Дневник Алана Грина, капитана судна «Driftquiet».
Иногда нам капитанам приходится делать чертовски не легкие решения. Никогда не забуду тот день…
16 марта 1947 года в 6 часов вечера один из наших матросов заметил в воде спасательную шлюпку, которую колыхали не большие волны, примерно в миле от нас. Мною был отдан приказ взять курс в ее направлении. Когда мы подплыли поближе, то увидели, что в лодке лежит парень лет двадцати пяти. Естественно мы тут же вытащили беднягу на борт нашего корабля. Он был жив, но сильно обезвожен. Придя в себя, он здорово обрадовался своему спасению и благодарил нас как только мог. Он рассказал что его зовут Джеймс Рикман и что он плывет в лодке уже не первый день. На вопрос «Что случилось?», Рикман ответил, что ничего помнит, хотя как мне показалось он просто не хотел вспоминать. Мы сообщили ему, что прибудем в порт через три дня, после чего он обрадовался еще больше. Весь наш экипаж радушно принял нового пассажира. Да и Джеймс оказался душой компании. Он рассказал нам, что работает хирургом и шутил, что не дождется пока снова возьмет скальпель в руки. «Нет правда, я очень хочу на берег… море меня пугает» - все время повторял он.
В тот день мы позволили устроить себе небольшое пиршество, которое потом многим вылезло боком. Я и еще несколько матросов сильно отравились. Меня рвало каждых десять минут, Лоука каждых 5. Промывание желудка ничего не дало. У Лоука поднялась температура, которую ничем не возможно было сбить, вскоре он сгорел подобно спичке. Мы все очень скорбили за товарищем, но казалось, что больше всех был расстроен Джеймс. Когда Лоука выбрасывали в море у Рикмана слёзы лились ручьем, некоторые ребята даже заподозрили его в лукавстве. Самое страшное, что смерть Лоука повлекла за собой череду плохих событий. Один из матросов сломал себе ногу, поскользнувшись на лестнице. У второго обострилась астма. Третий же утверждал, что ему во сне постоянно является Лоук и просит, чтобы тот пошел с ним, поскольку ему не уютно плавать одному в море. И все это произошло за каких-то три дня. Поэтому мы все были очень рады, когда до берега оставалось всего лишь несколько миль. В особенности был рад наш новый пассажир, который после смерти Лоука замкнулся и не мог из себя выдавить хоть слово. Среди матросов пошел слух о том, что Рикман приносит несчастье и, что нужно поскорее высадить его на берег. Он это слышал, я знаю.
Эти несколько миль оказались самыми тяжелыми в моей жизни. Разразился сильнейший шторм, который нужно было переждать в море. Джеймс загрустил еще больше, когда увидел вдалеке тусклый свет портовых огней. «Вот он родной берег» - было написано в его глазах. У меня создалось впечатление, что он пробыл в море даже дольше чем я, и теперь не будет в мире более счастливого человека, чем Джеймс Рикман, ступивший на твердую землю. Но плыть туда было нельзя, слишком опасно. Шестиметровые волны делали нам незабываемое родео. Нас подкидывало в верх, а затем со страшной силой ударяло об воду. Все мы собрались на капитанском мостике. Сидели молча, кто-то читал молитву. Молния изредка освещала грустные лица матросов, среди которых самое грустное было наверное у Джеймса…Хотя хотя это всего лишь догадка, потому что он, сидя на корточках, наклонил голову к коленям и лицо увидеть было невозможно. Только тело его тряслось, будто в судорогах. Тогда мне казалось, что он снова рыдал. Вдруг судно сильно содрогнулось. На секунду погас свет, затем снова появился, но уже мерцая. «Неужели мы сели на мель?» - подумал я. Хотя до берега было еще очень далеко. Матросы смотрели на меня с таким же удивлением. Рикман поднял голову и я увидел слёзы в его глазах. Он был не удивлён, а насторожен и сосредоточен, словно хотел что-то услышать. И наверное услышал то, что хотел. Мы все услышали ужасный скрежет, будто кто-то рвал куски металла. У меня, бывалого моряка, выступил холодный пот от этого звука. Матросы также перепугались не на шутку, а Рикман, сделав глубокий вдох, сказал: «Вы правы это моя вина». Я тут же остановил его и велел не нести чушь. Матросы смотрели виновато на Джеймса, но ничего не могли сказать. И вот, очередной невыносимый скрежет, после которого Рикман встал и направился к выходу на палубу. У него подкашивались ноги но никто.. никто из нас даже не пытался его остановить. И вот когда он проходил мимо меня, моя рука вцепилась в его руку, не давая сделать ему ни шагу. «Пустите капитан, или вы хотите чтобы мы все утонули?» - тихо произнес он. «Это же безумие!» - сдавливая руку, крикнул я. «Я передам привет Лоуку, а вы…А вы поцелуйте за меня берег». Это были последние его слова. Далее я не могу объяснить почему, но я отпустил его. Нечто в глубине моей души подсказывало мне, что парень прав и мы все утонем, тем не менее это не остановило ручей слез полившийся из глаз бывалого морского волка. Впрочем, не я один тогда плакал, не я один…Когда он был уже на краю палубы я словно вышел из транса и бросился ему вдогонку, но увы не успел. Джеймс прыгнул в бурлящую воду. Я подбежал к краю и то, что я увидел… Я не рассказывал об этом никому из матросов, потому как боялся, что меня сочтут за сумасшедшего, но там в воде были люди. Сотни мертвых людей, они бросились на парня как на кусок мяса, терзали его тело, а затем вместе с ним скрылись в тёмной воде. Дальше я ничего не помню, так как потерял сознание. Очнулся уже на берегу. Матросы рассказали мне, что я чуть не свалился за борт, они вовремя подоспели ко мне. Когда я спросил не видели ли они чего- то странного, ответили что нет. Впрочем, у меня и так есть не оспоримые доказательства. Обшивка корабля была буквально изодрана, а в трюме нашли человеческую ногу, перемотанную скатертью и покрытую водорослями. Впрочем что действительно тогда произошло я в ряд ли узнаю.
Все мы очень хотели бы забыть про это плавание, но увы, такое забыть совсем не просто. Да и стоит ли? Джеймс Рикман появился в нашей жизни внезапно и очень быстро исчез, но сумел оставить неизгладимый след в моей душе, ведь не даром я уже который раз, с благодарностью, целую берег….
