1. ПРОЛОГ
Серебряный поток скользит, переливаясь
По кронам тихим молодых дубов…
И здесь, у звонко-сумрачной границы рая
Открылась завеса последних снов…
Печален их покой забвения и тлена –
Но светлым золотом укрыта грань,
Где отблеск вереска и аромат вербены
Проводят спящих в незнакомый край…
Их лунный караван, почти незрим живущим,
Уходит по ковру туманных трав…
Не вниз.. но и не вверх… к искристо-серым кущам –
Забыться… вспомнить… в сумрачных садах…
2. САД СПЯЩИХ
Аллеи залитые солнцем пустели, вечер наступал,
В саду, что кладбищем зовется, последний шепот отзвучал –
Печально поклонились кроны, махнули листьями вослед…
У спящих здесь свои законы, но дорог любящих привет…
Свет уходил рекой туманной, скрываясь в сумрачной тени,
Вечерней дымки покрывало легло на тихие огни…
По гулким сумрачным аллеям, лишь стихли сторожа шаги,
Вдруг силуэты забледнели, перебираясь средь могил…
Мужчины, женщины и дети… Среди деревьев и листвы
Они скользили в пятнах света, не приминая вниз травы…
Стекаясь к черному фонтану, они несли к нему цветы,
Как будто здесь их переправа в мир светлый будущей мечты…
Лишь в праздники, когда молитвы звучали у надгробий их,
Вновь двери были приоткрыты им вечной памятью живых…
И здесь печальный Ангел Смерти тоску и жажду утешал –
Для спящих золотистый ветер картины мира воскрешал.
В такие дни усопших тени могли судьбу переменить –
Уйти за золотой метелью, за грань небес, заката нить…
Печальный Ангел кротко слушал упреки, жалобы, мольбы…
Но только просветленных души могли войти в купель судьбы.
Но дети… Души их невинны, не осененные крестом,
Они ушли в тоску могилы за сумеречным серебром…
Они останутся навечно в тенистых плачущих садах,
Тоскуя светло и беспечно о золотых прекрасных снах.
Но у фонтана в лунном свете плескаются в тумане брызг –
Они в смерти просто дети, но не для жизни родились…
Печальный Ангел их ласкает, баюкая среди цветов –
Они иной судьбы не знают, душа свободна от оков.
Но если кто по ним украдкой молитву в сердце сотворит,
Пред образом зажжет лампадку – им тоже будет путь открыт.
Быть может не к небесным высям, но в мир потерянный – к живым…
Им снова суждено родиться, пройдя по золоту земли…
Сейчас ничто не нарушает торжественный печальный сбор –
Малютки средь цветов играют, а лунный сказочный узор
Прощаньем осеняет лики тех, кто готов покинуть сад,
Роняя радужные блики на струи… Словно водопад
Они спадают, осыпаясь, и переливчатой волной
Уносят к невесомой дали их души – к жизни неземной…
3. ПОТЕРЯ
Арина вышла из больницы, почти не видя мир вокруг –
Кошмар, что лишь во сне присниться навечно сжал смертельный круг…
Иван… вздохнула, цепенея, вчера он был еще живым…
Авария… и тьма за нею… Она виновна перед ним…
Она жива… а он за гранью, и сумрак наполняет дом…
Там пустота, а в черной раме – напоминание о нем…
В цветущем сквере у больницы Арина в мерзлой темноте
Искала выход… возвратиться… назад… немного… хоть на день…
Всего на день – она смогла бы исправить, силой удержать…
Сквозь тьму пробился лучик слабый – но промелькнув, исчез опять.
Они поссорились с Иваном перед поездкой роковой –
Жестокая больная рана… А он ушел с усмешкой злой…
Арина вспоминала горько, что ради гаснувшей любви,
Она убила их ребенка… в раскаянье тянулись дни.
Вчера же боль и сожаленья она доверила ему –
Но только легкое презренье ответом было… Их вину
Он не признал! Ему не нужен ребенок – лишь она сама…
И снова дуновенье стужи сорвалось в мир, ушла весна…
Она пыталась вспомнить снова его глаза, его любовь –
Но жжет сильнее злое слово, в усмешке злой кривится бровь…
Теперь он стал недосягаем ее упрекам и мольбам –
Нашел ли он за темной гранью прощенье… или… Ах, Иван…
Ее вина была не меньше – она любила и жила
Упорной призрачной надеждой… Но плод любви не сберегла.
