Надвигался вечер, и на темнеющем бледно-голубом небе скоро должны были проступить первые звёзды. Солнце, весь день раскалявшее землю, уже скрылось за лесом, с двух сторон обступавшим дом. Жара понемногу начала спадать, но по-прежнему было душно и безветрено — воздух, казалось, загустел. Стояла необыкновенная тишина: даже сверчки, в это время обычно начинавшие стрекотать в траве, куда-то спрятались и не подавали голоса. Не было даже мелких мошек, которые по вечерам нависают и снуют над головой наподобие крохотного облака. Всё вокруг как будто бы замерло — ни звуков, ни движений, если не считать едва ощущаемых потоков тёплого воздуха, поднимавшегося от земли. Между тем становилось всё темнее, и длинные расплывчатые тени уступили место серым сумеркам, от чего все предметы вокруг выцвели, потемнели, а лес, казалось, придвинулся ещё ближе к дому. Дом этот, хоть и старый, но ещё прочный и аккуратный, если не считать слегка просевшего крыльца и облупившейся кое-где краски, имел один этаж, а также довольно просторный и уютный чердак. С одной стороны к стене был пристроен навес, а с другой — летняя кухня с маленькой кирпичной печью. Внутри дом был разгорожен на прихожую, служившую также кухней, и две комнаты — спальню и гостиную. На чердаке также можно было проводить время, если день выдавался не слишком жарким.
Когда-то здесь была деревня; и сейчас можно видеть вдалеке покинутые дома. Обитатели, должно быть, разъехались в поисках лучшей жизни или просто состарились и умерли. Но даже во времена, когда деревня ещё жила, этот дом всё равно стоял довольно далеко от остальных, чтобы быть её частью. Мало того, от прочих его отделяла выбегавшая из леса речка, которая здесь, на ровном месте, ветвилась на множество крохотных, едва струящихся ручьёв, покрытых ряской. Поросшее осокой, с торчащими тут и там мясистыми стеблями борщевика, это болото простиралось на добрых полсотни метров в ширину и на пару километров в длину, где, врезаясь в узкую балку, снова становилось речкой. Немного дальше по течению был мост (бетонная труба, присыпанная сверху землёй), по которому можно было пройти и, при должной сноровке, переехать на другую сторону, откуда уже порядком заросшая просёлочная дорога вела к деревне. Если идти в обратную от моста сторону, то через километр или около того дорога приводила к узкому асфальтированному шоссе, по которому время от времени проезжали машины и пару раз в неделю — автобусы.
Почти совсем стемнело. Лес теперь казался чёрным монолитом, подпирающим небо в редких и пока ещё тусклых звёздах. Лёгкий, почти неощутимый, ветер наконец всколыхнул дотоле неподвижный воздух и принёс с собой прохладу и ворчание дальнего грома.
Я жил здесь уже чуть больше недели, и всё это время большую часть дня проводил где-нибудь в тени и относительной прохладе. Рано утром или поздно вечером (когда прогулка не в тягость из-за жары), прихватив с собой навигатор и пакет сока, я иногда бродил по окрестностям. Были, правда, три вынужденных пеших похода в соседнюю деревню для пополнения запасов сока, печенья, пельменей и прочей не затруднительной в приготовлении еды. Но большей частью, усевшись под навесом с ноутбуком, читал книги, слушал музыку и бесцельно бродил по Сети.
