Читаю на этом сайте и вижу, что люди верят во всякую нечисть, но только не в Бога, в домовых в леших и т.д. А кто-то еще придумал для них печенье или сладости на ночь оставлять, притягивая тем самым бесов ближе к себе, надеюсь, эта история откроет многим глаза на реальность жизни.
Прошлым летом я снял комнату близ станции Сиверская, и каждую ночь в два часа рассматривал в морской бинокль красную планету Марс со снежной шапкой на маковке, которая в том году на удивление близко подошла к нашей грешной Земле.
Ученые астрономы утверждают, что последний раз она так близко подходила при неандертальцах, 60 тысяч лет назад.
Ну как тут не пожертвовать ночным сном для такой диковинки!
А по субботам и воскресеньям ходил я в церковь Казанской иконы Божией Матери, где и познакомился с одним странником - малороссом, который шел пешком из Великого Устюга на Полтавщину. Ночевать ему было негде, и я пригласил его к себе.
У меня был куплен кусок свинины, я приготовил хороший ужин и пригласил гостя к столу. Однако, он свинину есть отказался, пояснив:
− Не вкушаю я свинину. И не потому, что я иудей или мусульманин, а все из-за того, что однажды в мой огород пролез паршивый соседский поросенок.
Паршивым я его, конечно, со злости называю, на самом деле, это был хорошо упитанный, розовый, весь налитый молодым жирком веселый и ужасно прожорливый поросенок.
Радостно похрюкивая и вертясь юлой, он стал жадно пожирать все, что зеленело и кудрявилось на грядках.
Увидев в окно этот грабеж, я понял, что урожай надо спасать, иначе − прощай мои труды. Я схватил швабру и, с криком: "Ну, погоди, тварь, я тебе сейчас задам трепку!", выскочил во двор и стал шваброй выгонять разбойника с огорода.
Но негодник не желал покидать эти благодатные угодья, уворачиваясь от швабры, он колесил по грядкам, вытаптывая посевы и на ходу хрупая все, что удавалось ухватить.
Все же я оказался проворнее и с размаху угостил вора шваброй по хребту. Поросенок заверещал, бросился к проделанному им лазу в ограде и юркнул в дыру. Не переставая вопить, он направился в свинарник, быстро перебирая передними ножками, а задние волоча по земле. Моя жена, выйдя на крыльцо с тазом мокрого белья, увидела покалеченного поросенка и, неодобрительно покачав головой, стала развешивать мокрое белье. На следующее утро на соседнем дворе ярко горел костер, на котором хозяин ошмаливал вчерашнего поросенка, а жена его − баба лютая и зловредная, грозила кулаком в сторону нашего дома. Снимая высохшее за ночь белье, моя жена обнаружила исчезновение моей любимой клетчатой рубашки, но отнесла эту пропажу на счет проходивших мимо цыган. Что касается соседа, работавшего кладбищенским сторожем и могильщиком, то ни шума ни скандала он не устраивал, справедливо рассудив, что поросенок, потравивший чужой огород, понес справедливое наказание. Но жена его рассудила иначе и, затаив на меня злобу, готовила черную месть. Через неделю после этого случая, я проснулся посреди ночи от тяжких громовых раскатов, ослепительных вспышек молнии и дробного стука по крыше обложного дождя. По комнате в одной ночной рубашке бродила жена, спотыкаясь о стулья, крестясь и шепча молитвы.
Отыскав спички, она затеплила лампадку в божнице и, встав на колени, клала земные поклоны и молила Илию-пророка, чтобы он не кинул молнией в наш дом. В отличие от меня, она была очень богомольна и крепко держалась всех постановлений Православной Церкви. Я же часто смеялся над ней и был равнодушен к вере, как и большинство тогда советских людей. Но с той грозовой ночи со мной стало твориться что-то необычное: появилось беспричинное беспокойство, нервозность, чувство страха и тоскливое настроение.
По ночам меня мучили кошмары, снились мертвецы, дружно гнавшие меня из дома. Я, конечно, и раньше выпивал, но теперь от тоски стал пить по-мертвому, бросил работать. А однажды, плохо соображая, что делаю, полез на чердак и, привязав к балке веревку, повесился… Очнулся я в больничном коридоре, намертво привязанный к старой железной кровати. Оказывается, вернувшаяся с базара жена, увидела открытую на чердак дверцу, полезла, гонимая предчувствием, и перерезала веревку. Вызвали скорую. Дежурный врач, осмотрев меня, махнул рукой и сказал: "Аминь!" Но все же занялся мной. Несколько часов медики пытались вернуть несчастного висельника к жизни, но душа стремилась расстаться с опостылевшим телом, и только после поясничного прокола я пришел в себя. И долго еще ходил я с лиловым рубцом от веревки вокруг шеи, не мог говорить, а только хрипел. Жена моя, как-то встретив цыган, стала стыдить их за украденную рубашку. Но всеведущие цыгане сказали: "Ты, золотая, нас не ругай, а кляни свою соседку - киевскую ведьму. Это она навела порчу на твоего мужа: украла рубашку и заставила своего мужа закопать ее в могилу с очередным покойником". Услышав такое, жена просто обомлела. Вбежав домой с белым лицом, бросилась на кровать и залилась слезами. На все мои расспросы - отмалчивалась… А мое беснование все продолжалось. По ночам меня давили черные призраки, приказывая мне хриплыми голосами опять лезть в петлю.
