Пожилых людей всегда очень интересно послушать. Как правило, у них есть рассказы на все случаи жизни! Вот, например, какую историю поведала бабушка моей подруги. Попытаюсь говорить ее словами…
Мы тогда уже в городе жили, с дедом-то. Молодые были, только-только поженились, комнату нам дали. Его родители в деревне к тому времени померли уж, а братья и сестры тоже городскими стали. Семьями все обзавелись, а кто и детьми успел… Все, да не все. Лиля, золовка – она деда нашего всего на два года старше была – болела сильно, не до замужеств ей было. Врачи говорили, опухоль. Поначалу-то лечить пытались, а потом, видать, поняли – пустое это. И отпустили нашу Лилечку домой. Помирать, стало быть.
Жилья своего у нее не было, а койку ее в общежитии, пока она болела, кому-то другому передали. Уж и не знаю, как так вышло. А из больницы-то ее совсем плохонькую выписали: ходила с трудом, не ела почти ничего. Что ж поделать, надо было Лилечку кому-то к себе брать. Братья и сестры давай отнекиваться: у кого, мол, тесно, у кого ребятишки маленькие, кто целый день на работе, ухаживать некогда… Ну, а дед ваш добрый был, сердешный. Взял он Лилю к нам, хоть я тогда уже и беременная была.
Родственнички обрадовались: комната, говорят, у вас просторная, а тебе, Маня, дескать, все равно в декрет идти, будет времечко за сестрой присмотреть. А я смирилась. Не выбрасывать же на улицу ее, болезную.
Лилечка хлопот не доставляла. Тихая она была, добрая, понапрасну старалась не беспокоить. Знала я: мучается, боли у нее страшные, а терпит, не жалуется. Вскоре Вера родилась, дочка моя старшая. Лиля, когда еще здорова была, частенько мне говорила, что детишек очень любит и хочет их много-много родить. Привязалась она к нашей Верушке всем сердцем. Любила ее шибко, возилась с ней, во всем мне помочь старалась, хоть и сама к тому времени слабенькая стала как котенок.
Верушке и годика не было, когда Лиля совсем слегла. А еще через месяц отмучилась горемыка наша. Схоронили ее, девять дней, как водится, отметили, сорок… Я тогда на дочку все смотрела и думала: вот ведь, не посмотрит Лилечка на нее больше, не увидит, как растет.
А потом начала странные вещи замечать. Вот, например, положу Верушку на ночь спать, укрою одним одеялом, а утром гляжу – сверху еще и второе накинуто. Думала, муж ночью вставал. Ан нет, спал, говорит. Или оставлю дочу в комнате играть, а сама на кухню отлучусь. Возвращаюсь – что за чудо, Верушка играется с куклой, которая в шкафу, на самой верхней полке стояла. Как залезла, как достала, поди ж ты пойми! Поделилась всем этим с соседкой, а она мне прямо в лоб: ты, мол, Маня, берегись, Лилька это умершая к девочке вашей ходит… Страсть как я тогда испугалась тогда, но все-таки уговорила себя, что ерунда все это. А тут Верушка возьми да и первое слово скажи. Знаете, какое? «Мамалиля». Четко так, главное, внятно – «Мамалиля» и все тут.
Тут уж я совсем покоя лишилась. Ну, а соседка та тут как тут, и все зудит на ухо, что может Лилечку из дома нашего прогнать. Ей вроде какие-то способности не то от бабки, не то от тетки достались. Боялась я, не хотела, но чего не сделаешь ради доченьки любимой.
В общем, согласилась, но зря, как видно. Или тетка та была не слишком сильная, или сделала что не так… Но с того времени начала Лилечка хулиганить. То чашка у нас со стола упадет, да так, будто ее кто в воздух подбросил. То стекло в новом серванте прям на наших глазах треснет. То запертая дверь в комнату ни с того, ни с сего среди ночи захлопает. Да много было всего, и не упомнишь.
А однажды… ох, до сих пор вспоминать боязно! Спали мы в ту ночь с дочкой вдвоем, дед на смене был. Проснулась я от каких-то странных звуков. Глаза протерла, гляжу: дочь, Верушка-то, стоит в кроватке, ручки вперед тянет и лялякает что-то на своем языке. Она обычно так к отцу или ко мне тянулась, а тут – в пустоту… Жуть, да и только.
Вскочила я тогда с кровати и как давай орать. Уходи, кричу, Лиля, Христа ради, зачем приходишь, зачем пугаешь… И тут какая-то сила меня толкнула и обратно на кровать повалила. Я было подняться попыталась, да не тут-то было – мне словно чья-то огромная ручища горло сдавила. Даже не знаю, как описать. Вот нет же вроде никого рядом, а душит кто-то, да так, что я хрипеть уж начала. Принялась молитвы про себя читать, как мать когда-то учила. Помогло, отпустили меня.
Ну, а утром я дочку в охапку и в деревню, к своим родителям. Все по-честному рассказала: так, мол, и так. Мать меня тогда свела с одной женщиной, которая, как в наших краях говорили, «много знала». Та помочь согласилась, только попросила отвезти ее на место. Сказано – сделано. Не буду рассказывать, что та женщина делала, только в конце концов она попросила ее одну оставить. Долго была в нашей комнате. Под конец я не утерпела, дверь слегка приоткрыла и посмотрела в щелочку. Гляжу – ходит она от стены к стене и что-то говорит. И так, знаете, говорит… будто и не одна она вовсе… будто с кем-то беседу ведет… уговаривает кого-то…
Побоялась я, что помешаю ей, и дверь поскорее закрыла. С тех пор Лилечка больше знать о себе не давала. Никаких чудес в доме не происходило, да и Верушка стала вести себя нормально. Вот только всех своих кукол почему-то Лилями называла…
