Полная луна стояла высоко, покрывая серебряной амальгамой видимую кромку ельника, прикрытого пологом тумана. Воздух был наполнен ароматами ночных фиалок, хвои и прохладной влажности. Я выпустил изо рта колечко дыма, которое “оделось” ореолом на диск луны. Самый лучший отдых для уставших глаз – вот так вот смотреть на мягкий свет луны. Докурив, я помассировал пальцами глаза и вернулся в кабинет.
На столе лежали раскатанные берестяные свитки, предварительно дотированные III веком. Что же привезли мне археологи с болот Сибири? Написание было похоже на один из языков древних племен, живших на тысячу километров восточнее места раскопок. За одним небольшим отличием: письменность, доходившая до нас поныне, представляла собой более грубые, рубленые подобия египетских иероглифов, по сути картинок, означавших вещи, действия и чувства. Но рисовали их на манер клинописи – т.е. использовали только прямые линии и точки. Это обуславливалось тем, что, в отличие от того же Египта, где иероглифы наносились на податливый песчаник, древние Светты (как дословно сами они себя называли) использовали твердые гранитные породы. И вот впервые я увидел их письменность, отображенную на бересте – иероглифы были мягки и красивы, хоть множество мелких деталей и уничтожило время. Мне привезли эти свитки первому, как лучшему знатоку тех древних языков. К тому же я мог переводить их почти литературно, т.к. некоторые иероглифы означали целые гаммы чувств, используемых для описания происходящего.
Свитки очень хорошо сохранились, благо были запечатаны в каменной трубке наподобие нынешних тубусов. Кроме них на раскопках храма были найдены уже известные нам осколки каменных “шестеренок” – дисков из твердого камня размером с тарелку с дырочкой в центре, толщиной в сантиметр и с проделанными отверстиями по всему периметру. Отверстия были проделаны разного размера, но неизменно были незамкнутыми с края, т.е. напоминали по форме месяц, а не окружность. Один мой коллега предположил, что это не шестерни, а волчки и притом музыкальные – на них дули для получения звука. Нам не попадалось ни одного целого диска, но дополнив недостающие фрагменты гипсом, вставив в центр ось, раскрутив и подув струей воздуха на дырчатую кромку, ученые-историки впервые услышали отрывки древней музыки, выраженные в посвистывании разных тонов, в зависимости от размера отверстия. Странно было, что к любому из найденных дисков обязательно не хватало фрагмента, как будто его убирали с умыслом.
Я вновь перечитал тот перевод, над которым трудился почти двое суток. Странность была в том, что события описывались скорее как фольклор или быль – подобное дошло до нас впервые, потому, наверное, что писать истории для детей на камне древние не собирались, а других носителей информации, кроме этих свитков, до наших дней не сохранилось. Но и детской сказкой это, скорее всего, не являлось: во-первых, слишком красочно были описаны жестокости и страхи, а во-вторых, что меня больше всего поразило, иероглифы были нанесены смесью крови и ржавчины. Вряд ли данный состав повседневно заменял чернила древним народам.
Ещё одно обстоятельство не поддавалось разъяснению – один из свитков был девственно чист. Я не мог понять, зачем его вложили в тот каменный тубус, покуда не отметил, что береста у него более толстая. При более тщательном осмотре выяснилось, что он был склеен из двух одинаковых листов. Не имея должного оборудования, я решил немедля отвезти его в лабораторию. Тщательно заперев двери и включив сигнализацию по периметру, я сел в машину и на умеренной скорости поехал в сторону города. Через час, предъявив несколько раз документы и открыв пару кодовых дверей, я, в лабораторном халате, предстал перед группой ученых. Просьба моя была стандартной и документально оформленной: просветить всеми доступными способами склеенные листы. Мне несказанно повезло, что в свои “чернила” древние писари добавляли ржавчину – первый же тест показал абсолютно четкую картинку! Поблагодарив лаборантов, я поспешил домой для перевода вновь открывшихся иероглифов.
На выданных мне распечатках было всего несколько строк: “Хранитель не остановится ни перед чем, пока не убьет все живое, кроме вызвавших его. Либо убьет кого-то по указанию, но в обмен на жизнь самих вызвавших”. Ниже располагался рисунок, сделанный, судя по точности, простым отпечатком одного из тех дисков. Он был изображен полностью – это было величайшее открытие со времен находки первых осколков!
На следующий день я отправился к одному из местных гранильщиков с необычным заказом, за который, в принципе, платил Институт: выточить и куска гранита диск с отверстиями по окружности. Вечером пятого дня я привез два диска в свой загородный дом, вошел в кабинет, где уже стоял воздушный компрессор – я хотел первым услышать древнюю музыку целиком. Вставив в центр диска деревянную ось, я, затаив дыхание, раскрутил диск и направил струю из компрессора. По комнате поплыла завораживающая, ни на что не похожая мелодия. Казалось, на дуновение отзывался весь диск, заставляя своим звуком откликаться и резонировать все предметы вокруг. Но вдруг этот чарующий момент разрушили скрежет металла и резкие звуки сигнализации – автомобильной и с внешнего периметра. Через минуту я выскочил на улицу, включил освещение двора и замер, пораженный – машины не было и в кирпичном заборе зияло солидное отверстие. На месте моего авто находилась груда разорванного металла, а кирпичная взвесь ещё не рассеялась в воздухе.
Пересилив первый шок, я поднял один из вывороченных кирпичей. На нём было пять глубоких бороздок…
fin
