Это было сложно, но я старался. Ритуал прошел безупречно: моя энергия, очищенная диетой и медитациями, быстро вступила в контакт с древним духом. В моем нынешнем мире, мире Элвиса Пресли и Чарльза Диккенса, его называют «демоном». А то, что я сделал – «подписать с дьяволом договор».
«Я – посол, - впилась мне в мозг мысль, - Ты силен, раз сумел выйти на верхний уровень астрального плана. Учти, это – нейтральная территория, но я все равно могущественнее тебя, так что не пытайся переступить черту».
Я ответил в тон ему, напряженно блокируя свои мысли – элементаль не доверяет мне, как это трогательно!
«У меня предложение».
«Я знаю, чего ты хочешь. Твой приятель... – дух взмахнул невидимой для физического зрения рукой, всполохнув на секунду живой образ Джейка. Я перевел взгляд на тело, лежащее в центре пентограммы. Как он не похож на себя в своем посмертии... Я обещал ему, что спущусь за ним ад – настало время выполнить обещание, – Ты знаешь цену».
Я знал, но был готов к неожиданностям. Неожиданностей пока не последовало – дух не требовал от меня ничего больше, чем слиться после смерти с энергией повелителя, умножая его могущество.
«Свяжись с Повелителем. Пусть он даст свое согласие».
Я терпеливо ждал, пока дух пробирался по мириадам невидимых нитей, словно паук, ловил импульсы господина, настраивался на его волну. Наконец он ответил:
«Да. Отныне ты не свободен. Это значит – твоя человеческая сущность превращается в сплошной код программ, заложенных в нее сейчас же. Понятно?»
Все начинало идти наперекосяк. Я не хотел быть марионеткой при жизни.
«Это нечестно. Как я могу быть уверенным, что вы не убьете моего друга вновь, только теперь – моей рукой?»
«А тебе никто и не дает никаких гарантий».
И это я тоже знал. Я кивнул и стер большим пальцом босой ноги часть оградительной черты, пропуская тем самым посла внутрь круга. В этот миг мы были во власти друг друга, и дух мог испугаться меня, а мог и возжелать моей силы – в таком случае один из нас был бы побежден. Но у нас обоих были причины не затевать драки. В итоге я получил несмываемую печать за ухом в знак принадлежности к «свите» Повелителя, а демон – прядь моих волос.
«Все», - буднично константировал он, возвращая меня на материальный уровень, и я потерял сознание от резкого перепада...
А когда я очнулся, тело Джейка лежал рядом со мной так, как я его положил, но теперь что-то изменилось. Чуть позже до меня дошло: смертельная бледность исчезла. Я обхватил его запястье, обнаружил пульс, слабыми толчками перегоняющий кровь по венам, и заплакал. Я плакал долго, до тех пор, пока не уснул. Утренние лучи разбудили меня. Не открывая глаза, я вспомнил: Джейк действительно жив. Я, дитя мрачных подземелий иного мира, всегда наглухо закрывал плотные шторы. Джейк, рожденный на светлой земле, предпочитал солнце.
Друг стоял у окна.
-Доброе утро, - деревянным голосом произнес он.
Мои глаза остались сухими – все слезы я выплакал накануне, веки невыносимо жгло.
-Я умер, да?
Я кивнул и объяснил:
-Я отсоединил твою энергию, которая уже стала вливаться в великую волю, и вернул ее в тело.
-Но как ты восстановил физические функции?
-Ты же знаешь сам. Мне помогли, - не дожидаясь реакции, я стал проверять его здоровье. Пульс – в норме, зрачки реагируют на свет, ровное дыхание. Никакого брака. В тот момент я думал об Джейке, как о товаре, и он чувствовал мое отношение.
Он больше ни о чем меня не спрашивал. Вопросы задавал я – что он видел, что ощущал после смерти, но Джейк почти все время молчал. Он стал не любить свет даже больше, чем я, и часто сидел в темноте, уставившись в потолок, едва дыша. Однажды я вернулся домой и обнаружил его сидящим на подоконнике, свесившим ноги вниз со второго этажа. А этажи у нас были высокие, и внизу ждала серая твердь терассы...
-Слезь, - произнес я.
Джейк продолжил механически болтать ногами...
-Слезь, я сказал! Я не для этого вытаскивал тебя с того света!
На второй раз он повиновался. Спрыгнул на пол и смерил меня ледяным взглядом чужака, случайно забредшего во вражескую землю.