Поддавшись нежным уговорам, она решилась на аборт –
Теперь же в их последней ссоре наткнулась на колючий лед…
…Так на скамейке до заката она сидела в тишине,
Когда прохожие ребята нашли ее в глубоком сне…
Она на зов не отвечала, не шевелилась, но спала
С распахнутыми вдаль глазами… во взгляде же застыла мгла…
4. БОЛЕЗНЬ
Арина вышла из больницы, когда июльская жара
Ложилась влагой на ресницы… Арину только боль ждала.
Врачи вернули к жизни тело, но умерла ее душа –
Надежда тенью улетела и кровь струилась не спеша…
Ничто ее не занимало, не волновало ее взгляд,
Арина часто замирала и шла вслепую, наугад…
Покоя ночь не приносила: в тревожном, липко-ясном сне
Арина видела картины печальных кладбищ при луне…
Она так ясно различала аллеи, контуры могил…
Кошмар без края и начала, смотреть ей не хватало сил…
Холодный пот слепил ресницы, и подступает тошнота,
Ужасный крик… ее иль птицы? Но вот пред ней журчит фонтан…
Прекрасный темный Ангел Смерти печально улыбнулся ей…
Холодный сумеречный ветер открыл скорбящий сонм теней.
Они с надеждою смотрели на лунный отблеск серебра,
Неистово, упорно веря, что унесет их прочь вода…
И только дети с грустью нежной перебирали лепестки…
Их лица были безмятежны… Арина взвыла от тоски.
Она металась по постели, во сне спеша на зов детей –
Кошмары по утру бледнели, стирая контуры теней…
И снова ночь… И снова Ангел, кивнув Арине, как своей,
Среди сребристо-лунной влаги выслушивает стон теней…
Один малыш, оставив игры, к ней подошел не торопясь,
И цветик белой маргаритки вложил в ладонь ее, смеясь…
Он потянулся к ней руками, невнятно что-то лопоча –
Арине показалось : «Мама»… и вспомнила слова врача:
«Мне очень жаль, но очень часто аборт ломает людям жизнь…
Пускай, сейчас вы безучастны, но… матерью уж вам не быть»…
Во сне она взяла ребенка, прижав его к своей груди –
Он обнимал ее так робко, прося защиты и любви.
Арина оглянулась – духи к рассвету покидали сад,
Она плотнее сжала руки, но встретила печальный взгляд:
«Тебе сегодня приоткрылось, то, что живым узнать нельзя –
Душа страданием убита… То некрещеное дитя!
Ты можешь дать ему рожденье, печальный сад и темный лес
Покинет он… Но в искупленье, поставь ему в изножье крест!»...
Арина проследила взглядом за взмахом серого крыла –
По левому от центра ряду дорожка лунная легла…
Она увидела могилу, надгробье белое в тени,
Склоненные цветы жасмина и клена локоны над ним…
Малыш вздохнул, разжав ручонки… Исчез и призрачный фонтан.
Арина увидала только, как к ней приблизился Иван…
Она проснулась слишком рано, запомнилась лишь боль, тоска –
Мольба в глазах ее Ивана… протянутая к ней рука…
Арина, обхватив колени, сидела в полузабытьи…
В окно июльский ветер веял, и бились первые лучи…
Часам к дести она очнулась, знакомый номер набрала –
И в телефонной трубке гулко отозвались ее слова…
Отец Ивана осторожно, боясь усугубить болезнь,
Пытался, если то возможно, отговорить ее…. Бог весть
Как отзовется ей в дальнейшем ее желанье посетить
Обитель мертвых… К сожаленью, нельзя былое изменить.
Но лучше подождать с полгода, пока оправится совсем –
Над горем верх возьмет природа в надежде светлых перемен…
Она не слушала – просила сказать, где кладбище и как
Ей отыскать его могилу… И есть ли там тенистый парк,
Фонтан из мрамора, где Ангел скорбит над спящими в слезах…
Отец Ивана был подавлен – да… кладбище «На трех ветрах»…
«Арина, милая, послушай – ты выздровеешь и тогда
Поедем… А пока что лучше тебе не приходить туда…
Я отвезу тебя к Ивану, и ты последнее «прощай» ему прошепчешь…
Только рано…. Договорились? Обещай…»
Арина кротко попрощалась, застыла, поглядев в окно…
На полке глянцевым оскалом мелькнуло фото за стеклом…
Иван… Арина застонала, прижала карточку к губам –
В висках набатом застучало, и дрожь передалась рукам.