Жена велела мне ехать в город и у знающих людей расспросить, как избавиться от порчи. В город я приехал к вечеру, остановился у сродника-свояка. За ужином рассказал о своей беде. Выслушав с сочувствием, свояк посоветовал обратиться к знаменитому психиатру Илье Давидсону, а если тот не поможет, то к экстрасенсу Ивану Брюханову. Давидсон, оказавшийся сухопарым субъектом с козлиной бородкой, благосклонно меня выслушал, постучал молоточком по коленям и сказал, что чертей, демонов, ведьм, а также и Самого Бога в природе не существует. Все это плоды моего больного воображения, и пора мне уже бросить пить, и неплохо бы заняться спортом. Болезнь же мою назвал дромоманией, то есть - страстью к бродяжничеству. И чтобы разрядиться - посоветовал побродяжничать, и принимать кое-какие таблетки. Я стал пить таблетки и бродяжничать в окрестностях города. Из-за таблеток у меня стали дрожать руки и нижняя челюсть, а собаки, видимо, не перенося бродяг, покусали меня и превратили в лохмотья брюки. На следующий день я отправился к экстрасенсу. Дверь, ведущая в его кабинет, была увешана табличками, гласящими о трудах и званиях пана Брюханова. Он именовался доктором эзотерических наук, почетным членом Тибетского союза ламаистов, действительным членом ассоциации вука-вука магов озера Чад и т.д. Сам экстрасенс оказался толстым краснорожим мужиком с черной окладистой бородой. Обряжен он был в черную рясу, а на тучном чреве были налеплены звезды каких-то иностранных орденов. Он вперевалочку подошел ко мне вплотную и стал делать руками различные пассы.
Я как-то сомлел и упал в кресло. Мне не хотелось, но почему-то я дурным голосом кричал на Брюханова всякие ругательства.
Он надул щеки и сильно дунул мне в лицо, потом накапал в стакан чего-то черного и дал мне выпить. Я погрузился в сон. Снилась мне помидорная война в Испании, по улицам ручьями тек томатный сок…
Проснулся я в кабинете все того же Брюханова. Он пил чай и погрозил мне пальцем: - Не удалось мне снять с тебя порчу, не помогли даже африканские капли вука-вука… Ищи святого старца-пустынника, может быть, он изгонит из тебя бесов. Я совсем отчаялся и опустился. Пил по-прежнему и вскоре потерял способность различать: где кошмары видений, а где действительность. В храмы Божии меня не пускали и выталкивали вон, потому что, как только хор запевал антифоны, я становился на четвереньки и выл волком. А когда выносили чашу с Дарами, кто-то изрыгал из меня матерную брань и я бросался с кулаками на священника. Постепенно я оброс волосами, обносился и бродил по улицам, изрыгая мат на всех и вся. Свояк, отчаявшись, выставил меня из своего дома. Я стал побираться. Нищенствовал, молча, просто протягивая руку за подаянием. Одежду и обувь находил на помойках. В полях, вдали от людских глаз, я передвигался на четвереньках и жевал траву как древний Вавилонский царь Навуходоносор. О доме и жене своей я совершенно забыл, будто их никогда и не было. Ночевал в канавах, стогах сена, на кладбищах.
Однажды, проходя Черниговскую область, где много святых мест, я вышел к Троицко-Ильинскому монастырю. Так как я не мог открыть рта, чтобы не изрыгнуть матерной брани, то я показывал монахам и богомольцам картонку, на которой было написано, что я ищу старца-пустынника. Но никто ничем не мог мне помочь. Тогда я решил войти в собор в честь Живоначальной Троицы, где была чудотворная икона Божией Матери "Руно орошенное" с чудодейственным истечением слез, но какая-то неведомая сила выбросила меня из притвора на паперть. Я заплакал, тогда из храма вышел иеромонах с кропилом и стал гоняться за мной по двору и кропить святой водой.
Я чуть не задохнулся от бешенства и запустил в него кирпичом.
Богомольцы сгребли меня и потащили к святому источнику.
Вода была ледяная, в ней, погруженные по грудь, сидели мужики и бабы. Из будки вышел иеромонах и позвенел колокольчиком - пора было вылезать. Многие окунулись с головой и побрели к берегу.
