Случайно на улице встретилась со старой знакомой. Лет пять не виделись. Елена – интеллигентная дама, лет тридцати пяти. Все как обычно: муж, двое детей. Насколько помнила, с ней всегда было приятно поговорить – спокойный голос, разумные рассуждения. Но во время разговора, понимаю, что что-то меня коробит. Немного отвлекаюсь от «как дела?», «как жизнь?», «как семья?». И понимаю, что она со мной разговаривает на повышенных тонах, периодически срываясь на визгливый крик, и пересыпает свои слова ругательствами из нашего «великого и могучего»… мата.
Вероятно, на моем лице отразился шок, и Лена смущенно прекратила свои словоизлияния. На мой вопрос о том, что с ней произошло за то время, что мы не виделись, женщина пожимает плечами и вздыхает: «Все равно не поверишь». Далее со слов Елены (в моем сокращении, без её ненормативной лексики).
«Вошла моему Тольке (муж) вожжа под мантию. Захотел дом купить (они жили в хорошей трехкомнатной квартире, с ремонтом). Говорит: дом – это дом! И места больше, и соседи сверху-снизу не мешают. И собаку завести можно. И дети на улице больше времени будут проводить. Я- то сама городская, всю жизнь в квартире прожила. Даже представить себе не могла – что и как в собственном доме делать. Почему-то пугало, как краны, трубы, туалеты ремонтировать. В квартире-то вызвал мастера из домоуправления и все дела. Я и представить не могла, что это абсолютно не проблема.
В общем, продали квартиру. Нашли подходящий вариант километрах в пяти от города. Толька на машине – и детей по школам завезти не сложно, и забрать, да и рейсовый транспорт неплохо ходит. Сам дом, конечно, не фонтан: удобства на улице, но свет, вода и газ подведены. А остальное, при наличии желания, можно доделать.
Переезд проходил бестолково, как, наверное, у всех. Так получилось, что сразу с соседями не познакомились, не разузнали про дом и окрестности.
Первые пару месяцев все было спокойно. А может, и чего не замечали в хлопотах. Потом стали происходить странные вещи: вначале не значительные, но с каждым разом все круче и круче. Поставлю чайник на плиту, отвлекусь на минуту, а из его носика пена белая лезет с запахом стирального порошка. Картошку чищу – отвернусь, а она уже перемешана с очистками. Поначалу думала, что дети шалят. Пыталась застать на «горячем» так сказать – ничего подобного.
Утром просыпаемся – в волосах и на подушке мусор со двора. Ложки-вилки перекручены, а они из мельхиора. Белье чистое на дворе сушится – снимаю, а на нем рыжие полосы, словно кто глиной провел. Носки мужа и сына в узлы завязаны. На наших одежках пуговицы с корнем выдраны. И тому подобное.
Поняли, что домовой буянит – видно, не приглянулись мы ему. Пытались умилостивить – и еду оставляли, и просили – ничего не помогало. Пришлось священника вызывать, но и это не помогло.
Особую нелюбовь наш домовой имел к кухне и приготовлению пищи. Дошло до того, что когда я борщ готовила, вся семья в упор на кастрюлю глядела, из рук не выпускала, до самого окончания готовки. Чтоб потом его с мусором или со стиральным порошком не кушать.
Расспрашивали соседей по улице – те только пожимали плечами. В доме никто не умирал, предыдущие жильцы к детям то ли в Америку, то ли в Германию уехали. Да и спокойная пара была. Ничего такого никогда не рассказывали.
Что делать, мы не знали. Опять переезжать? Но деньги в ремонт и достройку вложены. Да и кто дом купит, когда по всей улице о нас уже знали? Вот так и мучились, пока одним утром, когда Толька собирался на работу и, надев джинсы, обнаружил, что они в масляных пятнах на самых непотребных местах, он во весь голос заорал трехэтажным матом. Само собой, потом успокоился, переоделся и уехал. А я, как обычно занялась домашними делами. Закрутилась и только к обеду поняла, что уже не раз отвлекалась, а ничего не происходит – Домовуша бездействует! Ошалел, видно, от мужниной тирады.
Вот так теперь и живем. Трехэтажным матом заорешь в сердцах и спокойствие на несколько часов. За эти годы так привыкла ругаться и громко разговаривать, что уже и не замечаю».
Вот такую «веселую» мистическую историю рассказала Елена.
