Он шёл по городу своего детства. Золотая осень застывшим временем носилась по улицам. Воздух был празднично чистым, легким и кружевным. Он шёл по улице, а навстречу ему плыли веселые лица счастливых людей. Всё что окружало его: негромкие разговоры, шелест осенней листвы, прохладные порывы ласкового ветра - сливалось в одну общую музыкальную тему, эта музыка разносила, растеклась, летала, вилась по всему городу, наполняя собой каждое дерево, каждого человека. Вокруг золотые водопады, нарядные деревья, похожие на пронизанные тонкими ароматами японские миниатюрки. По всему городу, на всякой улице, во всяком переулке, на всяком листе лежали резвые солнечные лучи. Земное нежно-голубое небо, казалось, лукаво подмигивало, приглашая вслед за листвой броситься в радостный неудержимый танец осени. В теле чувствовалась легкость и восторженная бодрость, ноги сами несли по дорогам, разметывая жухлые сугробы.
Он шёл и улыбался. Шёл без цели, не разбирая пути, как лист, доверяя свое движение потокам ветра. Он шёл и чувствовал как его душа, его тело, постепенно наполняются прохладным золотом праздничного вальса ранней осени.
Он шёл по покрытой разноцветным ковром солнечной аллее, в самом центре города. За деревьями возвышались стройные небоскрёбы с искрящимися окнами. Солнце приспустилось, его изменивший оттенок свет сталь мягче и слаще. Далекую перспективу аллеи венчало подернутое оранжевой краской предвечернее небо.
Это случилось резко. Он успел почувствовать только сильный удар в живот. Он начал падать, но успел схватиться за линию. Только сейчас он с ужасом догадался, что произошло. Из него торчала впившаяся в землю огромная линия, уходившая концом в невидимый за домнами горизонт. Его мутило, голова начала кружиться, мозг лихорадочно работал. Усилием воли он придал себе устойчивое положение, крепко сжал линию, с ненавистью дернул её от себя. Не вышло. Линия глубоко и твердо впилась в песок.
В спину будто вонзились сотни малюсеньких ледяных иголок. Линия начала поворачиваться. На лбу выступил пот. Ноги подкосились. Линия поворачивалась, поворачивалась, скручивая сросшийся с ней мир. Деревья, небоскребы, люди, листья, аллеи, машины, небо, песок, бетон, стекло, воздух – всё вращалось, смазывалось, теряло формы. Нарастающий в это время закат лопнул и разлетелся по вселенской мешанине огненными, пламенеющими брызгами. Самое страшное, что это всё было таким материальным… Его начало тошнить…
Ладони ударились об живот. Он упал ничком. Через минуту он поднялся, встряхнув головой. Он пришёл в себя и огляделся кругом.
То, что он увидел, поразило его.
Мир будто взорвался у него в глазу. Все краски, все формы выплескались из него. Времени не было. Формы не было. Не было скорости, цвета, размера. То есть, не было этих определённых понятий.
Люди мизерные, люди огромные, люди солнечно-тусклые и бесцветно-яркие, люди однотонно пёстрые и детально целостные. Шли, колеблясь, как огонек свечки, перетекали из улицы в улицу, неслись как лучи света и в то же время почти не двигались с места. Нескорые прохожие шли как зеркала, отражая самих себя, только почему-то в совершенно другой плоскости. Расстояние, какие-либо другие географические признаки перестали существовать. Аллея, улицы, город, мир - находились здесь и сейчас, в одном месте, в одной точке. Всё теснилось как в ядре атома, до невероятности плотно прилегая друг к другу, и вместе с тем, разлетаясь по просторам вселенной. Улицы ожили, дороги зарычали под ногами пешеходов. Безбрежное небо перевалило за берега горизонта и рухнуло на землю своей прозрачной бесконечностью. Океан земли, волнуясь, перетек туда, где раньше было небо.