-Вытаскивал? – уголки его губ нервно задергались, - Ну что ж, спасибо, мой друг!
Только глухой не различил бы в его фразе циничный сарказм. Я не отреагировал. Попытался забыть его выпад, и на какое-то время у меня даже получилось. Вскоре наше лживое, фальшивое спокойствие разбилось вдребезги. Я проснулся ночью, вошел в комнату Джейка и обнаружил, что его нет. Я лихорадочно стал рыться в книгах, ища информацию о том, что может понадобиться воскрешенному... Выяснилось – человеческое тепло. Это не значило ровным счетом ничего – люди были повсюду, и всякая зацепка, где искать, отсутствовала. Я стал ждать. Зажег тусклую лампу, сел в кресло. Ждал... Ждал... Ждал...
К первым проблескам зари Джейк вернулся. Ничего не объясняя, он завалился спать рядом со мной - я сидел в его комнате. Я возмущенно растолкал его.
-Где ты был?
Джейк обернулся и улыбнулся губами, вымазанными чем-то темным. Что это было – кровь? Я отшатнулся от него.
-Хочешь кофе? – вырвалось у меня. Тогда я понял, какой запрет наложил на меня Повелитель – молчание.
-Я не хочу больше пить, - он отвернулся к стене. А я вышел из комнаты, хотя хотел ударить Джейка по лицу, привязать крепкими веревками и оставить так, чтобы он больше никому не мог причинить вреда... Теперь мой кодекс – бездействие.
Через два дня я обнаружил, что воля дьявола немного ослабла – видимо, он переключился на другого безумца вроде меня, согласившегося быть его куклой. Я не стал терять времени и отправился в церковь. Я никогда не ходил туда. И никогда не молился. В глубине души я опасался, что деревянная ручка ударит током, или меня одарят другим знаком внимания, означающем, что Творец не желает меня видеть, но небо осталось равнодушным. Я без проблем вошел в галерею из святых образов христиан, пропахшую ладаном. От приторно-сладкого запаха меня затошнило. Я терпел.
-Простите, - обратился я к человеку, облаченному в рясу, проходящему мимо, - Я первый раз здесь. Что нужно сделать, чтобы помолиться?
Он смерил меня удивленным взглядом, но пояснил, что необходимо зажечь свечу, поставить перед одной из икон, и только тогда буду услышан. Мой мозг холодно работал, перебирая информацию. Неплохо. Огненные элементали служат проводником через толщу бесполезной энергии, вероятно, что-то получится. Я выполнил указание и заговорил, обращаясь к тому, кого христиане называли «Господом». Я знал, что играю с огнем - мои мысли сочились вызывом.
«Я пришел в твой храм. Здесь ты наиболее материален – я могу даже смотреть в твои глаза. Это поразительно, как люди любят облекать все в форму, особенно в человеческую! Должно быть, наивно считают свое подобие высшим разумом. Но так действительно проще. Ты, равнодушная энергия, умеющая, тем не менее, вершить судьбы – как ты достигла такого преклонения? А может, ты не равнодушен... Я слишком мало знаю еще, чтобы утверждать такое. Я продал душу дьяволу – так говорят люди, которые прокляли бы меня, узнав, что я сделал. Но ты впустил меня сюда. Где же твой гнев, боже?»
Я ничего не почувствовал в ответ на хулу. Но мне стало неприятно и противно от самого себя – вместо того, чтобы переходить к делу, я упиваюсь собственным отчаянным состоянием, когда уже нечего терять. Я одернул себя. Всегда есть, что терять, и сейчас неуместно неосторожно маневрировать. Мне не хотелось во второй раз переступать грань дозволенного. Я подавил в себе ощущение безнадежности, продолжил уже спокойнее:
«Я маг. Не пристало мне проявлять свои чувства, и я знаю, что поплачусь за это. Выслушай меня. Моего друга ждет посли смерти тела так называемый ад... Я не буду просить, не буду преклонять колен – я не твой раб. Но я предлагаю быть рабом нашей сделки, - я собрался с духом, чтобы сказать слова, которые уже нельзя будет вернуть, и мысленно отчеканил: - Возьми мою силу. Я обещал дьяволу только часть. Я продал себя по кусочкам, можете разорвать меня, но отпустите моего друга! Дайте ему еще один шанс... Его вина заключается лишь в том, что он связался со мной. Позвольте ему реинкарнироваться...»
