Он каждый вечер выходил из старой чэбэшки (частично благоустроенный дом) и садился на лавочку, присобаченную около крыльца. Я снимала квартиру в том доме и примерно в то же время выходила покурить, несколько раз попадалась на него и здоровалась. Так продолжалось довольно долго, пока не наступили холода, и я не перестала выходить покурить. Однажды вечером я работала над статьей, когда в мою дверь раздался резкий, сердитый стук. Посмотрела в глазок и жутко удивилась: за дверью стоял старик. Я открыла и смогла впервые внимательно его рассмотрела: пегие от старости волосы, большой нос, скрюченный над впалым ртом, бесцветные, голубоватые глаза. Он стоял, сцепив руки за спиной, чуть сгорбившись, и смотрел из под лба, чуть сердито.
- Вы совсем перестали выходить курить, - были первые его слова.
- Так холодно же на улице.
- Да. Но сегодня довольно тепло, давайте посидим, – он развернулся и пошел вниз.
Старик молча сидел, как всегда, уставившись на помойку, а потом как-то вдруг начал говорить- быстро, взахлеб:
…В 30 годы я был молодым, подающим надежды коммунистом, закончил партийные курсы, и меня отправили в отсталый совхоз в Чурапчу. Есть там один наслег.
Меня поселили в одной простой семье. Когда проснулся на завтрашнее утро, в доме были только дети, все взрослые ушли работать. Они дали мне позавтракать лепешкой, запеченной в золе, и вызвались проводить до управы совхоза.
Вот тогда, на улице, я увидел ее впервые. Она была такая красивая в этом своем платье в горошек и звонко смеялась, болтая о чем-то с подружками на залитом солнцем пригорке. У меня просто перехватило дыхание, я остановился и стоял, как дурак, не отрывая взгляда. Девушки меня заметили и убежали, громко смеясь.
Я узнал, где она живет, ходил постоянно около ее дома, одев все самое лучшее и новое: белую рубашку и черный камзол. Я даже помню, как пахли эти дни: краской от черного камзола и хмельным запахом березовой листвы. Иногда, когда мне улыбалась удача, она показывалась в окошко, иногда даже видел во дворе, немного поближе, но поговорить не удавалось она убегала, лишь только завидев меня. Так продолжалось месяц. Я перестал есть и спать, она стала, как сейчас говорят, моей манией. Лишь в дни, когда удавалось увидеть ее, я веселел и мог поесть. Наконец мой хозяин, заметив мои мучения, предложил переговорить с ее родителями. И вечером следующего дня я получил ответ:
- Родители не против. Они даже были польщены и рады такой удаче. Сказали, что спросят у дочери, и уговорят, если что. Готовься к свадьбе, догор.
Я начал свои приготовления. Купил мешок муки, карасей, мяса, спирта. Можно было сказать, что свадьба состоялась богатая. Наступила ночь. Я с трепетом открыл дверь балагана, куда нас поселили на время… Это была волшебная ночь… Утром, проснувшись, я обнаружил… что рядом со мной лежит обрубок бревна. Только потом я понял, что это она сделала, «завязала» мне глаза. На следующий вечер, придя в балаган, я обнаружил Сардану за приготовлением ужина. А утром вновь обнаружил около себя тот же обрубок. Сплюнул с досады и сбросил было одеяло, но послышались легкие шаги, я снова улегся и притворился спящим. Это была Сардана. Через полуприкрытые веки я видел ее насмешливую белозубую улыбку и довольное лицо. Ей снова удалось меня провести. Я решил еще понаблюдать. Легким взмахом руки она скинула обрубок с кровати, потом меня припечатало к стене, и она уселась рядом, развязывая косы. Потом легонько тронула меня за плечо, и я сделал вид, что проснулся.
Мы молча позавтракали, и я ушел в управу. А перед тем снова зашел к ее родителям.
- Сынок, подожди, давай поговорим, – мать ее моляще сложила руки.- Ты на Сардану не обижайся. Это мы ее заставили выйти за тебя. Ты городской, грамотный, у тебя большое будущее, не то что у того. Ты потерпи немного, дай попривыкнуть к себе. Может, тогда она переменится.
- Она моя жена. Пускай ведет себя как жена, а не подстилает бревна. Мне это надоело, сказал я.
- Хорошо, - печально сказала ее мать.
В ту ночь она была действительно со мной. Утром я, довольный и счастливый, ушел на работу, оставив ее еще спящей. Все утро удивлял всех шутками и хорошим настроением. А в полдень вдруг небо потемнело, грянул гром, засвистел ветер. Летели крыши и целые стога, окна, звеня, разлетались на кусочки, по всей деревне был слышен вой собак и какое-то жуткое мычанье коров. Я, несмотря на предостережения коллег, побежал домой, нехорошее предчувствие гнало меня вперед. В балагане никого не было. Я заметался в поисках Сарданы, крича ее имя. Происходило что-то странное. Куда бы я ни пошел, по моим следам взрывались стаканы, ломался стол и нары, дверь в комнату, хлопнув, отлетела к противоположной стене, в комнате осколки стекол летели на меня, кровать тряслась, изгибалась и прыгала на трех ногах, одеяло и матрас разметало по всей комнате. Казалось, что-то огромное и неуклюжее ходило по моим следам и, стремясь достать меня, ломало вещи. Побежал назад, саднящим горлом выкрикивая ее имя. Стоял такой шум, что я не слышал даже своего крика.
Хотел открыть дверь и искать ее на улице, но дверь не открывалась. Сзади все тряслось. Оглянулся и увидел, что вещи кружатся словно в водовороте и двинулись на меня. Я в отчаянии налег на дверь, но она не поддавалась. Нечто постепенно приближалось ко мне, и даже явственно различался какой-то рев, смертельный, отчаянный, скорбный, скребущий по нервам. Я закрыл глаза и сполз по стене. Я боялся смотреть на это и понимал, что пришел мой час. Вдруг дверь распахнулась, на пороге стояла мать Сарданы. Она поманила меня рукой. Я повалился на траву. Женщина стояла надо мной, скорбно раскачиваясь.
- Где она?
- Она… ее нет. Она наложила на себя руки. Она не захотела больше жить после вчерашней ночи. Она явилась ко мне и попросила, чтоб я не пускала тебя к ней.
- А что это было, там?
- Это она поставила на тебя ловушку. Такая месть.
- Она спасла меня своим появлением, – глухо продолжал старик. – Сардана не могла причинить вред своей матери. Если бы другой кто явился, сгинул бы со мной.
А потом… Я приехал назад, в город. Я не смог там жить дальше… И знаете, что самое обидное - я был слепым орудием в руках судьбы. До меня доходили слухи, что она является людям на ослепительно белом коне, в богатом якутском уборе, и с ней спутник, мужчина на черном коне. Говорят, таким образом она предупреждает об опасности. И был слух: парень, которого она ждала, тоже повесился, узнав о ее смерти, ее спутник- это он. Люди узнали. Вы идите теперь домой. Совсем замерзли. Идите, идите, а то заболеете.
Я послушно поднялась и ушла в дом. Через несколько дней уехала в деревню к родителям. Бабушка, выслушав мой рассказ, покачала головой: «Не должен был он рассказывать. Шаманка теперь его достанет». А когда приехала назад, узнала, что старик умер и что в квартире его стоял ужасный бардак, все вещи сломаны, стеклянные разлетелись на куски, а старик весь иссечен осколками и покрыт синяками. И мне представилась картина: вот стоит он, ожидая свою смерть, даже уповая, раскинув руки и запрокинув голову, а вокруг воронка, кружащая вещи.
