В июле этого года я с моими дочерьми, полутора и семи лет от роду, отправились на отдых к бабушке в Алтайский край, в живописную деревеньку Маёвку. Эта деревня в своё время была частью большого совхоза, но после развала Советского Союза в ней осталось около шести дворов.
Остальные люди разъехались по ближайшим городам: кто к детям, кто к другим родственникам.
Много домов в этой деревне пустует, стоит с заколоченными окнами и дверями.
До деревни идти пешком около трех километров по проселку. Я, нагрузившись под завязку разными вкусностями, которых в Маёвке не сыщешь, с коляской, в которой сидит моя малышка, с трудом доперлась до бабули.
Бабушка встретила нас накрытым столом, с пирогами, киселями и наливками. Мы долго обнимались, целовались, рассказывали друг другу о житье-бытье, дети носились по огороду и саду, в общем, все было просто замечательно.
К вечеру, уставшие, мы завалились спать на палати.
Ночью я проснулась от внезапного крика моей младшей дочки. Судорожно стала зажигать керосинку, которую моя бабуля поставила возле нас. Успокаивая дочку, я заметила у неё на ручке... укус. Очень явно отпечатались зубы верхней и нижней челюсти, причем зубки были мелкие, но явно человеческие, как будто бы Зою укусил ребенок примерно её возраста. От ужаса у меня перехватило дыхание. Зоенька успокоилась и твердила только: "Кака-кака-кака",- при этом она указывала ручкой в угол палатей. Я разбудила Катю, крепко прижала к себе Зою и начала спускаться с палатей, крича: "Бабуля, бабушка!".
Из комнаты показалась заспанная бабушка, которая не могла понять, что происходит. Я посадила девочек на бабушкину кровать и с ужасом рассказала ей о том, что произошло. Бабуля побледнела, осмотрела ручку Зои, перекрестилась и пробормотала себе под нос: "Не принял, значит..."
Я тут же потребовала объяснений. Она помолчала некоторое время, собираясь с мыслями, и сказала:
- Здесь живет домовой. Вроде бы домовой. Но он ласковый. Скот мне охраняет, мышей и крыс домой не пускает. Приревновал к малышке, видимо...
Я разревелась. Пыталась объяснить бабуле, что это бред какой-то, но она поднесла палец ко рту и приказала мне замолчать.
В дверь бабулиной комнаты поскреблись. Девочки заревели в голос, но бабушка, сохраняя спокойствие, подошла к двери и открыла её. В комнату скользнул огромный черный кот, запрыгнул на стол и уставился на нас желтыми глазищами. Бабушка закрыла дверь и подошла к столу. Кот не отвел от нас взгляда. Бабуля сказала ему: "Это моя кровь. Они - моя кровь. Извини, что не предупредила". Меня от нереальности всего происходящего пробрала икота.
Я сидела, вцепившись в девочек, и вряд ли смогла бы расслабить свою хватку. Котяра перевел глаза на бабушку и мяукнул очень сиплым для кота голосом. Потом соскочил со стола и направился в нашу сторону. Я оцепенело следила за ним глазами. Девочки молчали. Катя сидела с открытым ртом, Зойка у меня на коленях уткнулась в меня носом и сопела. Кот запрыгнул на кровать и встал передними лапами мне на колено. Обнюхал Зою и лизнул то место, где до сих пор краснел укус. Потом развернулся, подошел к двери, бабушка его выпустила. "Он вас принял, - сказала бабуля. - Спите тут, я на палатях лягу".
С трудом, но мне все-таки удалось уснуть в эту странную и непонятную ночь.
Утром, когда мы проснулись, на Зоиной руке не было даже намека не какое-то повреждение...
Остальные дни нашего отдыха прошли спокойно, только иногда вечерами я чувствовала на себе чей-то взгляд, а дети, разбесившись, вдруг притихали и спокойно сидели на кровати с игрушками. Этого кота я больше не видела.
