Каждый раз, когда Лину привозили в деревню к бабке, а привозили её туда каждое лето, девочка испытывала и страх и радость одновременно. Радость объяснялась просто, за девять месяцев Линка успевала соскучиться по бабушке, а страх был связан с бабкиным домом и его обитателями.
Ветхий деревенский дом с почерневшей шиферной крышей, темными, покрытыми мхом, бревнами, облупившимися оконными рамами, скрипучими дверьми и вздутым полом, навевал мрачные мысли. Он казался Линке совсем нежилым, странным, страшным домом, в который лишний раз и заходить не хотелось.
Ко всему прочему в доме водились наглые мыши, разгуливающие с наступлением ночи по террасе, пауки, качающиеся в паутине, свитой в каждом углу, и всевозможные жуки, которых Линка панически боялась и на которых постоянно натыкалась в старом доме.
Спала Лина в крохотной комнатке с маленьким оконцем, выходившим на задний двор, заросший высокой травой и колючим кустарником. Оконная рама давно рассохлась, и когда шел сильный дождь, с подоконника на пол капала вода. Воздух в комнатке всегда был сперт, запах старых вещей поселился здесь навечно, Лине пришлось с этим смириться.
Но все это мелочи в сравнении с главным страхом – портретом прадеда, висевшим над старым сундуком уже более пяти десятилетий. Широкое, суровое лицо старика с пронзительным взглядом черных глаз, сросшимися бровями, глубокими вертикальными морщинами на лбу и тонкими, практически незаметными, губами, производило отталкивающее впечатление. Линка боялась острого взгляда с портрета, боялась смотреть на фотографию перед сном, а когда ложилась в кровать, всегда старалась сразу повернуться на левый бок, чтобы ненароком не посмотреть в сторону деревянной рамки.
Иногда ей мерещилось, что она слышит старческое бормотание и шорох, пару раз мужской дребезжащий голос называл её по имени.
Вчера ночью Лина проснулась от свистящего шепота, кто-то сказал ей, что ему скучно и просил девочку пригласить в дом гостей.
Решив, что не успела окончательно проснуться и продолжает видеть кошмарный сон, Линка сильно зажмурилась, а потом, заорав, выскочила в коридор. Возвращаться в комнатку с жутким портретом она наотрез отказалась, более того, потребовала, чтобы бабка немедленно сняла фотографию отца со стены. Бабушка отказалась, помялась и, не глядя на Лину, начала бормотать невнятные фразы. Единственное, что поняла Лина, так это то, что снимать портрет прадеда со стены нельзя, потому как старик может осерчать.
- Ба, ты чего? Он давно умер, на стене висит простая фотография. Сними её!
- Ложись спать в мою комнату, а портрет трогать не будем.
На этом ночной разговор закончился. Утром Лина, ничего не сказав бабушке, сняла портрет, и недолго думая, положила его в шкаф на нижнюю полку, накрыв сверху старым пододеяльником.
Дня через два к Лине пришла подруга Тонька. Девчонки решили поиграть в прятки, и в очередной черед прятаться, Тоня не придумала ничего лучшего, чем забежать в дом, открыть шкаф в маленькой комнатушке и юркнуть внутрь.
Лина искала подругу минут двадцать, потом начала звать Тоньку, крикнула, что играть надоело. Бабушка шепнула, что Тоня спряталась в доме.
- Я видела, она к крыльцу подбегала.
У подруг был уговор, прятаться можно только на улице и в сарае, домой ни ногой. Тонька уговор проигнорировала, поэтому Лина, поднимаясь по ступенькам, готовилась к разборкам.
В комнатушку Лина прошла, обследовав комнату бабки, коридор, террасу и кухню.
- Выходи, я знаю, что ты здесь!
Тоня продолжала отмалчиваться. Лина заглянула под кровать, открыла сундук, а затем распахнула створку шкафа. И едва старая дверца открылась, из шкафа мешком вывалилась Тоня. Она была бледной как смерть с посиневшими губами и вытаращенными глазами.
Прежде чем с криком выскочить из комнаты, Лина успела заметить на нижней полке портрет прадеда. Он уже не был накрыт пододеяльником, и тяжелый взгляд старика на мгновение встретился с взглядом правнучки.
Тоня умерла от удушья. Во всяком случае, такое заключение было вынесено медицинским экспертом.
Лину забрали в Москву, больше месяца она приходила в себя, несколько раз даже была на приеме у детского психолога. После бесед с врачом делалось легко, страхи отступали, появлялось внутреннее спокойствие. Но все же одна странность – странность, которая не давала покоя и которая навсегда останется тайной – продолжала терзать Лину, причиняя душевные страдания. Ведь в тот день, когда Лиина выскочила из комнаты, зовя на помощь, а пять минут спустя вернулась уже с бабушкой, портрет прадеда висел на своём прежнем месте: на стене, над старым сундуком.
