Он никогда не любил командировки - вся эта суета, сборы, не опоздать на поезд, то, что нужно - не взял, а то, что не нужно... Ох, ты боже мой!
И вот, снова, как будто вторя его теории - маленькая станция, малюсенькая. Она даже отмечена на карте не была. Поезд остановился тут словно по ошибке. Он и не думал выходить из вагона. Мало ли что? Сколько тут будет длиться остановка? Но у бабульки-продавщицы на перроне так вкусно пахли пирожки!.. И он решил - минутка делу не повредит, а удовольствия - до самого конца. Вот тебе и удовольствие! Вслед за пирожками захотел купить попить, а там вспомнил, что и сигареты закончились. А ларек совсем рядом и поезд ещё должен был стоять и стоять.
Теперь стоит на перроне с пирожками, водой и сигаретами и пытается разглядеть, куда подевался поезд? Но вокруг никого не было - только в самом конце прииютилась маленькая будочка сторожа. Туда-то он и направился, на улице все таки холодно - зима.
Сторож - маленький, сморщенный стричок, встретил его как родного, посочувствовал, между делом сообщил, что ждать следущего поезда можно не раньше утра и посоветовал искать ночлег.
- И где я этот ночлег найду, на ночь глядя?
Дедок еще больше сморщился, словно всю свою сознательную жизнь только и ждал этого вопроса.
- Ну как где? Ты же видишь, деревенька у нас маленькая. До сих пор в гости отрядами ходим - по двое, по трое. Природа - оно конечно хорошо, но лес...
Дедок снова задумчиво замолчал, будто что-то для себя решая, и вдруг выдал:
- А ты нечистой силы не боишься? Нервы как?
Челюсть отпала в буквальном смыле - такого с ним, 26-летним парнем, ещё не было. Сразу подумал: "А вдруг дед сумасшедший? Чикатило тоже вон... не ангел".
Но дед, словно прочитав его мысли, быстро зачасил:
- Да ты не бери дурного в голову. Я ж к чему? Ведь всегда добрый молодец эту нечистую силу под корень изводит. А у меня тут... Понимаешь, когда я ещё молодым был, у нас тут сплошная глушь была. Так вот, у жены моей, царствие ей небесное, как-то раз заболела рука. Потом от пальцев и выше к локтю стала расползаться какая-то опухоль - розоватый такой противный цвет. Я ж ей говорил - иди в больницу, а она ни в какую. Ну, тут ей совсем невмоготу стало и она сорвалась прямо под вечер. Я ж как чувствовал, не хотел отпускать, но она пошла. А до больницы у нас через горы через лес. Вот пошла она и пропала. На второй день нашли...- дедок снова замолчал и пришлось его поторопить:
- Ну?
- Да что, ну? Умерла она, так а звери ей больную руку по самый локоть и отгрызли.
- Так, а причем тут нечистая сила?
- А ты дальше слушай. Похоронил я её, погоревал, но надо же дальше жить. Парень я видный. Ты не хмыкай. Тогда был. И решил снова жениться. Хорошая она была женшина. Только вот раз собираюсь я на дежурство, и что-то не спокойно на сердце. Она одна остается. Ну, да ладно, думаю. Пришел сюда и не могу, вот, поверь, читать, считать. Закрыл тут все и домой. Но, не успел. Нашел я её на диване, а на шее пальцы отпечатались, будто душили её. Она только шептала - рука, рука! Да и померла. Вот так.
А теперь по существу. Домик тут у меня по соседству. Со всей техникой, даже телевизор есть. Не побоишься, так и ночуй там. Ключ я тебе дам. Но если что, я предупредил.
Да, даже у самых крепких физически маразм все таки наступает. Но дедку он широко улыбнулся и потребовал ключ - выгонять нечистую силу.
Сначала все было хорошо - маленький уютный дом. Действительно, телевизор, даже старенькое, допотопное радио задумчиво квохтало о чем-то своем на стене. Но потом, потом потихоньку стал наплывать страх. За окном шумели ели, и он, привыкший к постоянному шуму машин и выяснениям отношений соседей, вдруг понял, что остался один на много киллометров вокруг и даже, если закричит, то не факт, что его услышат... вовремя...
Включив погромче телевизор и радио, он решил проникаться духом природы - не бежать же в самом деле к сторожу по снегу, потому что ему одному страшно...
Постепенно напряжение стало спадать. Он уже почти уснул, если бы не этот звук - с детства не любил, когда люди хрустели пальцами. Люди, пальцами... Мысль обожгла - какие люди, он же один в комнате! Глаза широко открылись, как будто кто-то разом дернул за веки. Он смотрел и не верил сам себе... На уровне телевизионного экрана, прямо в воздухе, разминала пальца рука, явно мужская рука, не изящная женская. Она как будто тренировалась. Он на секунду оглох и ослеп, но его видение не теряло времени даром - рванувшись к лежащему, она ловко поднырнула под подбородок и стальные пальцы впились в шею. Он чувствовал, что задыхается, перед глазами уже плавали цветные кругляши. Как-то изловчившись, от отчаянья он ухитрился немного вывернуться и вцепился в мякоть кисти с тихим полузадушенным всхлипом.
Показалось или правда - он услышал крик и его отпустили. На четвереньках, а временами и по-пластунски, он добрался до входной двери и выскочил на улицу. Только тут заметил, что в его руках крепко зажат веник, хотя и не помнил, когда вооружился. Какое-то время он так и стоял у входной двери - в спортивных штанах и одном тапочке и веником наперевес, на холод делал свое дело - его колотила дрожь и зубы выбивали веселую мелодию. Однако, как только он взялся за ручку двери - вдруг кто-то выключил телевизор, потом замолкло радио, последним погас свет.
До самого рассвета он в "почетном карауле" находился у двери. Потом решительно ворвался в комнату, схватил чемодан, и в чем был - побежал на станцию. В голове вертелось:
- Главное - успеть на поезд... Главное -успеть...
Успел. Заскочил в вагон и втиснулся на свободное место возле овна, помешав какой-то бабульке оккупировать его раньше. Только когда его и станцию разделяло несколько сот километров, начал потихоньку расслабляться. Приливной волной накатила дрема - ведь ночью он совсем не спал.
Вдруг сон прорезал визгливый, как циркулярная пила, старческий голос:
- Молодой человек!
Он не открывая глаз, повторял как мантру:
- Не трогай меня, я сплю, я сплю, я сплю...
Но бабулька была упорная:
- Молодой человек! - и она стала резво пересчитывать его ребра сухоньким локотком. Тут он не выдержал и рявкнул:
- Чего!?
- Тю, ненормальный. На руку свою глянь. Больной он и есть больной.
Он смотрел на своб руку, бабушка ещё что-то говорила, но слова не достигали его ушей, воспринимались как фон, шум... Его рука, пальцы начинали наливаться непрятным розовым цветом...