Но некоторые женщины берегли прически и окунулись лишь по шею.
И я увидел, что на их сухих головах сидела целая куча бесов. Я стал кричать, что зря они сидели в святой купели. Оглядевшись, я увидел, что на ближайших кустах и деревьях висят разноцветные тряпочки, ленты, кое-что из одежды, костыли, посохи… Это мода такая у исцелившихся - развешивать что-то в знак благодарности.
Мода эта пришла к нам с католического Запада, где у источников и чудотворных икон принято вывешивать серебряные и золотые изображения исцелившегося органа. Бесы, сидевшие во мне, глумились и хохотали. Ко мне направился иеромонах, намереваясь ожечь меня крестом, и я убежал в лес. А ночью опять отправился на поиски неведомого святого старца. С Украины я вышел в Россию и везде показывал картонку с надписью, что ищу святого старца.
Так я вышел к Арзамасу, прошел к Дивееву, но только около Оптиной пустыни я встретил монаха, который посмотрев на мою картонку, спросил: "Ты слышишь ли речь?" Я кивнул.
Тогда он перекрестился и посоветовал: "Ступай, мил человек, в Вологодскую губернию на реку Сухону к Великому Устюгу. Там в лесах около Коченьги ищи праведного старца Нила. Если он еще жив, то должен тебе помочь и от бесов освободить". Как только он это сказал, живот мой заходил ходуном, - бесы всполошились, стали срамно ругать монаха. Старик перекрестился и ушел от меня, а я обрадовался, уж если бесы перепугались − значит, вологодский старец жив и поможет мне. На деньги, скопленные в странствовании попрошайничеством, я купил на барахолке приличную одежду, сходил в баню, подстригся. Осталось только найти старца. Где его искать, сказать мог, пожалуй, только священник. Я обосновался около старейшего на севере Гледенского монастыря, что в четырех километрах от Великого Устюга при слиянии рек Сухоны и Юга. На мое счастье, после долгого ожидания, на Успение Божией Матери из монастыря вышел крестный ход. Несмотря на то, что бесы начали давить меня, я приблизился к нему и стал всем подряд показывать свою картонку с надписью: "Где мне найти старца Нила?» Две добрые женщины рассказали, что отец Нил жив-здоров, и объяснили, как до него добраться. В тот же день я доехал до Кочаньги, а потом лесной дорогой двинулся к старцу. Долго ли близко ли шел. Но вот передо мной лесная келья старца - небольшая изба с пристроенным к ней бревенчатым сараем. На мой докучливый стук в окно из избы вышел высокий благообразный старец явно постнического вида, с большой седой бородой, густыми кустистыми бровями, одетый в старый, закапанный воском подрясник с широким кожаным поясом и наперсным крестом на груди. Отдав мне поясной поклон, он посмотрел на меня проницательным взглядом своих голубых глаз и сказал: "Говори, чтобы я мог тебя видеть". Я открыл рот, и оттуда полилась густая матерная брань на старца и Святую Троицу". Так ты не один пришел, вас оказывается целая компания, - с улыбкой сказал отец Нил.- А теперь - молчи и терпи, если хочешь быть избавлен от злокозненных бесов. "Сей род изгоняется постом и молитвой", - сказал наш Господь Иисус Христос". Бесы при этом святом имени бурно запрыгали и заворчали в моем чреве.
- Раздевайся до трусов, бери эту старую шубейку, миску для воды и пойдем в сарай. Сарай был просторный и крепко сбитый. По сухому навозу было видно, что раньше здесь стояли кони. В бревенчатую стену была вделана цепь с железным поясом на конце. Старец надел на меня этот пояс и замкнул висячим замком. Налил в миску воды, принес горсть ржаных сухарей. Потом принес из кельи большие листы бумаги с крупно написанными на них молитвами и прикрепил листы к стене напротив меня.
− Чадо, - сказал он. - Претерпевай до конца той спасется. С этими словами он запер двери и ушел. Итак, я, как бешеный кобель, был посажен на цепь, на воду и черные сухари.
Я стал лаять, скакать и рваться на цепи. Мне показалось, что у меня даже вырос собачий хвост. Я бранился на старца и угрожал вырвать ему бороду. Устав, я выпил воду, а сухари разбросал. В развешенные по стенам молитвы кидал сухим конским навозом.
На шум и крики пришел старец с кропилом и плетью. Став на безопасное расстояние, он сначала кропил меня святой водой, а потом доставал и плетью. Я немного утихомирился, а старец стал беседовать с моими бесами. Они кричали, что так хорошо устроились потому, что я вел свинский образ жизни: курил, пил водочку, в церковь не ходил, в Бога не верил, да еще кормчествовал - гнал тайно самогон и продавал его пьяницам.
