Утро всегда было яркое: плотные шторы пропускали солнечный свет, окрашивая комнату в цвет спелой малины.
Артём просыпался быстро, сразу спрыгивал с высокой кровати на прохладный пол и бежал умываться.
С папой как обычно встречался в прихожей – тот уходил рано, и иногда мальчик просыпался раньше, чтобы прижаться к папиной щеке, поцеловать его, ему казалось, что таким образом он желает папе удачи и делает его путь безопаснее.
***
Ирина плакала, громко включив музыку, Артём долго переминался с ноги на ногу у дверей её комнаты – он придумывал повод зайти… ну конечно, пусть поможет ему по математике!
- Ирин, - Артём неуверенно дотронулся до сестриной руки, та вздрогнула и подняла заплаканные глаза на брата. Вытерла слёзы, убавила музыку.
- Ирин, помоги а… Тут задача какая-то непонятная, не разберусь.
Ирина улыбнулась:
- Давай, Эйнштейн мой, - она посадила брата на колени и стала листать учебник.
Артём облегчённо вздохнул – Ирина отвлеклась от своих плохих мыслей (очень плохих, как ему казалось) и занялась им.
***
Стрелки больших настенных часов тикали громко, но днём за суетой дел, их не было слышно, а вечерами мама испуганно наблюдала за их равнодушным ходом. Она всегда была испуганная, или сонная от успокоительного, которое принимала в огромных количествах. Артём прятал её таблетки и приносил отличные оценки из школы, но её радость была недолгой, и она опять замыкалась, лишь часы удостаивались её пристального внимания.
Отец. Он приходил всё чаще далеко за полночь, всегда раздражённый, мама ждала его на кухне, иногда Артём слышал, как он что-то шепотом ей выговаривает.
- Куда мои лезвия всё время деваются, а? – который раз утро в семье начиналось с папиного крика из ванны.
Мать выходила спросонья растрёпанная, испуганно хлопала глазами:
- Дима, на полочке лежат, я вчера их туда убирала…
Отец хлопал дверью, бормоча:
- Не семья, а бюро пропаж!
В первый раз Артём спрятал лезвия отца, когда увидел у сестры на столе журнал с рассказом о том, как девушка перерезала себе вены в ванной.
Он испугался жутко – сестра всегда ходила очень грустная и много плакала. И как он не старался отвлечь её прогулкой или своими уроками – лучше не становилось.
Артём облегчённо вздыхал, тихонько шлёпая босыми ножками, проверял свой тайник в шкафу: мамины яркие таблетки и лезвия отца были надёжно спрятаны.
***
Когда он вернулся из школы, дверь в комнату была распахнута настежь. Он забежал испуганный и увидел мать, сидящую на полу, и коробку из-под обуви – его «тайник» - рядом с ней.
- Сыночка, я понимаю, тебе захотелось поиграть, но ведь лезвия и таблетки это не игрушка, ты бы сказал, мы бы купили тебе новую игру и ты бы играл… - мать дрожащими руками перебирала блестящие бластеры таблеток.
Артём растерянно смотрел на свой разворошенный «тайник», мама сидела возле него на коленях и испуганно смотрела на сына. Тот набрался духа и выпалил на одном дыхании:
- Мам, ты знаешь, что Ирина хочет порезать себе руки, то есть вены?
Женщина растерянно смотрела на сына и молчала. Её мозг, затуманенный ещё лошадиными порциями снотворного и успокоительного, отказывался принимать информацию. Сейчас в голове крутилась мысль только о том, что таблетки, наконец, нашлись, но вот почему они нашлись в комнате сына?..
Артём перешёл на крик:
- Мама! Ты не видишь, что она плачет весь день! И поэтому я спрятал лезвия от Ирины…Я тебе пытался сказать, но ты всё время пьёшь таблетки и спать идёшь, или папу ждёшь на кухне и не разрешаешь мне входить! Вы все не замечаете ничего! И папа стал поздно приходить домой…и он меня не слушает тоже!