Я заметил, что теперь обращаюсь к обоим собирателям энергии, и прервал мысль. К тому же, опять слишком много эмоций. Огонек вздернулся на восковом стебельке, заколебался, потух... Все ясно. Сделки не будет. Я развернулся на каблуках и вышел из церкви.
Какое-то время ничего не изменялось. Джейк ел, чтобы поддержать жизненную силу, спал и смотрел в потолок. Он ничего не хотел и ни о чем не просил. Я приносил ему живые цветы, которые он так любил, предлагал уехать, куда он пожелает, позволил ему брать уроки фортепьяно, о чем он прежде мечтал... Но цветы отправлялись в мусорную корзину, а на великодушные предложения он отвечал мрачной усмешкой. Это причиняло мне боль. Я никогда не видел его таким... равнодушным.
-Ты всегда был со мной, - сказал я однажды, - Ты поддерживал меня, когда остальные отворачивались. Ты вытащил меня из мира, в котором меня хотели сжечь на костре, хотя был испуганным ребенком, не знал меня, не знал ничего о других реальностях... Это было в день ярмарки в твоей деревне, помнишь? Что изменилось? Да, ты умер, но я вернул тебя, это твоя душа, твое тело...
-Мое время истекло в тот момент, когда меня убили, - прервал он меня. Мое сердце судорожно дернулось, а Джейк продолжил, - Я стал восприимчивей. Я ощутил сейчас твой укол боли... Но сам ничего не почувствовал. Я мертвец. Мне не чужд только голод.
И он вышел в ночь. Я не пошел за ним, даже не шевельнулся, на этот раз - сознательно. Джейк вернулся через три часа. Он привел с собой совсем молодую девушку, которая слишком осмелела от выпитого вина.
-Не надо, Джейк, - сказал я ему, но Джейк растянул губы в пугающей неживой улыбке. Я ушел в свою комнату и включил музыку, чтобы не слышать криков. Мною опять никто не управлял. Я понимал, что Джейк изголодался по теплу, которое в него может влить только кровь, что он не может иначе. А я не хотел потерять его опять, даже такого. У меня никого больше не было во всех мирах.
Вскоре Джейк заглянул ко мне, непривычно счастливый, с потемневшими губами.
-Сделай-ка погромче, омиго! – крикнул он и убежал обратно. Я выполнил просьбу, после чего последовал за ним. Джейк танцевал с партнершей в зале под нарочисто дребезжащий голос Малыша Ричарда и истеричные звуки пианино, радуясь от души. У девушки голова моталась из стороны в сторону, а тело безвольно повисло на руках Джейка; она была мертва. Мне нравилось видеть друга столь оживленным, но веселье казалось дьявольским, и вскоре мне стало жутко.
-Перестань, - сказал я, делая потише. Джейк не отреагировал, он продолжал смеятся, превосходная пластика движений не изменилась. Я невольно залюбовался им, словно расшалившимся ребенком, знающим, что такое беззаботность. Прежде он и был таким. Я напомнил себе, что те времена остались в прошлом.
-Громче, Лас! Сделай громче! Не хочешь тоже станцевать? Это же рок-н-ролл, что может быть лучше?
Я совсем выключил музыку. Джейк остановился и рассержено воззрился на меня. Уже через секунду, отбросив мертвую девушку в сторону, он оказался передо мной, его пальцы с яростью сжимали мое горло.
-Я не просил выключать, - зашипел он. Мне стало не по себе от отблесков ненависти в его глазах, доступ кислорода был перекрыт, но я держал себя в руках. Я не винил Джейка: ему только что помешали делать то единственное, что доставляет ему хоть какое-то удовольствие, и помехой оказался я. Чувствуя себя виноватым, я не вырывался, только беспрерывно смотрел ему в глаза. Вскоре злость иссякла. Джейк отпустил меня и оттошел к стене.
-Зачем ты воскресил меня? – бесстрастным, хриплым голосом спросил он, - Я больше не ощущаю себя живым. Мне не нужны твои блага, мне не нужна твоя дружба. Я хочу только покоя.
