За всё время, пока я живу на этом свете, мне было страшно только три раза.
Первый настоящий страх, от которого шевелились мои волосы и по телу бегали мурашки, имел своей причиной ничтожное, но странное явление. Однажды ехал я июльским вечером на почтовую станцию за газетами. За моей спиной, положив голову на мешок с овсом, тихо похрапывал сын садовника Пашка, которого я взял с собою на случай, если бы представилась надобность присмотреть за лошадью. Я разбудил Пашку, чтоб он не свалился с дрог, и стал осторожно спускаться.
— Приехали в Луково? — спросил Пашка, лениво поднимая голову.
— Приехали. Держи вожжи!..
Я сводил с горы лошадь и глядел на село. С первого же взгляда меня заняло одно странное обстоятельство: в самом верхнем ярусе колокольни, в крошечном окне, между куполом и колоколами, мерцал огонек. Этот огонь, похожий на свет потухающей лампадки, то замирал на мгновение, то ярко вспыхивал. Откуда он мог взяться? Происхождение его было для меня непонятно. За окном он не мог гореть, потому что в верхнем ярусе колокольни не было ни икон, ни лампад; там, как я знал, были одни только балки, пыль да паутина; пробраться в этот ярус было трудно, потому что ход в него из колокольни был наглухо забит.
«Странно, — думал я, теряясь в догадках. — Очень странно».
И мною, мало-помалу, овладело неприятное чувство. Сначала я думал, что это досада на то, что я не в состоянии объяснить простого явления, но потом, когда я вдруг в ужасе отвернулся от огонька и ухватился одной рукой за Пашку, ясно стало, что мною овладевает страх...
— Мне страшно! — прошептал он.
Тут уж, не помня себя от страха, я обхватил мальчика одной рукой, прижался к нему и сильно ударил по лошади.
«Глупо! — говорил я себе. — Это явление страшно только потому, что непонятно... Всё непонятное таинственно и потому страшно». А отчего был тот огонек, до сих пор я не знаю.
Другой страх, пережитый мною, был вызван не менее ничтожным обстоятельством... Я возвращался со свидания. Был час ночи. Я шел по узкой тропинке у самого края железнодорожной насыпи. Пройдя не больше версты, я вдруг услышал позади себя однозвучный рокот. Я остановился в недоумении и стал ждать. Тотчас же на повороте показалось большое черное тело, которое с шумом понеслось по направлению ко мне и с быстротою птицы пролетело возле меня, по рельсам. Прошло меньше чем полминуты, и пятно исчезло, рокот смешался с гулом ночи. Это был обыкновенный товарный вагон. Но откуда он мог взяться, и какие силы мчали его с такой страшной быстротой по рельсам? Будь я с предрассудками, я порешил бы, что это черти и ведьмы покатили на шабаш, и пошел бы далее, но теперь это явление было для меня решительно необъяснимо. Я не верил глазам своим и путался в догадках, как муха в паутине... И вдруг почувствовав, что я один как перст на всем громадном пространстве, тут же рванулся с места.
Я добежал до железнодорожной будки и увидел возле нее сторожа.
— Ты видел? — спросил я, задыхаясь.
— Кого? Чаво ты?
— Тут вагон пробежал!..
— Видал... — проговорил мужик нехотя. — От товарного поезда оторвался. На сто двадцать первой версте уклон... на гору поезд тащит. Цепи в заднем вагоне не выдержали, ну он оторвался и назад... Поди теперь, догоняй!..
Странное явление было объяснено и фантастичность его исчезла...
Третий хороший страх мне пришлось испытать, когда я однажды ранней весною возвращался с тяги. Были вечерние сумерки. Верстах в 5—6 от дома я неожиданно встретился с большой черной собакой из породы водолазов. Я оглянулся. Пес стоял в десяти шагах и не отрывал глаз от меня. Минуту мы, молча, рассматривали друг друга, затем пес медленно подошел ко мне и замахал хвостом...
Я пошел дальше. Пес за мной.
Ни у одного из местных помещиков не было такого водолаза. Отстать от какого-нибудь проезжего он не мог — по этой дороге проезжать барам было некуда.
Я сел на пень отдохнуть, пёс тоже сел, поднял голову и устремил на меня пристальный взор... Он глядел и не моргал. Тут мне вспомнился Фауст и его бульдог и то, что нервные люди бывают подвержены галлюцинациям. Я быстро поднялся и быстро пошел дальше. Водолаз за мной...
— Пошел прочь! — крикнул я.
Псу, вероятно, понравился мой голос, п.ч. он весело подпрыгнул и побежал впереди меня.
— Пошел прочь! — крикнул я еще раз.
Мне бы следовало приласкать его, но фаустовский бульдог не выходил из моей головы, и чувство страха становилось всё острей и острей... Я не выдержал и побежал...
Дома у себя я застал гостя, старого приятеля, который, поздоровавшись, начал мне жаловаться, что пока он ехал от него отстала хорошая, дорогая собака.