Отец стоял в коридоре и слушал разговор сына с женой. И его появление было случайно в это время в этом доме, ведь он давно проводил всё свободное время там, куда тянуло невыносимо сильно до такой степени, что он решил оставить семью. Решил, но не решался. Ему нужна была причина, даже не причина, а оправдание своего поступка, уйти просто так не хватало смелости, он боялся осуждения со стороны. Решительно он вошёл в комнату.
Артём стоял весь в слезах и что-то бормотал, не кричал больше – устал. Жена продолжала сидеть на полу, но на его появление отреагировала очень бурно. Вскочила сразу, поправила волосы, отряхнула руки, будто от грязи, и замерла, не сводя глаз с мужа.
- Что тут происходит?! – Дмитрий кричал без злобы, насильно повышая голос.
Мать и сын стали говорить одновременно. Он махнул рукой, призывая их замолчать , схватил с пола пачку таблеток и лезвия, сунул в лицо жене:
- Катя! Что это и почему оно в комнате нашего сына?!
Екатерина испугалась, она вдруг всё начала понимать. Действительно, дочь стала замкнутой, а она, избегая проблем, пыталась заглушить боль от того, что муж стал очень чужим и далёким, начала пить таблетки, лишь бы уйти в иллюзию спокойствия и безмятежности. И она во всём виновата, и сейчас Дима это поймёт и точно решит уйти, и она будет одна…
- Дима, представляешь, нашла у Артёма в комнате! Лезвия и таблетки – где он их взял, ума не приложу! – Катя, удивляясь самой себе, разговаривала уверенно и твёрдо. Она боялась, то потеряет интерес мужа, что он опять распсихуется и уйдёт, а у неё останутся лишь стрелки на часах, отсчитывающих время до и после.
- Таааак… – Дмитрий начал ходить по комнате, не понимая, что ему делать дальше и как повернуть ситуацию в нужное для себя русло.
Артём минуту молча наблюдал за родителями, потом откашлялся и неуверенно начал:
- Пап, я спрятал таблетки и лезвия, потому что Ирина хотела……
Отец подошёл к сыну схватил его за руку и стал кричать прямо в лицо:
- Не смей всё перекладывать на сестру! Отвечай немедленно, зачем ты это сделал! – отец так сильно сжал руку Артёма, что ему стало больно, он пытался освободить её.
- Нет! Это невыносимо! Что за семья?! – отец стыдился своего надуманного гнева и страха в глазах Артёма, но желание найти виноватого было сильнее.
Екатерина быстро подошла к мужу:
- Дима успокойся, мы завтра поедем к хорошему доктору и покажем ему Артёма, он отличный специалист, детский психолог…
Артём испуганно закричал:
- Зачем меня к врачу?! Что я сделал? Послушайте вы меня – это Ирина хотела…и лезвия...потому что...а мама…таблетки – Артём плакал навзрыд, до икоты, слова путались.
Его заперли в комнате до утра, разрешая выходить только в туалет. И странно в пустоте тёмной квартиры было слышать радостный мамин смех и голос, что-то рассказывающий отцу на кухне.
Весёлая от присутствия мужа рядом Катя сидела у доктора, теребила ремешок сумки и рассказывала об Артёме, бросая счастливые взгляды на Дмитрия. Тот нервничал и жалел уже, что затеял это всё – думал, разругается и уйдет, мол, причина в сыне и нежелании жены делать что-либо для семьи, но Катя, вдохновленная вниманием мужа, решила действовать, удерживать его как можно дольше.
- Так вы говорите, Артём всегда имел наклонности к необъяснимым действиям? – доктор внимательно посмотрел на Катю.
- Да-да, именно так, когда ещё в детский сад ходил, он пачкал руки кетчупом и пугал всех, что это кровь, а в первом классе вообще хранил в портфеле мёртвую мышь, и утверждал, что это его друг и он с ним разговаривает.
