Я просто не знаю с чего начать. Не знаю, ты, конечно, можешь мне не поверить, я и сам себе с трудом верю, но я всё равно постараюсь донести до тебя то, что со мной произошло этой весной. Мне надо выговориться. Мне очень надо выговориться. Дело в том, что я питаю страсть к лазанью по всяким заброшенным местам, в особенности к старым совковым элементам инфраструктуры. В общем, я сталкер с пятилетним стажем, ну или очередной поехавший дебил без личной жизни в 24 года. Хотя мне уже, честно говоря, пофиг как себя называть, всё равно я больше никогда не пойду ничего обследовать, никогда. Я стану затворником и буду смотреть аниме. У себя в городе я облазил почти всё, что можно было облазить. Я даже был в Припяти с такими же поехавшими ( есть фотка, где я стою на фоне того самого парка аттракционов, я ей очень горжусь). Но эта фигня настигла меня не в радиоактивном Чернобыле, а на той земле, где началось моё увлечение сталкерингом. На земле моих родственников, в деревне под Харьковом. Моя тётя вышла замуж за украинца, у него была квартира в городе и дом в деревне, где жила его мать. Мои предки каждое лето сплавляли меня с сестрой в солнечную деревню к бабе Тане. Там я познакомился со своим "другом” Денисом (он как раз и подсадил меня на сталкеринг). Мы с Денисом исследовали все местные бомбоубежища, подвалы, а один раз даже стащили кучу противогазов из закромов подвала детского сада.
Где-то месяц назад Денис написал мне, что у них там, рядом с городом энтузиасты обнаружили нетронутый цивилизацией совковый заповедный пионерский лагерь времен Брежнева. Я, естественно, обрадовался, купил у врача больничную справку, и поехал в Харьков. Опуская всякие подробности и бла, бла, бла, и вот я с Денисом уже стою у входа в спортивный комплекс ( ну или как это называется).Заросшие грибком и разрушенные спортивный зал,бассейн, облицованный побитым кафелем с черной плесенью, школьные кабинеты с побитыми досками и портретами Ленина, выбитые стекла, разбросанные тетради по коридорам. Как же я люблю всё это. В тот день я наделал кучу крутых фоточек. Прости меня, дорогой Анон, за обилия букв и подробностей. Мне просто надо выговориться. Даже сейчас мне очень, очень страшно. Итак, ближе к делу. Самый мой любимый момент в это, когда я вскрываю подвальный замок и копаюсь во всяких ящиках (один раз я обнаружил на одном заводе ящик с АКМ-74 и винтовками Мосина. Один калаш с винтовкой и 1000 патронами от того и того я оставил себе, остальное продали). Все началось, когда на следующий день мы с Денисом пилили замок в подвал циркулярной пилой. Я не знаю, каким местом думали совки, когда оставляли в пионерских лагерях кучи армейских аптечек с очень интересным содержимым (в особенности с апрофеном). В общем, я набрал целую сумку наркотиков, и тут мне захотелось сфотографироваться напоследок в плешивом бассейне на фоне плаката "Коммунизм - это молодость мира и его возводить молодым”.