Он ушел в свою комнату. Оставив меня наедине с трупом девушки... Я старался не оставлять следов, когда убирал ее из дома. С тех пор мне не раз приходилось убирать мертвецов, которых некому было воскрешать, а даже если бы кому и захотелось, тела бы все равно не нашли. Для их сокрытия мне частично приходилось прибегать к магии, хотя ее использование выпивало много сил. Я стал выглядеть хуже, чем Джейк: синяки под глазами, расплывающиеся до скул, почти бумажная бледность, болезненная худоба... «Уборка» за другом исчерпывала меня всего. Терзаний совести я не чувствовал: еще в том мире я переступил грань, за которой отсутствует мораль... Я совершил много преступлений. Но теперь начал осознавать, что убийства – еще не самое страшное. Самое страшное – это когда ты заставляешь жить человека, который больше не чувствует себя живым. Чтобы убедиться в своей теории, я подолгу вглядывался в лица очередных жертв; на них не было отпечатка мучений, как у Джейка. Счастливчики. Они могли упокоиться в своей смерти.
Меня настораживал только один вопрос: почему Джейк сам не убьет себя? Он никогда не был религиозным, чтобы уверовать, что его душа из-за этого греха попадет в ад. И кратковременное телесное мучение не шло ни в какое сравнение со страданиями, которые доставляла ему эта ущербная полужизнь... Однако у меня появилось предположение. Оно было очень смелым и даже наивным, особенно в совокупности с поведением Джейка и метаморфозами его сущности...
Однажды, когда друг сидел в зале у камина, вновь бессмысленно уставившись в старинный гобелен, я подошел к нему. Никакой реакции. Он даже не скользнул по мне взглядом в знак приветствия.
-Раз ты так несчастен, почему не убьешь себя? – с ходу спросил я. Прямые вопросы – не моя тактика, но я был измотан неизвестностью.
Хладнокровная усмешка была вознаграждением.
-А ты что, позволишь? – короткая пауза, улыбка стала еще язвительнее: - Мой господин?..
Этого я не мог терпеть.
-Пожалуйста, - и я небрежно подставил ему под подбородок, в место прямо над адамовым яблоком, перочинный ножик. Длины лезвия хватило бы, чтобы проникнуть куда дальше сонной артерии и смертельно ранить. И моей отточенной реакции хватило бы на случай, если ножик придется срочно оддергивать. Риск, конечно, был, но небольшой. Я надеялся, что друг не догадывался о моем блефе.
Секунду Джейк затравленно смотрел на меня... Я видел, что он колеблется, и моя проницательность безошибочно определила, между чем и чем: получить наконец долгожданную свободу... он ведь не догадывался о своем будущем аде... или не причинять мне боль? Предложение было заманчиво для него. Только когда Джейк резко вскочил с кресла и кинулся вон, отвернувшись от ножа, словно от яблока искушения, я убедился в своих домыслах: он понимал, насколько я к нему привязан. И я по-прежнему был дорог ему, раз он отказывается от покоя ради того, чтобы друг не был одинок.
Дни шли. Наши отношения не менялись. Я перестал приносить в дом газеты с фотографиями пропавших, лицо каждого из которых изучил до мельчайшей черточки. Только мы с Джейком знали, что теперь их мертвые тела тлеют.
-Я не раскаиваюсь, - сказал мне Джейк, - Тогда, когда я был жив, я бы не смог никого убить. Теперь все иначе. Да, ты вернул мою душу в мое же тело... Ты даже сумел восстановить память... Но лотос затерялся, его не вернуть.
Я кивнул. Я не рассказывал Джейку про лотос, но не удивился, услышав это из его уст. Какое-то время он был подключен к потоку вселенской информации, и она еще не стерлась из памяти, как стирается у новорожденных младенцев. Джейк был прав. О, как он был прав... Я ломал голову над тем, что сделал не так, отчего друг не такой, как прежде, а разгадка была так проста... Лотос – самая сердцевина духа, сосредоточие его натуры, лежащая в сакральных глубинах. Никто точно не знает, что это такое. Нельзя вернуть то, о структуре чего не догадываешься. Я совершил страшное – разъединил лотос с остальной душой, а значит, навсегда лишил Джейка возможности стать собой. От этой мысли я сжимал кулаки до кровавых лунок ногтей на ладонях. Ничего нельзя изменить... Ничего нельзя изменить... Да неужели?
Разум подсказывал, что из моей очередной затеи ничего путного не выйдет, что я только усугублю ситуацию. Нельзя вернуть человека в прошлое. Но я думал о записях древних магов моего мира, утверждавших, что воскрешение невозможно. Точно так же, как микроскоп казался когда-то чудом... Все когда-то случается впервые. Я целыми днями просиживал в архивах библиотеки, принадлежащей Гильдии Колдунов, пропуск в которую мне выписали только после официального вступления. Мне пришлось выполнить несколько задач, чтобы показать, что я многое умею, и главные остались довольны моими навыками. Я только усмехался. Узнали бы они, какой силой я в действительности обладаю... Но я не собирался демонстрировать ее.
