В одном из городов Самарской губернии, тогда еще Куйбышевской области, в декабре 1986 года проводился один из фестивалей творческой молодежи. В этом городе жили мои самые любимые друзья из команды, начало которой положил лагерь на волжском острове. Всех участников фестиваля разместили в доме отдыха, превратив его на время в сумасшедший дом, где нам с друзьями просто не удавалось побыть вместе. Решили мы эту проблему наилучшим образом. Была выдвинута и принята на «ура» идея пожить на даче, где уж точно нас не потревожит даже телефонный звонок. Отдав обязательный долг фестивалю и сочтя, что наше присутствие в роли зрителей не обязательно, мы, оккупировав машину моего друга — одного из участников последующих приключений, решили добраться до намеченной цели.
Было одно неудобство: мой муж был членом жюри и не мог поехать одновременно с нами. Он должен был еще два дня раздавать «лауреатства». Нам звания не светили, и мы с чистой совестью бросили его на съедение претендентов, пообещав забрать, как только закончится фестиваль.
Так называемая «дача» на самом деле дачей не была. Это был старый деревенский дом из двух комнат и сеней, купленный за сущие копейки после того, как с десяток лет простоял пустым. В деревушке их было всего 12-15, и все бесхозные.
Заброшенная деревня, по нашим московским понятиям была почти рядом с домом (километров 40 по трассе и 7 по лесной дороге). Но были там и озеро, и настоящий лес. В лесу — кабаны и волки. А в один из последующих наших приездов лесник (его дом рядом с деревней) рассказал, что охотники взяли рысь.
Глухое, в общем, место. Впрочем, теперь уже назвать его глухим нельзя — цивилизация процветает (именно его и освоили после нечаянной «рекламы» моего друга — журналиста).
Но в 1986 году по ночам еще был слышен волчий вой, а утром на крыльце и вокруг дома можно было увидеть следы кабанов. Летом все преображалось. Приезжали наследники заброшенных изб, несколько новых хозяев, жили, сажали огороды, собирали ягоды, купались в озере, не боялись ходить в лес — живность с наступлением тепла уходила подальше от людей. Тем не менее, ходили рассказы о случаях нападения волков, охотники приносили трофеи, поэтому на всех дверях были мощные запоры, а на всех окнах решетки…
Нас было четверо. Алеша и Лика Большаковы — хозяева «дачи», Саша Мечников за рулем своего «Жигуленка» и я, пока без мужа. Выехали мы засветло. Первые 40 км пролетели птицей по трассе, а на повороте на лесную дорогу сели в первый же снежный перемет. Все было предусмотрено: цепи на колесах, лопаты в багажнике, топор — если настил придется делать… Пригодилось все. Только когда уже стало совсем темно, мы, наконец, преодолели эти семь лесных километров.
На подъезде к дому лесника мы услышали выстрел, затем еще один. Разворачиваться и уезжать — не позволяло наше самолюбие романтиков, кроме того, до цели оставалась сущая безделица…
Дом лесника был освещен, свет из окон отражался на снегу, делая хорошо просматриваемым пространство вокруг. И в этом пространстве металась белая фигура и, что-то невнятно выкрикивая, палила из охотничьего ружья.
Мы остановили машину и в свете фар узнали лесника Серегу. Был он в исподней рубахе и подштанниках, домашних тапочках, пьян, по-черному матерился и стрелял в трубу собственного дома. «Белая горячка!» — другой диагноз не ставился. Ребята отобрали у него ружье, он пообмяк, но продолжал с кем-то ругаться: «Я тебе… покажу, как у кур корм воровать! Я тебя… будешь знать… как мне… на подушку!» — грозя кулаком крыше дома. И, действительно, едва заметное движение за трубой привлекло наше внимание. Там кто-то был.
