У меня была сестра-близнец. Мы с ней были похожи как две капли воды. Даже тембр голоса похож. Вместе поступили в медицинское училище, вместе окончили его. Вскоре, по окончании училища, моя сестра очень удачно, как мы считали, вышла замуж и уехала в Украину. Но к 39 годам разошлась с мужем и вновь приехала в Ставрополь. 17-летний сын ее остался с отцом. Здесь в Ставрополе она пыталась еще раз создать семью, но у нее не получилось. В 40 лет она родила себе дочку Настю.
Когда девочке исполнилось девять лет, сестра заболела тяжелой болезнью. Я старалась как можно чаще навещать сестру в больнице, брала ее дочь к себе. К тому времени у меня умер муж, я растила двух детей-подростков. С дочерью сестры у меня были очень сложные отношения, при виде меня девочка замыкалась в себе и старалась даже не смотреть в мою сторону. И вот наступил момент, когда моя сестра серьезно слегла. Она очень похудела, черты лица заострились, лицо посерело, и я перестала видеть в ней свое отражение, как было прежде. Как-то, возвращаясь из больницы с племянницей, я встретила возле подъезда соседку, старушку Машу, которая всегда интересовалась здоровьем сестры.
- Ты бы сходила к иконе Иверской Божьей матери. Помолилась бы ей о здравии сестры, она ведь всем помогает. А самое главное – когда ты Поглядишь на икону, то сразу поймёшь, выживет твоя сестра или нет. Святая всем дает подсказку, – сказала мне старушка Маша. – Да и на девочку она повлияет благотворно. Сходи-сходи, голубушка, вот сама все увидишь.
На следующий день после посещения больницы мы с племянницей Настей сразу направились в храм. Служащая в храме показала, где находится эта икона. Я глянула на образ Иверской Божьей матери и ужаснулась: я увидела в лике глубокую скорбь. Страшное предчувствие охватило меня. Посмотрела на Настю – она тоже не могла оторвать глаз от иконы. А по возвращении домой Настя легла на диван, отвернулась к стене и пролежала так весь вечер, не проронив ни слова. Несмотря на все мои уговоры, она не стала ужинать. Вскоре сестры не стало.
Племянницу Настю я забрала к себе, но контакта я с ней так и не смогла найти. С моими детьми она тоже не находила общего языка. Она либо лежала на диване, отвернувшись к стене, либо брала книгу и тупо смотрела на текст, делая вид, что читает. Я уже начала сомневаться в правильности своего решения взять девочку в свою семью. Тогда я задумала опять сходить с племянницей к этой иконе и помолиться, попросить помощи у образа, ведь в прошлый раз я так и не помолилась.
Войдя в храм, девочка как одержимая побежала к иконе.
— Мама, она улыбается, – воскликнула Настя, глядя на икону.
— Да, моя доченька, она улыбается, – я обняла Настю, слезы счастья непрерывно катились из моих глаз.
Я глянула на икону – и правда, Иверская Божья Матерь улыбалась. Но что это было? Игра света? Мистика? Но больше всего меня поразило другое: Настя впервые назвала меня мамой. Пусть даже из-за сходства с сестрой, но это была долгожданная награда за мое терпение. Значит, я хоть на капельку, но отогрела закаменевшее от горя сердце девочки.
Постепенно она стала такой же, как прежде, наладились у нее отношения и с моими детьми. Сейчас Насте 15 лет. Мы ладим с ней, но она никогда не говорит о своей матери, и я тоже никогда не завожу разговора о ней. Даже на кладбище к сестре я хожу в одиночестве, чтобы не бередить тяжелую рану племянницы.