Скользнуло фото… И осколки разлились брызгами у ног,
Всплакнув лишь на мгновенье звонко… Арину охватил озноб –
Иван смотрел так отрешенно, и улыбался свысока,
И взгляд чужой и отдаленный… Но сон! Просящая рука…
По справочной она узнала, что кладбище «На трех ветрах»
Вдали за городом стояло… Двенадцать было на часах.
Арина вышла и к вокзалу приехала лишь через час,
До «Трех ветров» не так уж мало – но вот ворот скрипучий бас…
5. НА ТРЕХ ВЕТРАХ
Старинный парк открылся взору – цветы, аллеи без конца,
Решетки кованных узоров, шпиль усыпальницы-дворца…
Скульптуры мрамора, гранита немыслимых причудных поз,
Лианами плюща увиты, задушены кустами роз…
Она бродила по аллеям, дивясь скорбящей красоте,
Шиповник падал на колени, и ветер шелестел в листве.
Но вот надгробие пред нею – жасмин склонился до земли,
И гроздья клена зеленеют, бросая тень среди могил…
На белом мраморе беспечно смеялся солнечный малыш,
Без страха глядя в бесконечность: «Любимый наш, ты просто спишь…»
Арина снова прочитала на камне вбитые слова
И даты жизни подсчитала – он на земле был года два.
Она смотрела и смотрела в веселые глаза дитя –
Не видя, как завечерело, склонились кроны, шелестя…
Спускались сумерки безмолвно, волной окутывая сад,
Услышав шепот за спиною, Арина глянула назад…
Уже стемнело, по алее мелькнул неясный силуэт –
А рядом, прямо перед нею, искрился странный тихий свет…
Шагнула к камню, отступая, руками обхватив жасмин –
И снова шепот: «Здесь живая…», она на миг лишилась сил…
Когда очнулась, увидала черты склонившихся над ней –
Старушка в белом покрывале и девушка с волной кудрей.
Они участливо смотрели, боясь коснуться до руки,
И ветвь жасмина, словно веер, взлетала облаком тоски…
А рядом солнечный малютка доверчиво тянулся к ней,
Как к влаге жизни незабудка в саду безвременных потерь…
«Не бойся, милая, послушай, никто не хочет зла тебе –
Здесь только брошенные души сегодня плачут о судьбе…»
Опять взлетела ветвь жасмина, и лепестки, как белый снег,
Упали на лицо Арине… Та улыбнулась им в ответ:
«Но кто их бросил? Души плачут о прошлой, будущей судьбе?
Или об этой, настоящей? А будущее ваше… где?»
Старушка села поудобней, взяв на колени малыша,
Плечом опершись на надгробье, рассказ свой грустный начала:
«Здесь не конец, а лишь начало – для многих смерть всего лишь сон,
Для многих шок… им слишком мало всей жизни их до похорон…
Как в жизни, так и после смерти по-разному мы видим мир,
Кому – покой, кому – Безлетье, кому и этот садик мил…
Мятущимся гораздо хуже – они цепляются за жизнь,
Но свет для них уже не нужен, и сами свету не нужны…
Они не верят… и страдают – хотят вернуться, но… куда?
Они себя не понимают, чудят ночами иногда…
Кто уходил не с чистым сердцем, кто проклят был и проклинал –
Не может памятью согреться, и душу мраку он предал…
Но здесь им нет упокоенья, надежды, жалости, любви…
Лишь жажда света и прощенья – веками алкают они…
Тому ж, кто искренней молитвой признал прошедшие грехи –
Ворота будут приоткрыты у берегов святой реки…
Но в них войдет лишь просветленный, пречистым водам не солгать…
Небесных кущ далеких звона душе погибшей не слыхать.
Нет оправданий… нет виновных – лишь ты и боль твоей вины…
А сколько кровью обагренных – детей придуманной войны…
При жизни не боятся люди греха над равными себе, А здесь…
Прощенья им не будет, пока не вспомнят о судьбе…
Века проходят в ожиданье, пока в отчаянном бреду,
Они, взмолясь о покаянье, к фонтану светлому придут…
Не сразу очищают воды больные души, каждый раз
Как комья бросовой породы, сдирают наносную грязь…
Так многократно… это больно, но каждый выбирает сам.