Гроза приближалась. Раскаты грома слышались уже отчётливо, ветер окреп и раскачивал верхушки деревьев, приминал выгоревшую на солнце траву. Край неба быстро заволакивался чернотою приближающихся туч, озаряемых яркими ветвистыми молниями. Не прошло и пяти минут, как уже половина неба исчезла под непроницаемым покрывалом. На землю падали редкие капли — одна... вторая, третья... И, словно из внезапно опрокинутого ведра, хлынул ливень. Чуть не подскочив от неожиданности, я поспешил спрятаться под козырьком крыльца и встал спиной к стене, там, куда не захлёстывала вода. В окончательно наступившей темноте, прорезаемой частыми серыми нитями дождя, было едва видно на расстояние в десять шагов. Часто вспыхивали молнии, озаряя всё вокруг ярким белым светом, но и тогда сквозь пелену дождя было видно ненамного дальше — предметы расплывались, теряли очертания, казались призрачными. Снова вспышка и снова темнота, наполняемая грохотом, походящим на горный обвал. Подавшись вперёд и повернув голову, я поглядел из-под крыши крыльца на небо. Всё такое же чёрное, непроницаемое, без единой прорехи в тучах. Впрочем, тучи были неразличимы: только чёрная бездонная глубина, из которой тонкими стрелами вырывались потоки воды. Когда шея от неудобного положения понемногу начала затекать, я снова перевёл взгляд прочь от крыльца, туда, где был лес, во вспышках молний казавшийся смутной тёмной громадой. Когда зрелище начало немного приедаться, пришла мысль о том, что неплохо бы и подкрепиться.
Ещё раз окинув взглядом окрестности, я нащупал в кармане ключ и, открыв дверь, вошёл в дом. Включил свет, достал с полки и распаковал пакет с макаронами. Вспомнил, что кастрюлька осталась снаружи, в летней кухне. После непродолжительных раздумий накинул на голову куртку и снова вышел наружу. По-прежнему лило как из ведра, разве что ветер немного поутих. Торопливо спустившись по ступенькам крыльца, я устремился в пристройку. Долго искать не понадобилось — кастрюля стояла там же, где и была оставлена. Держа её в одной руке, а другой прикрыв дверь кухни, я поспешил назад, в дом. Кажется, гроза даже усилилась: раскаты грома начинались почти сразу, как только успевала блеснуть молния. Снова вспышка, и одновременно с ней звук, напоминающий взрыв и переходящий в нечто, отдалённо похожее на многократно усиленный треск разрываемой тряпки. Машинально бросив взгляд в сторону леса, я почувствовал смутное беспокойство, причина которого мне, однако, была неясна. В последнюю долю секунды перед тем, как всё вокруг снова погрузилось в темноту, я вроде бы разглядел что-то. Но что это было, разобрать не успел, а тревога всё нарастала. В три прыжка взлетев на крыльцо, я обернулся. Снова сверкнула молния, сопровождаемая оглушительным грохотом. «Показалось. Отсюда при таком ливне слона не разглядишь...» — промелькнула мысль; пелена дождя была всё так же непроницаема даже при свете молний. Потянув дверь и войдя в дом, я удивился, зачем, уходя, выключил свет, и щёлкнул выключателем. Ничего не произошло. Заперев дверь и поставив кастрюлю на пол, я ощупью начал пробираться в гостиную, попутно досадуя на грозу. Нащупав на столе телефон, включил подсветку. Аккумулятор был наполовину заряжен. Не так уж и мало, хотя ещё неизвестно, сколько придётся сидеть без электричества. Неожиданно вспомнилось, что во время последнего похода в магазин взял небольшую свечу, поскольку у продавца не оказалось сдачи, а спичек дома и так уже было в избытке. Держа в руке телефон экраном вперёд, вышел в прихожую и, посветив по лавкам, вскоре нашёл пакет, а в нём свечку. Вскоре желтоватое, чуть дрожащее пламя немного разогнало темноту вокруг, а по углам легли глубокие чёрные тени.
