Холодный ветер сдул с тополей грязнозолотую листву. И в городе наступил серый октябрь. Скоро зима. Скоро я опять впаду в зимнюю спячку. Но пока я ещё не превратился в невесомую, серую мумию, покрытую паутиной и пылью – мне нужна еда. Такие промозглые дни совсем не годятся для охоты. Но вдруг повезёт? Неважно, кто это будет – мальчик, или девочка – мне сгодится любой ребёнок. И подняв воротник пальто, пряча глаза под козырьком кепки, я опять выхожу на улицы моего города. Вот одинокая девчушка. Она, улыбаясь своим мыслям, идёт навстречу мне по аллейке, глядя себе под ноги, и пинает носочком сапожка опалую листву. Я оглядываюсь – не следит ли кто за мной. И заговариваю с ней. Просто, буднично. Как всегда. За многие годы я
научился чувствовать и понимать детей. Несколько незначащих фраз. Лёгкая шуточка. Вопрос про школу, учёбу. И вот уже она сама непринуждённо болтает со мной. Улыбчивая. Милая. Живая. Какие же они, в сущности, доверчивые – эти дети! Как бы невзначай, кладу ладонь ей на плечико. Поглаживаю. Потом присаживаюсь на корточки, и внимательно, пристально, смотрю ей в глаза. Она осекается на полуслове. Замолкает. Зрачки её
расширяются, расширяются, и глаза её вдруг становятся бездонно-чёрными. И я осторожно погружаюсь в эту чёрную бездну. Там то, что мне нужно. Проходит вечность. Вечность. А может быть всего несколько секунд. Я – снова я. И я снова в этом мире. Сижу на корточках перед молчаливым ребёнком, и разглядываю внезапно посеревшее личико. Она стоит как истукан. Еёчерты неподвижны. Рот полуоткрыт. С губ стекает полоска слюны. Она ещё не видит
меня. Встаю, и неторопливо ухожу прочь. Дело сделано. Она придёт в себя минут черех пять. И понуро побредёт домой. А на мамины расспросы – отчего она грустна и молчалива сегодня – ничего не ответит. Лишь вдохнёт тяжко, усядется у окна, и будет бессмысленно
глядеть на проезжающие внизу машины. Меня она даже не вспомнит. Такой она и останется. Навсегда. Грустной, одинокой, неспособной радоваться и любить. В её душе поселится вечный холодный октябрь. А мысли её будут сухими и ломкими – как опавшие листья. Что ждёт её в будущем? Не знаю. Мне, в сущности, всё равно. Она всего лишь еда. Как и многие, многие до неё. Надо же! Я даже не помню, когда же я разучился их жалеть… Неторопливо бреду домой. Моё лето закончилось на этом милом созданьице. Я сейчас поднимусь к себе, на последний этаж. Позвоню в дверь к соседке, и скажу ей что уезжаю надолго. Перекрою вентили и отключу электричество – тепло и вода мне ещё долго не понадобятся. Потом я задёрну шторы, полностью разденусь,
и усевшись посреди комнаты, закрою глаза… И, внезапно, пустота внутри меня взорвётся калейдоскопом ярких видений, наполнитсярадостью смехом, весельем. Ах эти детские сны! Мне хватит их до весны.В марте, а может в апреле – когда комната моя прогреется от весеннего солнца, моё счастье окончится. Я очнусь. Как огромный, уродливый паук, доползу до ванной. Включу воду, и буду долго-долго отмокать, впитывая всем своим иссохшим телом живительную влагу. Затем, исхудавший, страшный, я начну тайком выбираться на улицу. Сперва по ночам. Жизни одного случайного прохожего мне достаточно, чтобы прийти в себя. И вот, я снова готов к охоте. Серый, неприметный, я опять пойду по улицам моего города, мельком оглядывая встречных детей. Иди ко мне. Не бойся дядю. Посмотри мне в лаза. Мы с тобой просто немного поговорим – и всё. Мне ведь нужно от тебя совсем немного – твоя радость, твой смех, твоё детство. Твоя душа. Не упрямься, отдай мне это. Отдай. И тогда, обещаю, я сохраню тебе жизнь…