То был апофеоз бытия, апогей всего сущего.
Внезапно, свет стал видимым. Слепящий, ужасающе материальный он плотно велся в каркас хаоса. Створки-небоскребы шелестели. Хаотичный звуковой шар разрастался в одну музыкальную тему. Каждая песчинка, каждый сучок, каждый человек был в эпицентре кошмара.
Он схватился за голову. Обессилев, он снова упал на песок. Дрожащей рукой он провел по земле, на ощупь она была как человеческое тело. Он зажмурил глаза. Пытался закричать, но из его перекошенного рта вместо стона вылетела только ультразвуковая волна.
Мир двигался по спирали, по прямой, разлетался во всех направлениях, был сферой, и не имел формы, летел за световым барьером и был неподвижен. Самое страшное, что каждый его элемент был неотъемлемым составляющим всего, как в огромной мозаике. Всё двигалось, извивалось, сочилось, пело, смеялось, веяло, вбирало в себя всё вокруг, взрывалось, ползло, конденсировалось… Ветер. Свет. Звезды. Дома. Травинка. Ладонь. Крылья. Крик…
Лейтенант Реньяр в тревоге вскочил с постели. В дверь каюты кто-то нетерпеливо стучал.
Реньяр взглянул на часы. «Третий час» - с тоской подумал он.
- Войдите! - прохрипел лейтенант, застегивая комбинезон.
Дверь отворилась. На пороге показалась неказистая фигурка сержанта Гора, начальника третьего автобота. Лицо сержанта было взволновано.
- Лейтенант! - выдохнул Гор подготовленную фразу, его голос надорвался – Только что с Рагаром произошло что-то странное. Во сне он застонал, и весь покрылся потом, но прежде чем мы успели его разбудить и послать за врачом, он закричал и…
- Что с ним сейчас?
- Он перестал дышать, Реньяр...
- Вы делали искусственное дыхание? Вы послали за врачом? - Реньяр начинал выходить из себя.
Раган умер. Гор ещё не сказал это, но Реньяр уже знал - Раган умер.
- Остановилась сердце, лейтенант.
- Он мёртв?
- Возможно, его удастся спасти. С ним сейчас Валов.
Реняр и Гор вышли из каюты. Солнце на Кроносе вставало рано, но его слабые лучи не могли пробиться сквозь густое переплетение ветвей. Здесь даже в солнечный полдень мучительно не хватало света. Реньяр и Гор с зажжёнными фонариками молча шли вдоль длинной колонны разведочных автобатов. Вокруг ни единого звука, только твердая почва Кроноса глухо гудела под сапогами. Слева и справа от колонны возвышались колоссальные, сорок метров в диаметре, стволы гигантских деревьев Кронос. И высоко на уровне трех тысяч метров над землей разбуженный утренний ветер гулял в древесной листве.
Наконец Реньяр и Гор достигли третьего автобата. Внутри него и нескольких соседних автобатов горел свет. Изнутри доносились приглушённые голоса. Реньяр без стука толкнул дверь и вошёл внутрь.
Возле кровати теснилась толпа людей. Приглушенно, но достаточно громко они разговаривали между собой. Увидев Лейтенанта все замолчали. Несколько человек отступило от постели, и Реньяр увидел бездвижного Рагона. Кожа Рагона была изжелтовато-серого цвета, лицо продёрнуто страшной гримасой, рот открыт, глаза выкатились. Рядом стоял сокрушённого вида доктор Валов, он печально посмотрел на Реньяра, этот взгляд сказал всё. Реньяр подошел к Рагону и сел на колени возле кровати.
- Смерть головного мозга… – чуть слышно проговорил доктор.
Реньяр будто не слышал.
- Раган, – прошептал он.
Ответа не было.
- Раган! - закричал лейтенант, вскакивая.
Труп был неподвижен.
Высоко над землей, в кроне деревьев тихо шелестел холодный утреней ветер.
