Эта история произошла в середине XVIII века. Однажды весенним вечером в маленьком деревушке в провинции Беженси, что во Франции, деревенские жители собрались вокруг пруда. Было солнечно и безветренно, высоко в небе пели жаворонки. Но спокойствие и красоту вокруг омрачало страшное зрелище. В центре пруда лицом вниз плавало человеческое тело. Из его спины торчала рукоятка кинжала.
Сельчане стояли не произнося ни слова, и лишь пение птиц нарушало тишину. Вдруг послышался шум скачущих лошадей. Все обернулись. По полю, вздымая клубы пыли, мчались три всадника.
- Дорогу правосудию! – прокричал кто-то из них.
Двое всадников были солдаты. Один спрыгнул с лошади и стал протискиваться сквозь толпу к месту происшествия. Другой помогал спешиться элегантно одетому человеку, который оказался прокурором Беженси Мартином Десалле. Было неслыханным, чтобы такой высокопоставленный чиновник сам посетил место преступления. Тем не менее Мартин Десалле, узнав об убийстве, прибыл на подведомственную ему территорию, чтобы лично переговорить с подчиненными офицерами.
Прокурор был очень привлекательным тридцатилетним мужчиной с голубыми глазами и черными как смоль волосами. Он держался так, что никому не давал повода усомниться в своей власти. Пройдя мимо сельчан, Мартин Десалле подошел к берегу и бросил короткий взгляд на тело.
- Выловите его, - обратился он к солдатам.
Они быстро выполнили приказ.
- Переверните его.
Когда тело было перевернуто на спину, толпа зашумела: все опознали труп. Пожилая женщина громко закричала и бросилась к телу.
- Пьер! Пьер!
Это был ее сын.
- Кто был этот человек? – спросил ее прокурор, но женщина была не в состоянии отвечать. – Живее, - резко проговорил Десалле, обращаясь к толпе. – Я не могу тратить здесь целый день. Вот ты, - обратился он к одному из сельчан, - как звали этого человека?
- Пьер Леру, сэр.
- Кем он был?
- Он работал в поле, сэр.
- Кто-нибудь знает, почему он был убит?
Ответа не последовало.
Десалле вздохнул, с раздражением глядя на этих грязных и угрюмых людей. Ему было абсолютно все равно, когда безграмотные крестьяне убивали друг друга, пока их оставалось достаточно для выполнения необходимой работы. И он, конечно, не собирался тратить свое время на это рядовое убийство. С другой стороны, обязанностью полиции было найти убийцу и передать его в руки правосудия.
- Как ваше имя?
Молодой человек, к которому он обратился, отступил на несколько шагов назад. На вид ему было лет двадцать, копна взъерошенных каштановых волос спадала на открытое, симпатичное лицо.
- Мое имя?
- Да, ваше. Отвечайте же.
- Джин Кабет, сэр.
- Чем вы занимаетесь?
- Я тоже работаю в поле, сэр.
- Ты тоже работаешь в поле? Прекрасно, Джин Кабет, я арестовываю тебя по обвинению в убийстве.
Пока сельчане ошеломленно смотрели на него, молодая женщина протиснулась вперед сквозь толпу.
- Нет, нет! Пожалуйста, сэр, это не Джин!
- Я, сэр? – произнес Джин Кабет. – Но я не понимаю… Я не… Я никогда…
- Вы будете безотлагательно доставлены в Орлеан, где будете находиться до суда.
- Сэр! – Мужчина встал на колени. – Бог свидетель, я никогда в жизни и пальцем не тронул Пьера! У вас нет никаких доказательств!
- Я отвечаю за свои слова.
- Оставьте его в покое! – закричала молодая женщина.
- Тише, Мэри, - сказал Джин Кабет, боясь, как бы в этом переполохе не задержали и ее.
- Вы жена подозреваемого? – спросил прокурор.
- Мы обручены, сэр.
Десалле учтиво наклонил голову, хотя в его действии явно присутствовало притворство.
- Примите мои поздравления, - сказал он.
- Спасибо, сэр, - прошептала молодая женщина, надеясь на то, что этот властный человек изменит свое решение.
- Думаю, можно с уверенностью сказать, что свадьба откладывается.
И тут солдаты схватили Джина.
- Прошу вас, не трогайте его! – вскричала Мэри.
Но через несколько минут мужчина, которого она любила, был связан и увезен.
Шесть недель спустя в Орлеане презрительно насмехающаяся толпа собралась у ворот тюрьмы. Ожидали увидеть «отъявленного убийцу» Джина Кабета, которого должны были доставить к месту казни – на площадь Де-Матруа. Все шесть недель в городе только и разговоров было что о Кабете. Чего только о нем не говорили: вор, шпион, разбойник с большой дороги и, наконец, убийца, который за последние два года отправил на тот свет более двадцати человек.