Есть те, кому и здесь привольно, а есть и те, кто по ночам
К живым пытается пробраться, за ними наблюдают, но…
Бывает всякое, признаться, ведь мир живых для нас – кино…
Да, здесь и там полно жестоких, но наши знают наперед
Расплату… Омутов глубоких Безлетья здесь наперечет –
Их всем известно нахожденье, а там… Лишь тьма и пустота,
И не бывает снисхожденья, представь: сплошная чернота,
И ты идешь как будто в поле, не видя – чувствуя врага…
Чернее тьмы Безлетья Гори, я знаю… видела сама…»
Старушка чинно замолчала, рукой оправила платок…
Дитя по щечке потрепала, кленовый сорвала листок…
«Да, Гори…ужас и проклятье… когда из самой черноты
Безлетья огневые братья ожгут – кричишь до немоты…
И умираешь снова, снова! А там охота на тебя
В любой момент опять готова – ни жить, ни умереть нельзя…»
Она задумалась печально, поправив серебро волос,
И прочь гоня воспоминанья… Арина задала вопрос:
«Но.. как же это…вы .. за что же? Вы так добры, не может быть…
Ведь ошибиться каждый может, но так жестоко вас судить?!»
Вздохнула девушка тревожно, поймав старушки тихий взгляд…
А та сказала, осторожно откинувшись чуть-чуть назад:
«Зачем тебе грехи чужие? Здесь нет неправды… и поверь –
Я кару эту заслужила… сама открыла эту дверь…
Здесь Темный Ангел беспристрастен, и обмануть его нельзя –
А души тех, кто был опасен, обратно рвутся, людям мстя…
Я изменилась, слава Богу, и на ближайшие века
Избрала для души дорогу – в саду Ветров останусь я…
Здесь много тех, кто не смирился, испуган, плачет от тоски –
Я помогу им измениться и выйти к берегам реки…
Сама нашла я искупленье и счастлива, что за чертой
Могу исполнить назначенье, вину избыть перед душой…
Я здесь нужна, ведь есть такие, кому отсюда хода нет –
Самоубийцы… В этом мире останутся они вовек.
Кому жалеть их? Вы, живые, поплачете, уйдя на свет,
Молитв не примут… И иные забудут совершивших грех.
Они же в сумерках печальных обречены бродить тайком…
Я буду с ними… Что ты, Аня – привыкнешь, милая, потом…»
Но девушка уже рыдала, и кудри темные лились,
Как сумрачное покрывало, и плач пронзал ночную высь…
Арина съежилась, не зная, что сделать или что сказать,
Чтобы облегчить душу Ани… И стала малыша ласкать –
Он снова протянул ручонки ее нательный крестик взял…
Тут голос жалобный и тонкий среди рыданий прошептал:
«Я не хотела, я не знала… Мне было… мне невмоготу…
Я думала, мне легче станет, им – горше, если я уйду…»
Старушка тут же встрепенулась, и как наседка над птенцом,
Над Аней веточкой взмахнула, чтоб освежить от слез лицо:
«Малышка, глупая малышка… Но бесполезно горевать –
Теперь одно уж, поздно слишком, но… худшего уже не ждать.
И здесь неплохо – вот увидишь, ведь здесь везде цветущий сад,
А ночью голубые блики его украсят, как наряд…
Ты с нами с месяц, может, более, еще не видишь красоты,
Поплачь немного и довольно – покой здесь обретешь и ты…
Ведь не одна и ты такая, в компании все веселей,
А есть еще судьба другая – помочь тому, кому больней…
Ты обретешь покой и радость, и в прошлое уйдет тоска,
Узнаешь сумрачную сладость, где горя нет, печаль легка…»
Анюта стихла постепенно, забывшись в горестных мечтах,
Цветочек теребила нервно с улыбкой грусти на губах.
Они немного помолчали. Арина потянула крест,
Что теребил малыш, играя… Старушка вдруг сказала : «Нет –
Не отдавай креста малютке… Ты среди мертвых…
Только Бог Защитник от видений жутких… Крест береги, чтоб Он помог…
Скажи теперь, зачем ты с нами осталась в неурочный час,
Когда открылись двери Нави, и солнца свет давно погас?»
