Колдунью тетю Клаву в моем родном селе не боялись – она никому не делала зла. Впрочем, и добра тоже – не лечила, не гадала, не привораживала женихов. Словом, была обычная колхозница – работала от зари до зари… Да и колдуньей она стала не по своей воле – об этом с ее слов знали все односельчане.
Однажды, зашла она к бабке Марфе по какой-то надобности – ей нужна была ее дочь. Бабка давно и тяжело болела, но не могла умереть, не передав кому-нибудь своего колдовства. Дочь, зная это, держалась от матери подальше, никого не пускала к ней в избу.
- Полинка где? – с порога спросила Клава, охающую Марфу.
- В сельпо ушла, - простонала бабка. – Ты, Клав, подмети хоть около меня, а то пыль душит. Вот веник возьми…
Ничего не подозревавшая, Клава взяла протянутый веник, и бабка тут же облегченно всей грудью выдохнула и враз обмякла – отошла на тот свет. К вечеру все село только и судачило о том, что Клавка взяла колдовство у почившей бабки Марфы. И спустя годы никто не знал, в чем заключалось это самое колдовство, но то, что оно у тети Клавы было, односельчане убеждались не раз. Сам я тому свидетелем был.
Мне тогда было лет десять. Мы, четверо пацанов, играли в ножички рядом с дорогой, вьющейся перед избами. Шустряк и заводила Васек по прозвищу Цыган, заметив показавшуюся вдалеке колдунью, вытаращив черные глаза, приказал:
- Башками не крутим – к нам колдунья идет. Сейчас я проверю ее колдовство! Он подполз к дорожке, сел спиной к колдунье, положил перед собой разложенный ножичек и засыпал его землей. Если она и в самом деле колдунья, то ножичек ее дальше не пустит.
Не доходя до нас шагов пять, тетя Клава вдруг остановилась и грубо приказала: "Уберите ножичек, мне надо корову подоить! Кому сказала, а то хуже будет!" Для убедительности, она потрясла ведром. Обычно, уверенный в себе, Цыган торопливо подгреб к себе ножичек, и колдунья быстро прошла мимо, даже не посмотрев на нас.