Много времени прошло, прежде чем части мозаики стали соединяться. Я стал готовиться к ритуалу... к своей смерти, если все пройдет удачно. А я надеялся, что пройдет. В последний вечер вместо того, чтобы перепроверять заклинания, настраивать энергию и концентрироваться, я увез Джейка из дома. Мы никуда не выбирались с тех пор, как умер, и теперь он с возрастающим любопытством принюхивался к ветру, бьющему в лицо. Я вез его на старом велосипеде, и он не спрашивал, куда. Через час мы оказались на вершине холма, у подножия которого сверкало расплавленным серебром озеро.
-Красиво, - сказал Джейк, в его голосе на этот раз даже была какая-то эмоция.
Я смотрел на воду и плакал, отвернувшись от друга. Он не знал, что завтра я должен буду умереть. В этот миг я ему даже завидовал.
-Сядь и закрой глаза, - неожиданно для себя самого твердо сказал я. Джейк удивленно вскинул брови, но послушался. Я оказался слишком слаб. Я не мог смириться с мыслью, что единственный человек, который имеет для меня какое-то значение, вскоре меня забудет. Мой следующий поступок был очень эгоистичен, а возможно, даже опасен... Опасен для него. Я положил пальцы на виски Джейка и долгое время держал так. Глаза друга широко раскрылись от боли, но он не дернулся. Когда я отпустил его и отвернулся, он спросил, что я делал.
-Вряд ли ты когда-нибудь узнаешь об этом, - ответил я, - И уж тем более – вспомнишь... Прости, Джейк. Я хотел оставить тебя без бремени, но оказался слишком зловреден для этого. Возможно, тебе придется всю свою жизнь нести мое имя на своих устах... и слабые проблески памяти обо мне. Это маловероятно, но... кто знает?
-Жизнь, - он усмехнулся искаженной правде.
-Жизнь, - безо всякой иронии повторил я, - Настоящую... Если все получиться. Поверь мне. Я не хочу напрасно надеяться, но...
-О чем ты?
Я не объяснил. Пусть себе гадает...
-Поехали, - бросил ему через плечо. Я довез его до дома, дождался, пока он заснул. Ритуальный круг в лесу ждал меня, но я долго не мог оторвать взгляд от лица спящего, которое видел в последний раз. Наконец, отрезав у Джейка локон, я ушел. В лесу лежала куча дров, в которые я вывалил бумажные стопки. Некоторые я украл из архивов, некоторые отксерокопировал, кое-что перенес давным-давно из своего мира. Каждая строчка могла выдать мои намеренья, поэтому я сжег их. Страницы шипели, сворачиваясь в огне, танцуя, словно саламандры. Сейчас я пишу эту рукопись под свет костра из магических книг. Не знаю, что будет дальше. Я жду восхода, чтобы войти в тщательно подготавливаемый круг и предложить самое драгоценное – лотос. Даже Люцифер, даже христианский Господь Бог этим не побрезгуют. Но я не христианин, и не с ними собираюсь вести переговоры. Я буду говорить с тем, кто пообещает вернуть Джейку жизнь, душу и юность, но отобрать память – с Временем. Я не знаю, что ждет меня... Я уже вижу проблески зари на востоке... Пора... Я закопаю рукопись здесь, вопреки запретам оставив о себе память на этой земле. Может, она не исчезнет, как исчезну я, и когда-нибудь кто-нибудь найдет ее... Не знаю. Я навсегда покидаю этот мир.
ЭПИЛОГ
В деревенском доме, залитом утренним светом, Джейк открыл глаза. Внизу раздавались голоса матери и сестер, готовящих завтрак. Джейк спросонья улыбнулся, вспомнив вчерашнюю ярмарку. Вчера он весь день ждал, что вот-вот случиться чудо, которое изменит всю его жизнь, но ничего не произошло. Что-то было не так... Что-то омрачало его радужное настроение.
-Лас... – с тоской прошептал Джейк, - Лас... Откуда я знаю это имя? Ты приснился мне сегодня. Кто ты такой?
Но он тут же отмахнулся от неприятных мыслей – это всего лишь сон, а реальность, такая приятная и ощутимая, ждала его внизу вместе с отцом, который звал помочь с починкой сарая. Джейк думал, думал об этой реальности, вдруг показавшейся такой хрупкой, и безутешно плакал.