Не буду описывать получасовой эпопеи поимки предмета ненависти Сереги — это отдельная история. Скажу только, что поймала его я. Даже не поймала, а уговорила сдаться. Лежа на нижнем скате крыши, и уже зная, что это котенок, я клялась ему, вкладывая в свой охрипший голос все возможные нежные ноты: «Котинька, маленький, не бойся меня! Если ты сейчас поверишь мне, клянусь тебе, ты никогда об этом не пожалеешь!» И когда надежды уже почти не оставалось, он, тяжело вздохнув (я до сих пор помню этот вздох, очень человеческий, что-то типа «о-хо-хо…»), пополз ко мне…
Сейчас, когда я описываю эту историю, огромный, белый, пушистый, старый и мудрый кот лежит на моем столе, на листах бумаги, мелко вздрагивая во сне — наверное, вспоминает вместе со мной… А тогда это был невесомый пушистый комочек, под роскошной шерстью которого едва прощупывалось воробьиное тельце…
…Огонь пылал в русской печи, мы с Ликой лепили из привезенных заготовок пельмени, мужчины стучали топорами, котенок по-хозяйски обживал дом, блаженно щурясь от сытости и тепла, только временами ослабевшие от голода лапы его разъезжались, и он так и замирал, набираясь сил, чтобы снова подняться…
До сих пор остается для нас загадкой, как он попал к леснику. Он пришел за 3 дня до нашего приезда. Откуда? Вокруг на километры нет жилья. С трассы? Кто-то «добрый», наигравшись, выбросил из машины? Вероятно. Но как он по глубокому снегу через волчий гон добрался до единственного жилья — дома лесника? Мы так и не нашли ответы на эти вопросы…
…Закончился фестиваль. Поехали за моим мужем. И вот уже снова пылает огонь в печи, и все бегают вокруг замерзшего, усталого и голодного Вадима, с чувством вины за то, что жили припеваючи, пока он нес свою тяжелую вахту. И каждый своим долгом почитает налить ему рюмочку: «Погрейся!», «Расслабься!» и т.п…
С этого все и началось. Мы, как и все, кто ходит под рюкзаком, не пьяницы. Я, например, вообще спиртное не пью, и не из принципа или медицинских соображений, а просто потому что противно. Иногда приходилось, но только как лекарство в экстремальных условиях. Муж мой тоже не любитель, но в тот вечер так сложились обстоятельства, что его нечаянно, без задней мысли, просто напоили… Когда мы вставали из-за стола, ноги его уже не слушались, язык заплетался, он спал на ходу.
Чтобы не мучить Вадима ожиданием, пока соберут и передвинут стол, раздвинут диван — быстренько установили раскладушку и уложили его в одетом виде, сняв только обувь и очки (не дай Бог разбить: без них дальше носа не видит!).
Наступила ночь. Муж сладко спал, будить его не стали, поэтому раздвинули только один диван (второму мешала неудачно поставленная раскладушка) и вчетвером пристроились на нем: под стенкой Саша, потом Леша, Лика и я — поближе к Вадиму.
Перед этим Леша тщательно запер двери, а обстоятельная Лика все проверила. А проверять было что: дверь единственно отапливаемой комнаты закрывалась на большой тяжелый крюк; следующая холодная пустая комната запиралась ломом, пропущенным через дверную ручку и упирающимся в пол; за ней были сени, дверь из которых на крыльцо запиралась на ключ, при этом замок барахлил и только хозяева справлялись с ребусом «как вставить и в какую сторону нажать, чтоб повернулось».
Итак, две абсолютно (подчеркиваю!) трезвые женщины, двое немного выпивших и один совсем нетрезвый мужчина наконец заснули…
Я проснулась от того, что Лика потрясла меня за плечо и шепотом сообщила: «Вадим пошел искать туалет!» Я пощупала рукой подоконник — очки лежали на нем. «Надо вставать», — с тоской сказала я. В это время в соседнем помещении хлопнула дверь холодильника… Я забыла сказать, что единственной «мебелью», в пусто холодной комнате, был огромный промышленный холодильник, представляющий собой остов без внутренностей, напоминающий скорее небольшую комнатку-кладовку с металлическими потолком, полом и стенами…
Услышав стук дверцы, Лика, тихо хихикнув, утешила меня: «Поздно. Так даже лучше. Завтра вымоем, он и не вспомнит!» И, давясь смехом, понимая, что без нашей помощи и без очков ему из дома не выйти, а значит волноваться не о чем, мы стали ждать его возвращения.
