Все случилось за год до войны – в 1940-м, – когда я была еще совсем маленькой. Мои родители решили отвезти меня на лето к бабушке в деревню, чтобы я подышала свежим воздухом, попила парное молоко… Короче говоря, хотели, чтобы я отдохнула от города и набралась сил. В деревне мне сразу понравилось – бабушка сытно кормила меня простой, но очень вкусной деревенской пищей, вокруг было много детей, и время я проводила весело в играх и проказах.
Как-то раз мы с соседскими ребятами побежали в поле, чтобы наловить стрекоз и кузнечиков. Бегали мы долго и в конце концов устали, поэтому решили сесть и прямо на лугу перекусить. У всех была с собой припасенная еда: хлеб, яйца, помидоры, огурцы. На природе мне, городскому ребенку, вся эта немудреная пища казалась удивительно вкусной. И тут, как только мы все разложили, к нам подошла девочка лет, эдак, четырех. Она, ни слова не говоря, села и начала с нами есть. Самая старшая девочка в нашей компании посмотрела на вновь прибывшую и спросила:
– Ты ведь вроде умерла? Тебя уже и схоронили.
Незнакомая мне девочка лишь рассмеялась в ответ – видишь, ведь я здесь, а не в земле!
Ребята дружно расхохотались и быстро забыли о словах старшей. Потом мы снова бегали, ловя стрекоз, и как-то не обратили внимания, что та девочка куда-то пропала.
К вечеру мы вернулись домой, а спустя час к моей бабушке пришла мать старшей в нашей компании девочки и спросила мою бабушку:
– Соседка, чего это ребятишки говорят, что нынче с ними играла дочка Польки Фроловой. Так ведь ты сама ее у них в доме обмывала?
После этого бабушка начала меня расспрашивать, правда ли, что с нами была та, вроде бы покойная, девочка и как она выглядела. Я все подтвердила, и сказала, что на ней было синее платье и беленький платочек.
– Правильно, – воскликнула моя бабушка, – я ее в синее платье и одевала!
Потом моя бабушка и пришедшая к нам женщина долго разговаривали, а я их слушала. Я поняла, что умершую девочку еще при жизни часто проклинала собственная мать. Говорила ей страшные слова: «чтоб ты сдохла», «чтоб ты пропала»… В общем, чего только бедняжка не наслушалась. Говорилось это, как я поняла, не со зла, а из-за неграмотности той женщины, которая со всеми была грубовата. Вот, видно, проклятая душа этой девочки и мается, не находя себе покоя на том свете.
Моя же бабушка занималась знахарством, и люди всегда обращались к ней за помощью и советом. Когда соседская женщина наконец-то ушла, бабушка велела мне подробно расспросить дух той девочки, если я ее еще раз увижу. Я должна была узнать, где она спит или где живет, с какими людьми еще «общается» и т. д. Через день мы снова с друзьями убежали из деревни и отправились к реке. Наш путь проходил через тот луг, на котором мы недавно ловили стрекоз и встретили дух бедной девочки. По дороге мы снова увидели ее и начали вместе играть. Улучив удобный момент, когда рядом не было других детей, я, как и учила меня бабушка, спросила девочку, где ее дом и как ей там живется. Никогда не забуду, какое у нее было в тот момент лицо. С первого взгляда она казалась самым обычным ребенком, в котором нет ничего страшного, но после моих слов ее глаза вдруг стали абсолютно черными: без зрачков и белков. Тихо, неторопливо, будто думая над тем, можно ли ей об этом говорить, девочка сказала, что ее дом там, где много крестов, но заходить ей туда нельзя. Она сказала мне, что живет и там, и здесь. Что она все видит и слышит, но вот люди почему-то не хотят ни видеть, ни слышать ее. И тут же, будто в чем-то сомневаясь, девочка неуверенным голосом сказала:
– А скоро тут все сгорит. И стрелять будут, но не в зверей в лесу, а в людей. И никто не спасется.
Помню, как я тогда испугалась и хотела спросить ее, что она имеет в виду и почему говорит такие ужасные вещи, но девочка вдруг исчезла, словно сквозь землю провалилась.
В конце августа я уехала в город, а на следующее лето мне в деревню поехать не удалось: началась война. События развивались быстро, и бабушкина деревня оказалась на линии фронта. Многие местные жители не пожелали уйти и бросить хозяйство. Но в деревне случился пожар, не знаю, что уж там произошло, кто что говорил, но я так думаю, что это все-таки был поджог. Несчастье случилось ночью, и произошло все очень быстро: деревянные дома вспыхнули, словно спички. Я даже и не знаю, выжил ли кто-нибудь. Те же, кто все-таки решил бежать, насколько я знаю, попали к немцам, и судьба их мне неизвестна. Среди тех, кто не захотел оставлять свои дома, была и моя бабушка, которая разделила судьбу своих соседей и погибла в горящем доме
