Будучи живыми, мы бы, наверное, никогда не встретились. Но ночь – она всё меняет. Говорят, в темноте все кошки серы. Чушь, темнота только оттеняет истинную красоту вещей.
Так я встретил её однажды ночью. Не помню, может, я был уже сыт, или же только шёл на поиски своей жертвы, когда я увидел её силуэт на пляже, освещённый луной, задумчиво склонённую голову. Кто сказал, что вампиры не способны любить?
Она доверилась мне не сразу – одна из новеньких, их некому было учить. Помню, мы сидели на песке, смотрели на серебристую дорожку воды и разговаривали, разговаривали. Я объяснял ей тогда, что некоторые люди сами ищут смерти, и наш приход для них как освобождение, а она возразила, что не каждый способен сделать выбор между смертью и таким существованием. Лишь потом я узнал, что ей этого выбора никто не оставлял.
Дни, проведённые в душном тёмном баркасе, стали длиннее – близилось лето, и наступление ночи оттягивалось всё дальше с каждой минутой. От бессильной злобы я забивался в тёмный угол моего пристанища с первыми лучами солнца и до самого забвения думал только о грядущей спасительной темноте. О ней.
Помню, когда я приходил на наш пляж, она уже сидела на серебряном песке, и лёгкий ветерок незаметно сдувал пряди длинных волос с её обнажённых плеч. Даже голод не мог бы меня заставить уйти оттуда.
Я учил её убивать свою жертву бережно, как было предписано традициями. Грубая работа, проделываемая некоторыми невеждами, могла поставить под угрозу существование всего клана. Впрочем, до них мне не было дела, я всего лишь хотел, что бы она увидела, что смерть может быть прекрасной. И с каждым разом её отрицания становились всё слабее, а голодный блеск в глазах сиял ярче. Я понял, что она готова принять мои убеждения и сделать первый шаг.
Это был молодой человек, гулявший в парке неподалёку от реки. Мне хватило одного взгляда, что бы понять – для него это будет конец. Не было никакого сопротивления, тело мягко опустилось в её объятия, и когда уже зубы её приблизились к пульсирующей жилке на шее, она бросила на меня неуверенный взгляд. Я взял её холодную руку и нежно накрыл своей ладонью в знак одобрения. Тогда она опустила голову и аккуратно вонзила зубы в тёплую плоть.
Я молча наблюдал за каждым её глотком, и мне казалось, что я сам ощущаю этот вкус. Её бледная кожа под луной будто светилась изнутри, и волосы, рассыпавшиеся по плечам, по лицу…
В ту ночь мы бродили по берегу, взявшись за руки. Она смеялась и рассказывала мне о том, что песок под нашими ногами холодный, что луна для нас – это солнце, а вода – земля.
- Смотри! – я помню, как она, раскинув руки, ступила на зеркальную поверхность реки и сделала шаг, затем второй, третий. Затаив дыхание, я смотрел, как движется она по нетронутой глади воды, будто по воздуху. Как, обернувшись, она улыбнулась мне и возвратилась на берег.
Я помню её тихий шёпот и звёзды, гаснущие в синеющем небе, предвещающем ненавистный восход. Помню взгляд её ярких глаз, когда мы снова расставались в предрассветной тишине, что бы скрыться до первых лучей солнца.
На следующую ночь она не пришла. Я прождал, сидя на песке до самого рассвета. Я ждал её и следующей ночью, но она так и не появилась. Я проклинал день за неизвестность, отнимающую у меня бесценное время. За сон, которого я не чувствовал. За самое страшное, что могло произойти.
С наступлением темноты я отправился искать её, забыв про собственный голод. Обыскивал каждый угол, каждую щель тёмного дома, где обитала она днём. И войдя в очередную комнату, я едва не задохнулся на пороге, быстро отступив назад.
Святая вода. Повсюду в комнате – отсюда мне было больно даже смотреть на сияющие капли на полу. Распятие, брошенное кем-то – его вид вызвал во мне волну небывалого отвращения, едва не вывернув наизнанку. Я выбежал оттуда в спасительную прохладу ночи, пытаясь справится с подступающей тошнотой.
Мои страшные догадки оправдались. Не знаю, как её могли найти, но это случилось. И участь её была ужасной.
Я услышал стон и понял, что он вырвался из моей груди. Даже будучи мёртвым, можно чувствовать выжигающую боль.
Медленно я побрёл в сторону нашего пляжа и опустился на песок. Смотрел на воду, на луну. Пытался понять, почему из всех нас выбрали именно её – задумчивую, тихую, нежную. Она не хотела никому причинять боли – и за это с ней расправились самым жестоким образом. Я давно забыл, что значит быть человеком. Я забыл, что можно так ненавидеть.
Позади меня послышались шаги.
- Что, парень, тоже нелёгкая ночка? – насмешливый голос и запах сигаретного дыма. Человек.
Я обернулся, и он попятился назад, подальше от красного взгляда. Я встал, не отводя от него глаз и подошёл вплотную. Загипнотизированный, он не мог даже пошевелиться. Я помедлил ровно секунду, что бы шепнуть:
- Ненавижу.
Затем я бросился на него, вцепившись когтями в кожу, разрывая её с каким-то неистовством. Месть для одного, месть для всех. Кровь, хлещущая из ран, ничуть не остудила моей ярости, лишь прибавила сил. Ещё один короткий острый рывок – и его голова покатилась вниз к воде. Из разорванных артерий хлынули красные потоки, и я припал к ним губами, глотая, глотая, глотая…
Насытившись, я отбросил в сторону обезглавленный труп и снова сел на песок. Голод исчез, но тупая боль не прошла. Осталась ненависть.
И тогда я прошептал в отступающую темноту:
- Клянусь тебе, я отомщу. Отомщу каждому живому существу, которое посмеет приблизиться к этому месту. Лунный пляж только наш.
С тех пор каждую ночь я прихожу сюда. Я сдержал слово, убивая каждого, кто хотя бы близко подходил к полоске песка, разделяющего парк и воду. Я нарушил традиции, действуя грубо, как плебей. В каждом человеке видя её убийцу, испытывал удовольствие от криков боли, мольбы о пощаде. От жестокости, с которой расправлялся со своими жертвами, когда серебряный песок окрашивался тёмными лужами крови.
Я знаю, что буду мстить каждому за то, что я помню. Помню, кому принадлежит Лунный пляж.