Дверца еще несколько раз хлопнула, и наступила тишина. «Пристроился», — откомментировала Лика. В последний раз раздался тот же звук, потом возня, стук нашей двери и скрип раскладушки… В комнате — полная темнота и только светлые от снега клетки зарешеченного окна… Грохот упавшего на пол в соседней комнате лома заставил нас с Ликой подскочить. Она начала подниматься. «Не ходи, я проверю сама, мне ближе», — я сбросила одеяло и села…
На фоне темной двери примерно в метре от пола ярко светились зеленые глаза. Первая мысль: «Волк!» — заставила меня ухнуть по совиному и вжаться спиной в стену. Лика тоже села, и я почувствовала, как ее рука вцепилась в мою. Другой она трясла за плечо своего мужа. «Что? Кто?!» — в полусне он ничего не соображал. «Посмотри на дверь и буди Сашку!» — услышала я шепот. «Что это?» — Лешка окончательно проснулся. Увидев глаза, пытался разбудить Сашу, но тот, лежа лицом к стене, громко и раздраженно, не просыпаясь, потребовал, чтобы от него отстали. Будить его настойчивее было просто опасно: он мог рявкнуть что-то в ответ, вскочить и тем самым спровоцировать зверя на прыжок. Мы сидели, как зачарованные, без движения и смотрели на зеленые огоньки глаз у дверей, которые тоже смотрели на нас, время от времени хлопая веками. Привыкнув к темноте, мы постепенно стали различать очертания головы зверя. Они были весьма странными. То-то похожее на две трапеции, меньшая из которых стояла на основании большей, а глаза светились на самом верху этой странной формы, чем-то напоминающей очертания человеческого тела — тела карлика! Когда мы это поняли, нам стало почему-то легче. «Я больше не могу!..» — сказал Леша и решился на подвиг. Чтобы зажечь свет, надо было совершить головокружительный трюк, пролезая по русской печи под потолком — выключатель был рядом с дверью, и дотянуться до него, не наткнувшись на «карлика», можно было только с печи. И Алексей это сделал. Комната осветилась — никого не было. Более того, дверь была закрыта на крюк, лом запирал вторую дверь (но мы ведь слышали, как он упал!), третья дверь, разумеется, тоже была закрыта. И, простите за не слишком приличную подробность, следов ночной вылазки моего мужа ни в «холодильнике», ни во всем доме не было…
Мы разбудили его. Он отоспался и чувствовал себя прекрасно.
— Ты помнишь, что делал ночью?
Он помнил. "Это анекдот, — весело начал рассказывать он. — Оставили меня без очков, и я полночи туалет искал. Нашел наконец дверь, вхожу, руками стену ощупываю — холодная, как из металла! — прошел так по кругу — по размерам, вроде туалет — снова к двери вышел. Думаю: туалет с предбанником! Снова зашел… Так раза два… Потом понял, что в кладовку или шкаф попал… Если бы меня после этого до туалета не проводили, так бы и помер…
— Кто? Кто проводил? — заорали мы хором. Вадим задумался. Чувствовалось, что этим вопросом он не задавался — не до того было.
Он так и не смог вспомнить, кто же был его спасителем в эту ночь. Помнил, что кто-то взял его за руку, сказал: «Пойдем, покажу», помнил, что выходил на улицу и что был в деревянном домике деревенского туалета…
Но мы-то знали, что никто из нас не был с ним! … А от крыльца точно по указанному маршруту и обратно шли следы — отпечатки ног мужчины и кошачьих лап, чуть припорошенные утренней поземкой…