«Я… задержалась… Не сумела найти могилу жениха…
Я слишком долго проболела, на похоронах не была…»
Тут встрепенулась сразу Аня, к Арине ближе подойдя:
«Ивана твоего я знаю… Он ждал тебя, боялся – зря…
Прошло три месяца, наверное… Ты не идешь к нему, а он
Проститься хочет и прощенья просить за то, что был так зол…»
Она немного покраснела, в глаза Арине поглядев,
И рядом тихонько присела, старушка улыбнулась ей:
«Ну вот, тебе я говорила, что радость может быть и здесь…
И ты не плачь по нем, Арина, жива ты – дней еще не счесть…
И не ревнуй его напрасно – под сенью сумерек Иван…
В тебя же Жизнь вцепилась страстно, не ставит Смерть тебе капкан…
Ты попрощайся с ним с любовью, его уход в небытие
Откроет двери жизни новой – и каждый заберет свое…»
Была задумчива Анюта, печально глядя на луну,
Прошла в молчании минута, Арина выдохнула в тьму:
«Как я могу… Я не ревную. Я рада, что и за чертой
Надежда есть на жизнь другую… И … Аня… Пусть Иван с тобой
Найдет покой миротворенья… И ты будь счастлива, люби
Всю вечность, каждое мгновенье – забудь тоску своей души…
Меня лишь гложет сожаленье, тоска и горе – я сама
В минуту страсти помутненья жизнь у ребенка отняла…
Я заплачу за то по полной, и нечего мне в жизни ждать,
Любое счастье станет болью – мне больше матерью не стать…»
Старушка глянула на Аню, и помянула от души
Совсем не ласково Ивана, что так легко, бездумно жил:
«Арина, милая, что ж делать, он непутевый в жизни был,
Теперь совсем другое дело – всех изменяет этот мир…
Ты зла не держишь… А в печали сумеем мы помочь тебе –
Пойдем к фонтану, там начало для многих… Может и беде
Твоей поможет Ангел Смерти, ведь смерть для жизни не конец –
Рожденья, воскрешенья ветер дает нам любящий Творец…
Вот Василечек наш любимый, бедняжка, Господи прости –
Дитенка так и не крестили, ему закрыты все пути…
А он тебя, как будто выбрал… Не плачь, Арина, подожди…
А свет луны сегодня сильный – еще и тени не легли…»
Они прошли еще немного – в скрещенье четырех аллей
Возник фонтан, где Ангел строго взирал на призраки людей…
Гранит, а может, черный мрамор, облитый лунным серебром –
Благоговение печали, вокруг же вздохи, плач и стон…
…Вот вздрогнул Ангел, с черных крыльев стряхнул оцепененье сна,
А над челом печальным нимбом сияла полная луна…
Живой слезой блеснули очи, склонилась скорбно голова,
Благословеньем духам ночи слетели с губ молитв слова…
В благоговении минуты Арина замерла, малыш
Взглянул на Ангела… Анюта ушла под затемненья тишь…
Арина, преклонив колени, молилась… Василек смотрел,
Как крестится она в волненье – и рядом на коленки сел…
Пытаясь маленькой ручонкой знаменье сотворить за ней,
Склонял смиренно головенку под блики ласковых лучей…
Старушка горестно вздыхала, и жалость вязкою волной
Ее, как саван, накрывала… Но прерван был молитв покой:
«Живая! Среди нас живая!» - безумный взгляд ожег лицо,
А руки плечи ей сжимали, словно железное кольцо.
Малыш заплакал, а старушка пыталась словом вразумить
Убитую смятеньем душу – но тот твердил: «Мне б только жить!»
Арина уж теряла силы, не видя неба и луны –
Взгляд лишь выхватывал могилы из парка темной глубины…
Она не слышала ни звука, луна мелькала, как опал –
Вдруг сцепленный крепко руки разжались… С ней стоял Иван…
А бедный дух завыл и скрылся, стеная, проклиная миг,
Когда он дней земных лишился, в аллеях дальних замер крик…
Иван поднял с земли Арину, провел ладонью по щеке…
Теперь потерянный, любимый… И сердце замерло в тоске…
«Арина… что сказать… не смею… Но лишь теперь, когда я мертв,
Я наши осознал потери… Прости меня, моя любовь!