Во время судебного разбирательства судьей были приняты во внимание показания месье Мартина Десалле, который охарактеризовал Джина как самого отъявленного злодея и негодяя из тех, кого когда-либо здесь видели. Джина приговорили к виселице.
Итак, ворота Орлеанской тюрьмы распахнулись, из них верхом на лошадях выехали солдаты. За ними потянулась открытая повозка, в которой находился приговоренный. Разъяренная толпа ринулась вперед с криками: «Убийца!.. Убийца!» - и солдаты с трудом сдерживали ее.
- Грязный убийца!
- Мерзавец! Злодей!
- Гори в аду, убийца!
Через час процессия прибыла на площадь Де-Матруа. Джина развязали и поволокли с повозки на деревянный эшафот.
При виде дюжего палача он содрогнулся: этот человек в черном капюшоне, с показным безразличием изучающий топор, сейчас остановит его жизнь. Неистовствующая толпа жаждала крови и требовала быстрее начать казнь.
Как только Джина привели на эшафот, ему дали возможность поговорить со священником.
- Пока приговор не приведен в исполнение, Господь может отпустить твои грехи. Признай себя виновным, сын мой! Покайся! – сказал священник.
- Но, святой отец, я невиновен.
- Сын мой, помни, что это последние мгновения твоей жизни, последний шанс спасти свою грешную душу. Кайся же!
- Мне не в чем раскаиваться, - спокойно ответил Джин.
- Тогда готовься к аду, - сказал священник.
Джин посмотрел в толпу и среди тысяч искаженных злобой лиц вдруг увидел лицо Мэри. Он не видел ее с того ужасного дня, когда его арестовали. Мэри стояла неподвижно, прижав к щеке платок. Мгновение они смотрели друг на друга, но солдаты схватили Джина и потащили к плахе. Его бросили на колени так, что голова свесилась за ее край. Слева от себя Джин мог видеть лишь ноги палача, обутые в начищенные до блеска кожаные ботинки, и острое лезвие топора, которым должны были…
- Бог свидетель, я не виновен! – воскликнул Джин, и разгоряченная толпа залилась хохотом.
Палач ходил взад-вперед по эшафоту, поигрывая топором. Наконец он встал позади осужденного и начал медленно опускать свое орудие, пока его лезвие не коснулось шеи. Толпа притихла. В этой зловещей тишине, ощущая край плахи и нависший над головой топор, Джин вдруг по-настоящему осознал, что сейчас умрет.
- Господи, спаси меня! – прошептал он.
Палач высоко поднял топор, солнечный луч ярко вспыхнул на металле. Нависла пронзительная тишина. Джин ощутил движение палача… В последнее мгновение своей жизни он услышал свист рассекаемого топором воздуха и слабый вскрик, который издали его уста.
В пятидесяти ярдах, на трибуне, специально сооруженной для богачей, сидел Мартин Десалле. Он наблюдал, как голова этого неотесанного мужика несколько раз подпрыгнула на помосте и откатилась в сторону. Глаза были широко раскрыты от изумления, рот искривлен, из отрубленной шеи растекалась кровь.
Десалле содрогнулся. Да, неприятная история. Но важно, чтобы население знало: виновный найден – найден быстро – и беспощадно наказан. Такие действия властей будут держать людей в страхе, считал он, и тогда преступников станет меньше. А если жертвой при этом окажется безвинный – что ж, значит, ему суждено пострадать ради всеобщего блага.
Прошло полгода, прежде чем прокурор взялся за следующее дело. На окраине города была ограблена и заколота женщина. Никаких следов нападавший не оставил. Первым делом Десалле распорядился задержать любого бродягу – абсолютно любого. Население должно знать, что от закона никому не уйти.
На следующий день он работал за своим усыпанным бумагами письменным столом, фабрикуя улики, которые отправят несчастного на виселицу. Десалле был доволен собой: его работа легка и прибыльна, репутация прокурора неуклонно растет. Чего не хватало ему в этой жизни, так это жены.
Он откинулся на спинку стула, глядя в окно на вечернее небо. Его отношение к женитьбе было таким же строгим и непоколебимым, как и мнение по поводу закона. Его не волновало, будет ли любить его будущая супруга; главное – она обязательно должна быть очень богатой. Он улыбнулся, представив, как легко разбогатеет – всего лишь женившись. Вот только одно омрачало его жизнь в последнее время – это неотступные мысли о Джине Кабете. Он отвернулся от окна, обмакнул перо в чернильницу – как вдруг ему на стол упал какой-то тяжелый предмет.