Да еще кроме жены имел любовницу. А закопанная в могилу рубашка тут ни причем, поскольку соседка никакая не ведьма, а такая же бесноватая баба, как и тот, в коем мы сидим. Хорошо сидим и не выйдем, и ты, старец Нил, не пугай нас. Бог за беззакония Филиппа попустил нам войти в него для его истязания. Вот и будем мы мучить Филю, пока опять в петлю не залезет.
Старец на это ответил: "Бес свирепый и лукавый, я вместе со Христом Иисусом допеку вас и выгоню из этого грешного страдальца. Так и знай! Я слов на ветер не бросаю".
Бесы ответили ему на это глумливым смехом, свистом и бранью.
К утру я ужасно проголодался, потому, что всю ночь продрожал под ветхим тулупчиком. Я стал вопить и рваться на цепи:
− О, злой старче, принеси мне хоть каких-нибудь объедков, а то я с голоду околею.
Старец долго не приходил, видимо, стоял на молитве.
Но вот ворота распахнулись, и старец налил мне в миску воды и посохом подтолкнул ко мне разбросанные по всему сараю сухари. Я жадно грыз сухарь и смотрел в открытые ворота на волю, где шел мокрый снег.… После двухнедельного сидения на цепи, на воде и сухарях я ослаб духом и телом, и даже стал понемногу читать развешенные на стенах покаянные молитвы, хотя бесы забивали меня своими нечестивыми криками и удушьем. Бывали у меня недолгие просветления ума, когда я понимал, что страдаю, что наказан за свое неверие и свинский образ жизни, я страстно желал освободиться от своих мучителей и стать достойным сыном Церкви.
Но сам, без Божией помощи и помощи старца, ничего не мог сделать. На третью неделю, когда я еще сильнее ослаб телесно, старец освободил меня от цепи и перевел в баньку, где я мог согреться, протапливая каменку, и даже хорошенько помыться.
Старец Нил стал приходить ко мне чаще. Входил он со словами: "Верующий в Сына имеет жизнь вечную; а не верующий в Сына не увидит жизни, но гнев Божий пребывает на нем".
Услышав это, бесы прыгали у меня во чреве и глумливо хохотали.
Старец осенял меня крестом, кропил святой водой, кадил ладаном и читал запрещательную молитву святого Василия над страждущими от демонов. Он повторял эту молитву по десять раз, кадил ладаном, бросал меня на лавку и давил большой Богородичной иконой "Достойно есть". А если я начинал буйствовать - хлестал меня плетью. «К тяжелой болезни надо и сильное лекарство", - говаривал он. А бесы вопили: "Злой калугере, сидели, сидим и сидеть будем! На что нам выходить, чтобы идти в бездну?
Пожалуй, мы можем выйти из этого проклятого грешника, но только в свинью Гадаринскую". "Да где ж здесь взять свинью Гадаринскую, господа черти? А вологодская вам не подойдет?" "Свинья - везде есть свинья. Давай и вологодскую". Тогда старец меня немного подкормил, вернул одежду, деньги и велел в ближайшем селе купить и привести свинью. Я заготовил картонку: "Куплю годовалую свинью" и пошел по селам. Меня принимали за глухонемого, и я вскоре сторговал у одного хозяина порядочную хрюшку. Подгоняя хворостиной, я пригнал ее к старцу. Старец оглядел ее и одобрил: "Совсем как Гадаринская". А следующее утро в баньке, в присутствии удивленной, сидящей на заду свиньи, старец начал изгнание бесов. И услышал я страшные слова старца: "Я изгоняю из тебя бесов, Филиппе, больной, но возрожденный через святой источник Крещения именем Бога, искупившего тебя. Своей драгоценной Кровью, чтобы ты стал очищенным от бесов.
Да удалятся от тебя всякие нечистые духи и всякое зло дьявольского обмана, заклинаемый Иисусом Христом, Который придет судить живых и мертвых. Аминь! "После этих слов меня бросило на пол, и я с криком забился в судорогах, как подстреленный голубь. Изо рта пошел коричневый зловонный дым и вошел в раскрытое рыло свиньи. Свинья вскочила на ноги, глаза ее налились кровью, и она с рычанием стала бросаться на стены и дверь. Дверь, не выдержав напора, распахнулась, и свинья, беспрерывно вопя, большими скачками помчалась в лес.
Старец трижды произнес: "Слава Тебе, Боже, слава Тебе!" И добавил: "А свинью с бесами сожрут в лесу волки".
Потом он попарил меня в баньке, привел в свою келью и причастил Святыми Дарами. Всю ночь напролет возносили мы с ним Богу благодарственные молитвы, а под утро легли спать.
Я хотел остаться у старца келейником, но он сказал, что поскольку я был бесноватым, потому, по Евангельской традиции, должен идти домой и рассказывать людям, что сотворил со мной Бог.
