Спросите, какой идиот будет спорить с местным заводилой? Не могу я промолчать, ну никак. Мама утверждает, что это юношеский максимализм, бабуля – переходный возраст. И только папа, смеясь, постоянно хлопает себя ладонью по груди, гордо заявляя: «Моя кровь».
Короче поспорил я, что просижу в заброшенном доме с приведениями 2 часа. В приведения я, конечно, не верю, но вот сидеть там ночью меня никак не вдохновляло. Да и от бабушки влетит, если она узнает. Но не откажешься же, иначе этот самодовольный жирдяй Паша со своими дружками Колькой и Витькой совсем не дадут мне жизни, и каникулы будут испорчены.
– Не передумал? Если боишься, так и скажи, – усмехнулся Паша.
– Ты бы за себя переживал, я и три часа там смогу просидеть, – вот тут я понял, что опять сморозил глупость, но было поздно.
– Давай-давай, три часа! – расплылся жирдяй в улыбке. – И только попробуй сбежать, мы будем следить за домом, так что у бабки отсидеться не получится. Если через три часа мы войдем и не увидим тебя, то… Топай!
Да уж, вляпался в жир ногами. История у дома и правда не самая хорошая, там постоянно трупы находят: самоубийц, бомжей и местных алкашей. Если кто-то в деревне пропадал, то в первую очередь искали там. Делать нечего, придется идти, иначе не отмоюсь потом от позора.
Внутри дома оказалось не так уж мрачно, но осматривать дом что-то не хотелось. Поэтому я решил оставаться в коридоре. В углу стояла старая, драная кушетка, но как говорится – чем богаты. Эх, надо было хоть хлеба прихватить, а то от звуков моего желудка вся нечисть сбежится, как на рев вожака.
Устроившись на кушетке, я все-таки уснул.
Пробуждение было не из приятных – кто-то сидел на груди и смотрел на меня в упор. Сначала я подумал, бабкина кошка, но, вспомнив, где я, резко открыл глаза. На груди сидела крыса, огромная с красными глазами. Минуты две мы смотрели друг на друга не мигая, я не выдержал первый:
– Вы не боитесь тут разгуливать?! Тут, знаете ли, приведения живут!
Крыса моргнула (мне даже показалось, что она икнула от неожиданности) и спрыгнула на пол. Прежде чем убежать в свою нору, она обернулась и зыркнула на меня еще разок. Я не удивился, если бы она покрутила пальцем у виска.
Посмотрев на часы, я понял, что впереди у меня еще два часа. Мда, и спать уже не тянет. Я сел на кушетку, облокотившись к стене. От скуки я начал петь бесконечную песню про дерево, сначала тихо, потом орал (надеясь, что Паша меня слышит), болтал ногами в такт песне. Кушетка не выдержала и развалилась подо мной. Грохот раздался по всему дому и затих.
Поднявшись на ноги и потирая поясницу, я услышал, как в доме будто кто-то заплакал, жалобно и тоненько.
– Твою же мать, – выругался я. Стены в комнате начали чернеть, я побежал к двери, но она просто растворилась в темноте. Под ногами что-то зачавкало. Запахло сыростью. Вот тут я и увидел ее. В темноте сидела маленькая девочка, только ее я мог различать. Она плакала, закрывая лицо руками.
– Это из-за тебя тут так сыро? – подошел я поближе.
Девочка подняла голову и открыла свое лицо. От увиденного я шарахнулся в сторону и упал на локти:
– Ох ты ж, ну и рожа! – ничего умнее я не мог пробормотать.
Лицо, и без того перекошенное и полуразложившееся, вытянулось, глаза заблестели желтым отливом, а плач сменил визг. Я закрыл уши руками, но это не помогло.
– Да заткнись же ты, – я попытался пнуть ее ногой.
Ее это не порадовало, скорее наоборот, но она замолчала и вмиг оказалась рядом, заглядывая мне в глаза. Я мог разглядеть каждого червя, поедающего рану на ее лице, и удовольствия от этого не было. Комок застрял в груди и изо всех сил стучал, отдаваясь эхом в ушах.
– Поиграем? – прошипела она, как змея.
– Ага, ща, только вещи из дома заберу.
– Поиграем! – не унималась она.
Я громко сглотнул.
– А во что? В карты, в шахматы, в лото?
Ох, зря я ее злю! Она показала свой оскал: сгнившие зубы с едким запахом.
– Ладно, ладно, только рот закрой! У меня есть к тебе предложение. Если ты отпустишь меня одного, сюда придут трое других, с ними можешь играть как хочешь и сколько хочешь. Как тебе?!
***
– Ох, горе-то какое…
– Бабуль, ты чего такая озабоченная пришла?
– У Нинки, соседки, сына Пашку с Колькой в заброшенном доме нашли мертвыми, живого места нет, по одежде догадались. Витька один живой, но седой как лунь, и говорить не может, мычит. Горе-то какое… Собирай вещи, езжай домой к мамке, не спокойно мне что-то.
– Уже, собрал, бабуль, уже собрал...