Преступна, холодна, надменна была моя любовь к тебе,
Тогда была… И я не верил, что жить смогу в простой семье –
Я лишь с тобой хотел по свету бродить, летать, искать чудес…
Но если б появились дети, то мир бы для меня исчез,
Остались бы лишь распашонки, визг, плач, капризы, детский сад…
Прости, Арина, за ребенка! Я всю бы жизнь вернул назад…
Тебя, его.. О, если б можно, как я любил бы вас тогда!
Прости! Как за тебя тревожно – как будешь жить ты без меня…
Я не защитником – убийцей, родной невинной плоти стал,
А ты… Пришла со мной проститься, чтоб я томиться перестал…
Прости! Люблю тебя, родная – в недосягаемой дали
Ты помни! Но не проклиная… Молитвами благослови…»
Арина плакала, прижавшись в последний раз к его груди –
Осколком острой боли счастье воздвигло памятник любви…
Потом в глаза его взглянула, перекрестила, отошла…
За ручку Васю потянула, поцеловала малыша…
Тот снова улыбнулся светло, приник к ней, на руки залез,
Потом перекрестился мелко и взял в свои ручонки крест…
…Глубокий голос, словно ветер пустынь песчаных, зазвучал –
К ним обернулся Ангел Смерти, покинув темный пьедестал…
Оплакивая судьбы мира, он душу обагрил тоской –
Средь лунных сумерек могильных служил он вечности седой.
Теперь же он смотрел печально в глаза Арине… Взгляд скользнул
На побледневшего Ивана и малыша… Раздался гул:
«Она… живая… как же можно… А мы… а нам туда нельзя…»
На мертвых глянул Ангел строже, Арине ласково сказала:
«Тебе сегодня приоткрылось, то, что живым узнать нельзя –
Душа страданием убита… То некрещеное дитя!
Ты можешь дать ему рожденье, печальный сад и темный лес
Покинет он… Но в искупленье, поставь ему в изножье крест!...
Теперь же ты своей рукою дитя в купели окрести –
Соединив одной судьбою свои грядущие пути…»
Под распростертыми крылами в священных водах лунный свет
Своими окропил лучами дитя, что отпускала Смерть…
Арина крестик свой нательный в слезах надела на него,
Малыш, молитве тихой внемля, смотрел на Ангела чело…
Вокруг чудесным ореолом струились нити серебра –
Надежда будущего снова в Арины сердце расцвела.
Затихли звуки, темный Ангел вновь устремил печальный взор
В лицо Арины – та стояла и слушала неясный хор…
«То ветры… кладбище зовется «На трех ветрах» - они сюда
Слетают пред восходом солнца и остаются до утра…
Один по Прошлому тоскует, и память пройденных времен
В Священного фонтана струи приносит… Слышишь перезвон?
То ветер Будущего юный – загадочен, непостижим…
Он в душах свет надежды будит, сама Судьба идет за ним…
И Настоящего привратник удел свой облететь спешит –
Он скошенных смертельной жатвой приводит к берегам реки…
Ты не должна встречаться с ними – ты не готова… Ты – жива…
Лишь тем, кто за чертой могильной, несут забвение ветра…
Дитя, крещеное за гробом, твое теперь – его душа
В плоти своей единородной воскреснет к жизни ото сна…
Не повтори ошибки снова – благослови ее восход
Крещеньем, таинством Христовым… Недолго ждать – один лишь год.
Что хочешь ты сказать, Арина? Уж близко ветры… И рассвет
Готов взойти – уже могилы накрыл прозрачно-серый свет…»
«Я… благодарна! Жизнь и душу вернул мне твой печальный лик –
Одно… быть может, я нарушу законы… но… всего лишь миг:
Скажи мне, а самоубийцы… Ведь есть прощенье и для них?
Душа поймет, простит, простится… и сожалением болит…
Что делать им, есть искупленье? Надежда в сумраке ночном?
Наказанным за преступленье погибнуть в вечности должно?..»
Блеснули слезы в очах темных, и крылья дрогнули, взлетев…
До боли, скрежета, знакомы слова Завета – смертный грех…
«Живые не имеют права решать, когда выходит срок,
И забирать у Смерти славу… И кара – выжившим урок!