Секундное замешательство – и Десалле завопил от ужаса: прямо перед ним лежала голова Джина Кабета.
Она несколько раз подпрыгнула на столе, потом откатилась и остановилась: глаза широко раскрыты от изумления, рот искривлен, кровь из отрубленной шеи капает на бумаги. Лицо прокурора побелело, он судорожно сжал подлокотники кресла. Глаза Джина. Полные укора, воззрились на него.
- Добрый день, мсье Десалле.
Десалле был на грани безумия. Он задыхался. В голове его молнией вспыхнула лишь одна мысль; он машинально повторил ее вслух.
- Вы? – выдохнул он. – Но разве вы… Вы должны быть мертвы.
- Нет, мсье Десалле, - последовал ответ. – Это вы должны быть мертвы.
И тут Десалле зарыдал. Потом вдруг резко упал вперед, ударившись головой о стол, и замер в этой позе. Когда утром в комнату вошел слуга, он нашел Десалле в таком же положении. Головы Джина Кабета не было.
Выздоровление Десалле длилось долго. Осмотревший его доктор заявил, что прокурор пострадал от сильного кровотечения из уха, он отказывался верить странным уверениям пациента об упавшей сверху голове.
- Вы должны понять: все, что вы видели, было галлюцинацией, вызванной тяжестью вашего состояния, - сказал ему доктор.
- Но я видел это. Своими собственными глазами, - слабо прошептал Десалле.
- Нет, вам это только кажется. Сильная потеря крови может приводить к различного рода галлюцинациям. В своей практике я имел дело со множеством подобных случаев.
- Но...
- Галлюцинации… - тихо повторил доктор, наклоняясь к его уху, а затем перешел на шепот: - Вы хотите, чтобы вас начали считать душевнобольным? Подумайте о своей репутации и карьере.
Мартин Десалле не стал больше спорить с доктором, хотя по-прежнему был уверен в реальности происшедшего. Он решил никому не говорить об этом, ни единой душе. Однако детали той ужасной сцены то и дело всплывали перед его мысленным взором. Его мучали кошмары, в которых голова Джина Кабета то падала сверху, то выкатывалась из-за угла и следовала за ним неотступно. Наконец Десалле начал понимать, что сам виноват в своем нынешнем несчастье, что это кара за его многочисленные ужасные преступления.
Мартин Десалле не всегда был злодеем. Когда-то он был честен, но власть и богатство постепенно развратили его, и он стал с полным пренебрежением относиться к простым людям. Он совершал дурные поступки не потому, что это доставляло ему удовольствие, а потому, что так было удобнее. Теперь он понимал, что был несправедлив, что, в сущности, он – преступник.
Стоило ему признать свою собственную вину, как ночные кошмары стали являться реже. Он вновь вернулся к прокурорской работе и теперь поражал своих коллег безупречной честностью и предельной справедливостью. Отныне расследования проводились тщательно, подозреваемые нередко освобождались, так как Десалле считал улики против них недостаточными.
До неузнаваемости изменились и его взгляды на жизнь. Ни богатство, ни высокий титул не вызывали в нем былого трепета. Он стал спокойнее и добрее, что положительно сказалось на его внешности. Всем этим изменениям в немалой степени способствовало еще одно обстоятельство: он по уши влюбился.
Мишель была дочерью булочника. Ее мать умерла, а отец едва зарабатывал на то, чтобы сводить концы с концами. Прежнему Мартину Десалле и в голову бы не пришло жениться на такой девушке, но для Мартина нового она была воплощением мечты.
Он встретился с ней, когда ее отец был арестован за долги. Обычно должников сажали в тюрьму, но на этот раз долг был настолько ничтожен, что Мартин, не раздумывая, оплатил его из собственного кармана. На следующий день к нему пришла Мишель выразить свою благодарность. Они влюбились друг в друга с первого взгляда.
После обручения, еще до свадьбы, Мартин не раз пытался рассказать своей возлюбленной о том, каким он был раньше.
- Есть кое-что, о чем ты должна знать, - сказал он ей как-то на одном празднике.
- Неужели ты будешь рассказывать мне о своих ужасных секретах здесь? – спросила она, улыбаясь.
- Буду, - ответил он, игнорируя ее беззаботный тон. – Тебе следует знать об этом, и возможно, ты тогда по-другому станешь относиться ко мне.
- Вздор! Ничто не сможет изменить моего мнения к тебе. Ты самый добрый человек, какого я когда-либо встречала.
- Быть может, я кажусь таким теперь, но прежде, Мишель… Боюсь, что я был…
- Прошлое – в прошлом, Мартин. Нам незачем беспокоиться о нем. Нет человека, который не сделал бы в своей жизни чего-нибудь дурного. Оставь прошлое там, где оно есть.