Кажется, гроза понемногу утихала. Раскаты грома доносились откуда-то издалека, а дождь мерно барабанил по крыше. В полудрёме я сидел возле печки, сквозь полузакрытые глаза глядя на огонёк свечи и прислушиваясь к потрескиванию дров и бульканью кастрюли с макаронами на огне. Из оцепенения меня вывело странное чувство — как будто бы в спину впился чей-то взгляд. Я торопливо обернулся. Никого. Да и за спиной была стена, а окно было чуть в стороне. Тем не менее, сон моментально улетучился, и в памяти всколыхнулось смутное видение, вроде бы увиденное при вспышке молнии. Поспешно сняв кастрюлю с огня (аппетит, правда, пропал начисто), прислушался, но не услышал ничего, кроме шума дождя. Когда я уже стал было подумывать, что, задремав, просто увидел нехороший сон, в шелест дождевых капель по крыше, сначала едва заметно, а потом всё явственнее вклинился новый звук. Мерный, неторопливый, похожий на мягкие, но тяжёлые шаги. «Совсем рядом с домом», — подумалось мне. В тот же самый момент скрипнула нижняя ступень крыльца. Подкравшись поближе к двери, я насторожился. Что-то странное было в этих шагах, если так можно было назвать доносящиеся звуки. Создавалось впечатление, что их обладатель хромает на обе ноги и, делая шаг, опускает всю ступню сразу. Шаги неспешно вскарабкались вверх по ступеням и затем замерли у самой двери. Послышался скрип и потрескивание. В первое мгновение я не мог понять, что происходит, а затем с ужасом осознал, что это скрипит дверь. С наличника над ней посыпалась пыль, а петли и замок заскрежетали. Поняв, что если ничего не предпринять, то очень скоро мне предстоит крайне неприятная встреча, я навалился на дверь плечом. Лопнула верхняя петля, на пол упал шуруп из замка. Мгновение — и я почувствовал, что дверь всё ещё стоит вертикально исключительно моими усилиями. Отскочив и не оглядываясь, я выскочил в гостиную. Пламя свечки, которую я всё ещё держал в руке, колыхнулось и потухло. В этот же момент из прихожей донёсся стук ещё нескольких упавших на пол шурупов, перекрываемый грохотом рухнувшей следом двери. Натыкаясь в темноте на предметы, я бросился к окну и машинально начал нащупывать ручку, однако вспомнил, что у этого окна есть только небольшая форточка, в которую пролезть могла в лучшем случае голова. Шаги, всё такие же неторопливые, приближались. Обернувшись через плечо, я увидел неясный тёмный контур, как бы окутанный туманом. И вновь почувствовал тот же ледяной, мертвящий взгляд. Искать другой выход не представлялось возможным. Выставив плечо, я прыгнул в окно. Раздался треск рамы и звон битого стекла. Что-то острое чиркнуло по лбу. Не обращая внимания ни на это, на ушибленное при падении плечо, я вскочил и бросился бежать.
Дождь почти прекратился, и сквозь расползающиеся тучи пробивался бледный лунный свет. Голова кружилась, ноги подкашивались, а глаза заливали пот и кровь из рассечённого лба. В ушах стоял странный гул, густой и вязкий, будто звучащий из-за плотно закрытой двери. Скорее даже не звук, а некое ощущение вибрации, сквозь которое в мозг врывался яростный многоголосый шёпот... Нет-нет, этого не может быть, просто ветер свистит в ушах. На секунду обернувшись, я увидел фигуру, напоминающую женскую, всё так же мерно и неторопливо идущую вслед. Силы были на исходе, но страх не давал упасть. Под ногами убегала земля, но я как будто стоял на месте, а фигура медленно приближалась, ступая всё так же неспешно. Вдалеке показалась серое полотно асфальта. Плохо помню, что было дальше. Во рту ощущался привкус крови, я падал, вскакивал, снова падал, обдирая кожу с ладоней, а за спиной слышались всё те же тяжёлые шаги. Наконец, силы иссякли. В очередной раз поскользнувшись, я скатился на обочину и потерял сознание.
Проснулся от яркого света, бьющего в глаза. Начинался день, и солнце уже ощутимо припекало. Я встал и огляделся по сторонам. Вчерашний день мог бы показаться дурным сном, если бы не ломота во всём теле и запёкшаяся кровь на ладонях и предплечьях. Нет нужды рассказывать, что во второй половине дня я кое-как добрался до дома, собрал вещи и уехал домой, навсегда покинув это место и желая забыть о нём. Но не забуду. Каждый вечер, как только садится солнце, я в тревоге ожидаю, что снова могу услышать на площадке мягкие, тяжёлые шаги. В тот раз я смог спастись. Но однажды она придёт снова. Однажды она придёт к каждому.