Их имена забыты будут и помощь любящих людей
Для них запретна… душам трудно мир обрести в стране теней…
Но… Здесь они найдут прощенье… Не сразу – многие века
Пройдут в печальном искупленье, но ждет и их судьбы река…
Когда-нибудь печальной ночью я позову их…
И тогда Сиянием луны проточным омоет души их вода…
Теперь иди, уж близко ветры – через десятки лет земных
Услышишь ты мои ответы… И вновь увидишь Смерти лик…»
И Ангел темными крылами закрыл Арину от ветров,
Что в этот самый миг к фонтану спустились в хороводе снов…
Почувствовав ладонь Ивана, Арина отступила в тень –
Навстречу им шагнула Аня, была старушка рядом с ней.
Иван кивнул им, с сожаленьем Арины руку отпустил –
Он здесь под сводами аллеи от счастья в вечность уходил…
Вновь на него взглянула Аня, как на последнюю мечту,
Арине, робко замирая, сказала, глядя в темноту:
«Спасибо… Ты не представляешь, как страшно, холодно мне здесь…
Как пусто… И ведь я не знала, что я смогу покинуть лес…
Ты смелая… Нельзя молиться о тех, кто предал свою плоть
И душу – о самоубийцах… Благослови тебя Господь!
Теперь мне легче, буду помнить, что есть надежда для меня,
И буду ждать Святые волны, воспоминания храня…»
Они вернулись на могилу, где гроздьями белел жасмин,
Смеялся маленький Василий… Она подумала: «Мой сын…»
Старушка улыбалась грустно, вдыхая нежный аромат,
Сказала с лаской безыскусной, оглядывая спящий сад:
«Арина… Ты забудешь горе… Мы будем помнить о тебе –
Ты встретишь свое счастье вскоре и станешь матерью к весне…
Ты приходи к нам… Там, за кленом могила Ани, а моя –
Под дикой порослью зеленой, где поглотила крест земля…
Теперь же спи, душа устала, ей много выпало тревог…
А скоро уж и солнце встанет, вон, отсвет на небе пролег…»
Арина засыпала – тихо старушки голос шелестел,
Как ветви старой черной пихты, что помнит пыль былых времен…
И нежно маленькие руки Арины шею обвили…
Она спала… И стихли звуки перед пришествием зари…
6. ПРЕДСКАЗАННОЕ
Матвей прошел в ворота парка, под сень кладбищенской листвы, Здесь летним утром так нежарко – аллеи сном защищены. Такая тишь и красок буйство, тенистый сад бессмертных грез… Неповторимое искусство печали в обрамленье роз. Он вспомнил горестное утро, что десять лет тому назад Всю жизнь накрыло тенью смутной – принес он сына в этот сад… Их Василечку слишком мало на долю выпало тепла – Два года… и его не стало, истаяла свечой душа… Его душа… Все эти годы Матвей скорбеть не перестал – Ведь легкомыслию в угоду, никто в семье креста не знал. Малыш ушел, креста не зная, затих невинный смех вдали… Но там… Что ждет его за краем? Свечей печальные огни, Что в поминание уснувших под сводом Храма зажжены, Не осветят надеждой души, что к Богу не обращены… Матвей страдал за душу сына, не зная, чем теперь помочь, Когда он там, в тиши могильной, и нежный лик укрыла ночь… Матвей вздохнул, но – Ольга, Ольга! В тоске своей заключена, Смеялась над крестом, и горько корила жизнь и небеса… Матвей не смог ее утешить, чужими стали навсегда Они, что так любили прежде – разъединила их беда. Его жена ушла к другому и дочь растит уже семь лет. Матвею свет души знакомой не отыскать, надежды нет: Друзья, подруги – все чужое, как карусели жалкий скрип – Он часто просыпался с стоном и слушал сердца горький хрип. … Вот и могила под жасмином, что сон малютки сторожит, Но – девушка, уснувши мирно, на белом мраморе лежит... Матвей всмотрелся… складка горя таилась меж ее бровей, И отголоском тяжкой боли казались островки теней… Он перевел глаза на сына – малыш смеялся, как всегда, Но что-то вдруг остановило Матвея… бросилось в глаза – На шее у его малютки блестел нательный новый крест! Матвей отпрянул, в ту минуту не смог понять благую весть…
…Арина вздрогнула от стона, глаза открыла, поднялась…
Мужчина рядом незнакомый стоит, колени преклоняя –
И взгляд безумный незнакомца блуждает от ее руки
На фото, где малыш смеется… Арина вскрикнула: «Кто вы?!»