- Но пойми, я…
- Ни слова больше! Забудь об этом. Я хочу, чтобы мы думали только о будущем.
Как ни пытался Десалле поведать Мишель о своем прошлом, она всегда отказывалась его слушать. В конце концов он оставил эту затею.
Бракосочетание их было ознаменовано роскошным банкетом на свежем воздухе. Мишель покинула его немного раньше мужа: она была утомленна, к тому же им предстояло подняться на рассвете, чтобы успеть на экипаж, следующий в Париж.
Немного спустя к ней присоединился Мартин, слегка подвыпивший и разгоряченный после множества тостов. Открыв дверь в их комнату, он окунулся в тишину. Одна свеча в массивном подсвечнике бросала слабый свет на деревянный пол. Мишель уже была в кровати, которая располагалась посреди комнаты, скрытая за тяжелыми вельветовыми занавесями.
Мартин улыбался от переполнявшего его счастья. Мишель его жена, она здесь с ним, крепко спит, а может только притворяется спящей и сейчас преподнесет ему сюрприз.
Он снял пиджак и на цыпочках подошел к кровати. Из-за занавеси донесся протяжный вздох. Мишель определенно спала. А может, все-таки нет? Не успел он отдернуть занавеску, как в спальню тихо постучали.
- Кто это может быть? – прошептал он и как можно бесшумнее направился через всю комнату к двери.
Перед ним стоял слуга, держащий поднос с фруктами и вином.
- Поздравляем, мсье Делассе.
Он с трудом сдержал раздражение. Уже почти полночь, он только что с банкета, о каком вине, о каких фруктах может идти речь!
- Очень мило, благодарю.
Он взял поднос и попытался закрыть дверь ногой.
- К вашим услугам, сэр. Если понадобится что-нибудь еще, только дайте знать.
- Так и сделаю, спасибо.
- И днем, и ночью, сэр.
- Да, да, спасибо.
Наконец отделавшись от назойливого слуги, Десалле опустил поднос на пол в углу комнаты. Шум наверняка разбудил Мишель.
- Мишель! – позвал он.
Ответа не последовало. Ну что ж, день и впрямь был утомительным. Десалле направился к кровати. Впервые за эти дни они с Мишель остались наедине. Он медленно отдернул занавеску, и тусклый свет от свечи упал на кровать. Голова Мишель покоилась на длинной, изящной руке, золотистые волосы раскинулись на подушке. Она безмятежно спала.
Мартин задернул занавес и обошел кровать с другой стороны, переставив свечу на край маленького столика. Переодевшись в ночную пижаму, он тихонько поднял занавеску…
Ему хотелось закричать, но он не смог выдавить ни звука. На его подушке лежала… голова Джина Кабета. Она находилась всего в двух дюймах от Мишель. Глаза ее были закрыты, простыня натянута до подбородка. Можно было подумать, будто в постели лежит обыкновенный мужчина. Десалле застыл на месте, не в силах оторвать глаз от этого отвратительного зрелища. Вдруг глаза у головы открылись и вытаращились на него.
- Поздравляю, - проговорила голова и разразилась хохотом.
Мишель тотчас же проснулась, повернувшись, потянула к себе простыню и – увидела перед собой человеческую голову. Трудно сказать, что было ужаснее – ее пронзительный, безумный крик или зловещий смех лежащей рядом с ней отрубленной головы.
С диким воплем Десалле бросился на голову, но та откатилась, ударившись лбом о лоб Мишель. Схватив в темноте тяжелый подсвечник, Десалле обрушил его на ненавистную голову. Он наносил удары снова и снова, вкладывая в них всю свою ярость без остатка.
Это продолжалось несколько минут, пока владелец дома и еще несколько человек не ввалились в комнату. Пламя свечей в их руках озарило картину, от которой они застыли на месте, скованные ужасом.
Десалле стремительно схватил голову жены и ударил ею о массивную, красного дерева спинку кровати. Он был похож на безумца. Однако свет от свечей, казалось, начал медленно приводить его в чувство. Он замер. Волосы Мишель скользнули по его рукам. Она была мертва. Несколько секунд Десалле всматривался в изуродованное лицо жены – а потом все содрогнулись от его безумного вопля…
Около года спустя Мартин Десалле был обезглавлен на площади Де-Матруа в Орлеане. За миг до того, как топор палача обрушился на его шею, в наступившей тишине послышался звук. Огромная толпа пришла в движение. Палач, высоко поднявший топор, остановился и прислушался. Это был смех, зловещий, ледяной смех. Казалось, он шел отовсюду и заполнил собой всю площадь. Для каждого он звучал одинаково громко. И только один человек знал, что это за смех. Секундой позже его голова отскочила от плахи.
