почувствовали, как я раскаиваюсь в том, что натворил. Но ведь я так молод, я не хочу умирать. Спасите меня, пожалуйста, ради Христа!»