«Кто я… страдалец в мире этом… Я в горе много лет один –
На боль не нахожу ответа, любви, забвенья… Здесь мой сын!
Не бойтесь же, я вас не трону – откуда у Васенка крест,
Такой же, как у вас в ладони? Что ночью делали вы здесь?..»
Арина глянула на фото и ахнула, увидев крест –
Ее крестильный, с позолотой, что вместе с малышом исчез…
Но нет – вот крестик, на цепочке висит, намотанный на кисть…
Ее же крест, что этой ночью она сняла дитя крестить…
«Я… сына вашего крестила… сегодня ночью…
Он теперь Уйдет из сумрачного мира, воскреснет, как весной капель…
Сам Ангел Смерти у купели крылами осенил дитя –
Ему молитвы духи пели… Он выбрал матерью меня!»
Матвей увидел прядь седую среди каштановых волос…
Он в этот миг о счастье думал, и замер на губах вопрос.
С ее ладони снял он крестик, на шею девушке надел,
Подумав – только с нею вместе возможна жизнь его теперь…
В глаза его взглянув, Арина, увидела сквозь серый лед
Души страдающей глубины – надежды слабый огонек.
Они стояли и молчали, забвенью предавая жизнь,
Что полнилась для них печалью, так пальцы их переплелись…
Они бродили по аллеям, внимая скорби и любви –
И вспоминали, сожалея, о тех, что в прошлое ушли…
Потом вернулись к той могиле, что дорога была двоим,
Как вдруг увидела Арина кудрявый клен, а рядом с ним –
Чуть виноватая улыбка, волос кудрявая волна… З
аранее свою ошибку пыталась искупить она.
Цветы увяли на могиле, но холм пока еще высок –
Ей было восемнадцать в мире, что так покинула не в срок.
И нет креста на той могиле, лишь надпись «Доченька, прости…»
Анюту вспомнила Арина и слезы в гробовой тиши…
А дальше – прям у перекрестка, забыта миром и людьми
В побегах молодых березок – могила в сумрачной тени.
Опершись на руку Матвея, Арина углубилась в лес,
И вот останками чернеет почти ушедший в землю крест…
Матвей вгляделся – черный камень почти, что в землю рядом врос,
Лет двести на могиле старой стоит он, весь наперекос…
И надпись еле различима: «О, Боже, душу упокой –
Не дай бродить в ночи незримо… И нас от злой беды укрой!»
Матвей вздохнул, перекрестился, пытаясь годы рассмотреть,
И на Арину покосился – так хоронили только ведьм…
Арина вспомнила старушку, заботливый и кроткий взгляд –
Очистивши от скверны душу, она избрала этот сад
Для покаяния, молитвы… Авдотья Лапина – такой
Ее запомнила Арина, душа ее нашла покой…
Они свернули на аллею, что к центру кладбища вела,
Сгустились тополя над нею, рассыпав белым кружева…
И вот… Арина пошатнулась, Иван… Глядит в ее глаза…
Очерченные жестко скулы… Матвей, обняв, ее сказал:
«Пойдем… Мы отдали им много страданий, памяти, любви…
Но у живых своя дорога, и манят будущие дни.
Когда-нибудь и мы с тобою придем под черное крыло…
Сейчас нас счастье ждет земное – оно нам Господом дано».
7. ВОЗРОЖДЕНИЕ
Крест мраморный Матвей с Ариной спустя неделю привезли,
Поставив на могиле сына, и свечи тонкие зажгли…
Букетик белых роз для Ани Арина принесла с собой,
Душистый вереск – для Ивана, моля хранить его покой.
А на заброшенной могиле Матвей поправил старый крест,
И огненный букетик лилий окрасил ярко старый лес…
…А по весне капель запела, встречая радостный рассвет,
Лучами просинело небо, сгоняя старый сонный снег.
И в эти дни Матвей с Ариной, соединенный судьбой,
В объятиях держали сына, сокровище души родной…
Его крестили в церкви рядом, малыш серьезен был и тих,
И долгим вдохновенным взглядом смотрел на светлый Божий лик…
Когда же крестик серебристый священник малышу надел –
То смех счастливый и лучистый над куполами прозвенел…
2009 г.
