Когда-то, воспитанная в духе времен страны Советов, я была ярой атеисткой. Пионерская, а затем комсомольская идеология были жизненными приоритетами. Впрочем, как и у других… В то время существование Бога я считала мракобесием.
Мое отношение изменилось после рождения дочки.
Жизнь показалась мне адом после того, как ей был поставлен диагноз «врожденный порок сердца», да не один. Нам сказали, что такие тяжелые детки не доживают до трех лет. Не смотря на обрушившийся шквал болячек, дочка карабкалась, как могла. Откуда только силенки брались. Ведь она родилась 2,9 кг, а через три месяца стала весить 2,8 кг. Вопреки законам природы, совсем не росла. Ей была показана операция, на которую трудно было решиться. Но отказаться, значит отобрать шанс. Кое-как мы дотянули до трех лет, которые сопровождались походами по бабкам и практически «пропиской» в больнице. Вот тогда-то я и убедилась в силе заговоров.
Когда моей «Дюймовочке» исполнилось 3,5 г., ее госпитализировали в московский кардиоцентр. Мне в койко-месте отказали. Положено было «лежать» одной мамочке на всю палату. Понятно, что женщины готовы были выцарапать друг другу глаза, лишь бы оказаться рядом со своим ребенком.
Под окнами больницы я дежурила ночь и день. В палату не пускали и ни о чем не информировали. Извещали лишь о дате операции. Мне оставалось только беспрерывно молиться. С собой в Москву я взяла икону Николая Чудотворца и Пантелеймона Целителя. К ним и взывала о помощи. В Москве я все время ходила по разным храмам, раздавала милостыню в переходах метро.
Наступил день, когда ребенка прооперировали. Тогда я решила, что если дочка не выдержит, то и мне нет смысла жить. Операция должна была продлиться 2-3 часа, но продолжалась все 10. Порок был сложный и неверно диагностирован.
Дочка выжила. Но я чувствовала, что что-то не так. Со мной медперсонал не хотел разговаривать. Тогда я случайно подслушала разговор мамочек, одна из которых лежала на тот момент в палате, о том, что одна девочка при смерти. У нее тяжелая послеоперационная пневмония с легочной гипертензией. И я назвала имя моей дочки, на что получила утвердительный ответ. Мамочка попросила держать в тайне ее слова, так как информацию из стен больницы выносить нельзя. Она рисковала тем, что ее отстранят от ухода за детьми. На мой же вопрос о дочке, врач сказала, что все хорошо.
Икона. Николай-Чудотворец
К родственникам, у которых мы жили, я приехала затемно и не находила себе места. Меня просто насильно заставили прилечь, так как я уже была похожа на сумасшедшую. Немного полежав, я услышала сильный хлопок, словно что-то взорвалось. Затем вся комната засветилась мягким золотым светом. Подняв глаза, я увидела лицо старца – Николая Чудотворца. Он мягко произнес: «Уверуй, и все будет хорошо». Я испугалась и начала метаться на кровати. Вдруг меня кто-то взял за руку, и я увидела еще одного человека, который мне сказал: «Тебе надо поверить». Оба поцеловали меня в лоб и растворились в воздухе. Это был Пантелеймон Целитель. Я соскочила, начала всех спрашивать о хлопке и золотом свете, но никто ничего не видел и не слышал.
В пять утра меня что-то разбудило и заставило позвонить в больницу. К моему удивлению мне сказали, что освободилось место, и я могу лечь в «палату». Я тут же помчалась, даже не собрав необходимые вещи.
Икона. Святой целитель Пантелеймон
Дочку свою я не узнала, она была белей простыни и плохо отходила от наркоза. Через некоторое время я заметила, что она тяжело дышит: плечики ходуном ходили, но она мне все время улыбалась, а сама как бы проваливалась в сон. Надо сказать, что дети были в запущенном состоянии. Видимо, бывшая тут мамочка, ухаживала только за своим ребенком. Вряд ли бы она вовремя увидела, что моя дочь умирает. Секунды промедления – и ее бы не было сейчас.
Оказалось, что у дочки в перикарде скопилась жидкость, ее тут же забрали на новую операцию, исход которой никто не гарантировал. Она была очень слаба. Я сутки провела под дверями операционной и реанимации, и все время молилась. Моя девочка выдержала и этот ужас. Хотя при мне погибло двое детишек, более крепеньких.
Теперь ей 17 – умница, красавица. Иконы эти до сих пор дома и не раз помогали моей семье. Но это уже другие истории. А в Бога я теперь верю и других учу.