Когда я открыл эту синию обшарпанную дверь, я увидел труп голой девушки, подвешенный над бассейном, на фоне того самого плаката. Я испугался, но не так чтобы ваще (сталкеры часто имеют дело с трупами бомжей или жертв бандитизма). Мы подошли поближе. И тут началось самое интересное. На горле девушке был металлический ошейник, который крепился на цепи. Цепь же крепилась на крючке для прожектора. Всё это было сделано на высоте четвёртого этажа. Вчера там ничего не висело. Я просто не представляю, как она там оказалась. Просто не представляю, как можно было без помощи лестницы забраться на 4-тый этаж совкового спортзала и подвесить себя на длинной тяжелой черной цепи, повесив её на крючке, где еще вчера был прожектор. В тот момент это до меня ещё не дошло, поэтому я решил сфотографировать эту девушку на фоне плаката. Она была молодой (не больше 20 лет), хорошо сложенной, с волосами цвета смолы. Достав из кармана фотоаппарат, я уже был готов сделать кадр, как вдруг цепь лопнула. Железная цепь, на которой можно было подвешивать мотоцикл, лопнула.Труп упал на белый кафель, издавая противный звук, в котором был слышен треск костей. Анон, ты не представляешь, как я испугался. Просто я так никогда не боялся в своей жизни. Цепь лопнула! Если до этого Денис просто стоял и пялился на подвешенный трупец как испуганный школьник, то теперь он просто стал плакать. Он стал рыдать от страха и трястись. А я просто (не знаю даже, что на меня нашло) решил подойти поближе к девушке. Тело лежало в переломанной позе на дне бассейна, лицо девушки было красивым и правильным, мне даже стало жаль, что она решила повеситься. Я смотрел на неё ещё пару секунд, и вот мне показалась, что она пошевелила кончиком пальца на ноге. Она шевелила своей ногой. Видя это, Денис сел на корточки и зарыдал ещё сильнее. Но я даже не испугался. На меня нашло такое чувство, как у гонщика, когда он сталкивается с ограждениями. Я точно знал, что мне надо открыть дверь, чтобы выбежать оттуда. Я подбежал к двери, стал дергать ручку. Но дверь захлопнулась изнутри. В это время труп подошел к Денису. Он перестал рыдать. Глядя на ручку двери, я громко подозвал Дениса к себе. Но он не подошел ко мне, я обернулся. Денис и труп стояли и лицом к лицу, я позвал его ещё раз, но он опять не отреагировал. Тут я понял, что либо всё это розыгрыш, либо мне осталось жить пять минут. Я подошел к этой сладкой парочке и сказал: "Денис, ты вообще Петросян, даже разрыдался по Станиславскому. Мне просто капец как страшно. Может, свалим отсюда втроём и пойдем пить пиво с твоей подружкой?” Денис не сказал ничего, он поправил трупу растрепавшееся волосы (я думал, что он собирался её поцеловать) и сказал ей, глядя в глаза : "Ты уникальная.” Он сказал это таким сухим и отрешенным голосом, что до меня сразу дошло, что жить мне осталось минуты четыре или три с половиной. Я решил бежать через разбитое окно второго этажа. Я метнулся к окну, выкинул туда свою сумку и стал подпрыгивать, как гоумплен, чтобы залезть. У меня это не выходило, было очень страшно, я думал, что сейчас обоссусь. Тут я услышал звук приближающихся босых ног. Я обернулся. Труп шел ко мне, я не знаю, Анон, это был даже не человек. Лицо этой девушки уже не выглядело милым, оно издавало гримасу абсолютной бесчувственной ненависти (в особенный ужас вгоняли мертвые глаза девушки), как будто бы на меня смотрел чужой. Я заплакал. Я понял, что меня сейчас убьют. Оно наклонило голову чуть набок, это было так страшно, Анон, эта тварь выглядела как нечеловек. Меня вконец убила фраза Дениса, сказанная могильным голосом :” Не бойся её, она хорошая. Она хочет дружить.” Всё. Это была последняя капля, Анон. Я обоссался как маленький трусливый червь. В процессе зассывания брюк до меня дошло, что я бы мог залезть в окно, используя шведскую стенку. Я залез на стенку, спрыгнул и зацепился за разбитое окно руками. Я понял, что я порезал правую ладонь о выступающее стекло, кровь брызнула теплой струей. Кое-как я перелез, спрыгнул и разбил себе подбородок во время падения. Я взял сумку и побежал очень быстро к своему велосипеду. Я бежал очень быстро, так как никогда раньше. Мысленно в голове я проворачивал все известные мне молитвы. Было очень больно. Я добежал до велосипеда.
Баба Таня сильно испугалась, когда я весь окровавленный стал рыдыть, обнимая её. Минут двадцать я проплакал в комнате, потом попросил вызвать ментов Денису. Я переоделся и понял, что мне нужно валить. Ещё я понял, что потерял мобилу и фотик. Не собирая вещи ( я взял только сумку с наркотиками), я попросил одного знакомого подбросить меня за сто баксов до города. Там я сел на электричку, потом на поезд. И вот я здесь. (как меня пропустили на границе, вы и сами понимаете). Сейчас, Анон, мне очень страшно и больно. Последняя фраза Дениса (перед тем как я удалил его из друзей) была :” Я каждую субботу хожу к ней.”