- Так, ясно. А теперь он одержим идеей, что сестра хочет убить себя, а вы неимоверно много пьёте таблеток, и поэтому он всё это спрятал, да?
- Да. Я давно это заметила за ним, но думала, шутка, обойдётся… - Катя врала, врала самозабвенно и без стыда. Сейчас важным было только то, чтобы Дима не ушёл и не дал ей снова уйти в плен сна и иллюзии, чтобы квартира вновь не наполнилась тиканьем этих ненавистных часов…А если Артёма положат в больницу – это совместная забота о сыне обязательно сблизит их, сделает родными вновь.
- Нам бы хотелось, чтобы его вылечили, чтобы он находился под наблюдением специалистов – Катя говорила, глядя врачу в глаза. – Вы меня понимаете?
Врач всё уже давно понял. Кивнул головой, пригласил Артёма для разговора, Катя с Димой вышли в коридор.
Маленький мальчик испуганно жался у двери.
Доктор улыбнулся, пригласил взглядом его сесть.
- Ну что, Артём, откуда у тебя таблетки и лезвия оказались в шкафу?
- Мама пьёт таблеток много, а Ирина, она хотела…
Врач прервал сбивчивый рассказ мальчика:
- А зачем ты всё сваливаешь на других? Ты уже большой, пора говорить правду. Ну, так что? Зачем тебе таблетки и лезвия?
С Артёмом случилась истерика, он начал кричать, бегать по кабинету, швыряя, всё что попадалось на пути:
- Нет, нет, вы не понимаете, Ирина хотела резать себя лезвиями, а мама, мама она пила таблетки…и утром и…всегда!!! – маленький Артём захлёбывался от крика, доктор понимающе улыбался, сделал знак медсестре, которая незаметно вошла в кабинет. Та взяла его уверенным сильным движением под локти, опрокинула себе на колени и сделала укол.
Артём терял чувство реальности, его движения казались ему медленными, голос тягучим, как сироп, он кричал, доктор лишь смотрел на него и задумчиво теребил шариковую ручку.
***
Белые стены, одинаковые белые стены, потолок, нет окон. Ощущение, будто комната сплошь из белых стен, и нет ни верха, ни низа, только стены и белая метель вокруг. Взгляду не за что зацепиться, и всё наполнено этой равнодушной бледностью. Будто лишают одновременно зрения, слуха и возможности думать…
Артём устало присел на корточки возле одной из стен, руки затекли от смирительной рубашки, ему кололи успокоительное уже почти неделю - несильное лекарство, жалели неокрепший организм - но всякий раз, когда открывалась дверь, он пытался вырваться из комнаты, как маленький зверь кусался и кричал.
Ему снились сны, что мама выпила все таблетки, а сестра порезала всё тело лезвиями и ходит по комнате вся в крови, улыбается и подходит близко и протягивает страшную руку в порезах к его лицу…
Артём вскрикивал во сне, плакал и кричал, чтобы они забрали лезвия и таблетки у них, иначе будет худо…плохо будет всем…
Но больше всего он звал папу, шептал сухими губами:
- Папа, папа…тебе нельзя, ты не сможешь один, я встану, я провожу тебя, один ты не сможешь…
***
За ним в маленькое замаскированное оконце наблюдали две медсестры:
- Жаль мальчика, такой маленький и такая страшная судьба…
- И семья вроде благополучная, а вот видишь - дочка-то старшая у них таблетками отравилась, вроде не откачали, 16 лет всего…
- Да-а, жизнь…
***
Белая комната наполнялась приглушённым светом ночью, тело маленького человечка, закутанного в страшную белую рубашку, не оставляющую никаких шансов на движение, было почти не видно на фоне кромешно белой стены, он лежал, скорчившись, и шептал лишь:
- Спрячьте, спрячьте, плохо будет…Папа…подожди…
